"Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Кюнскен Дерек

Задыхаясь, камерарий добрался до стола. Он растянулся на столешнице, почти перескочил через нее, отчаянно пытаясь сбежать. В панике он схватил свиток, но когда его скользкие от пота пальцы сжали цилиндр свитка, Ребен почувствовал, как клинок проткнул его плечо.

А затем его бок. Снова и снова.

Рыгая от боли, Ребен упал на стол, глядя на то, как растекается его собственная кровь, как его шелковая одежда из кремовой становится темно-алой. Он слышал, как капли крови стучат по каменному полу.

Пока в его кабинете гасили огни, Ребен судорожно делал последний вздох и дрожащим пальцем провел по символам на свитке, замазав их кровью.

– ПОДВЕРГНУТЬ ТАКОЙ ОПАСНОСТИ нашу семью! Наше гордое имя! Этот банк! Я… даже не могу смотреть на тебя!

Руссун Фенек, сгорая от стыда, опустил голову. Он сжимал пальцами рукав своего серого с золотом халата, злясь на то, что шелк так легко скользит сам по себе. Сейчас ему хотелось с такой же легкостью ускользнуть от разъяренного отца.

Руссун предполагал, что смерть Темсы вызвала облегчение у многих, но больше всех она обрадовала именно его. Острый и тяжелый клинок, который висел над его сыновьями, над его женой, над ним самим, исчез. Он не стыдился рассказывать о том, что плакал, узнав о возвращении императрицы, а также о поимке и порабощении тора Борана Темсы.

Но, похоже, Темса даже после смерти остался проклятием Руссуна и наказал его за то, что тот пошел против кодекса и своего отца. Руссуну это казалось несправедливым.

– Отец, я много раз тебе говорил – у меня не было выбора.

– Ты должен был обратиться ко мне! Палата Кодекса…

– Темса запретил мне даже упоминать об этом. Он убил бы Билзара, Хелина и Харию! И что тогда?!

– Как ты смеешь меня прерывать?! – заревел тор Фенек, брызгая слюной.

Он пришел в такую ярость, что его лицо из алого стало свекольным.

Всплеснул руками, Руссун вскочил с кресла и зашагал по комнате, чтобы успокоиться.

– Как только императрица взойдет на трон, все вернется в норму. Расследования продолжатся. Палата Кодекса захочет узнать, почему Темса так высоко забрался и почему мы проводили для него Взвешивания. Ты знаешь, сколько его монет лежит в наших хранилищах, сколько имущества мы купили, оставив их в качестве обеспечения? Мальчик, неужели ты не видишь, что эта история нас погубит?!

– Не называй меня мальчиком! – рявкнул Руссун Фенек. – Мне прекрасно известно, сколько этих проклятых монет хранится у нас. Я же знак! Я сам подделывал бумаги о переводе!

Тор Фенек не привык к тому, что сын кричит на него. Он сосредоточенно сделал вдох, прижал кончики пальцев к столешнице и развел пальцы в сторону так, что получилось нечто вроде клетки. Он прищурил свои глаза цвета шалфея, и, глядя на Руссуна, долго жевал губу и усы, пока не пришел к решению.

– Я не допущу, чтобы Монетный двор Фенека оскверняли такие варвары и душекрады, как Боран Темса – и такой глупец, как ты, который ставит свою жену-нищенку и детей-ублюдков выше нашего гордого имени. Я дал тебе башню и карьеру, надеясь, что ты покажешь себя с лучшей стороны. Но оказалось, что я ошибся, – прорычал Фенек.

Его лицо стало бесстрастным, лишенным каких-либо эмоций. Речь уже шла не о семье, а о деловых отношениях. Нравы в банковском квартале были настолько кровожадными, что должниками могли стать даже родные дети. Как говорили в квартале Оширима, «медь прочнее крови».

– Ты возьмешь на себя вину за этот фарс. Ты нарушил кодекс; ты – заблудший знак, которого шантажировал душекрад. Палата тебя пощадит, – сказал Фенек, и лишь легкая запинка намекала на то, что сейчас он испытывает какие-то эмоции. Он опустил голову. – Ты понятия не имеешь, что ты сделал с нашей семьей.

Руссун разорвал рукава своего халата.

– Все не так. Если уж на то пошло, то свою семью я спас. А все остальное меня сейчас не интересует.

Тор Фенек ударил кулаком по лежащей рядом груде монет и свитков, а Руссун распахнул дверь кабинета ударом ноги и пошел по мраморному полу, отполированному до зеркального блеска. Отражение Руссуна было темным – в коридоре не горел ни один фонарь. Четыре сонных знака, которые все еще упорно трудились, наклонили головы или стерли слюну с губ, заслышав шум. Четыре телохранителя, стоявшие рядом с их высокими башнями, встали по стойке смирно.

В дверях кабинета появился побагровевший тор Фенек.

– Не смей уходить от меня, Руссун Фенек! – крикнул он, и его крик разбудил других знаков.

Не дойдя до большой лестницы, которая вела на первый этаж, Руссун повернулся и махнул рукой. Лицо Руссуна исказилось от ярости, но он промолчал.

– Не смей…

Вопль фенека был прерван звуком мощного удара. Воздух наполнился осколками стекла, щепками и каменной пылью: два тарана пробили двери. Не успел Руссун сделать вдох, как в дом ворвались десятки призраков в бурых доспехах и алых плащах с короткими мечами и короткими копьями в руках. Они напали на личную стражу тора, которая отчаянно пыталась построиться в боевые порядки. Когда десятки призраков превратились в сотню, они легко сломили сопротивление и двинулись вверх по лестнице.

Знак завопил; его окружили, словно скалу во время прилива. Мечи протыкали его, отрезали от него куски, и он исчезал в молчаливой, кровожадной толпе. Руссун смотрел отцу прямо в глаза. Даже в тот миг отец показал себя трусом; почти оцепенев от шока, он осторожными шажками отступал в свой кабинет.

«Моя семья в безопасности…» Руссун говорил себе это снова и снова, пока холодные, бесплотные ноги топтали его тело и он погружался в мир черной воды.

АНИ ДЖЕЗЕБЕЛ ХЛОПНУЛА ладонью по деревянной стойке. Несколько посетителей таверны, вздрогнув, слезли со скрипучих табуретов и побрели прочь.

Старсон появился откуда-то из глубины с кружкой свежего пива – зеленоватого, со снежно-белой шапкой пены. Лицо Старсона было покрыто черными сальными разводами.

– Держи, босс, утопи свои печали. Выдержанный волкейл из моего родного Блейдхорна. Настоящее северное пиво.

– Это полная задница, Старсон, – буркнула Ани, медленно вдавливая шипы кастета в липкую, покрытую щербинами стойку. – Дело не в печалях. Темса получил по заслугам. Упал с башни, которую сам же и построил. Просто ты не видел, что под конец он почти спятил. Если честно, то я оказала ему услугу.

– Да, босс, ты уже говорила.

Ани посмотрела на грязное зеркало, на горстку посетителей «Ржавой плиты». Человек двадцать сидели за столами – кто в компании, кто поодиночке. В дальнем углу какой-то бард с аргхулом пытался повысить всем настроение, наигрывая любимые всеми песни, но атмосфера оказалась слишком тяжелой.

Ани никого не могла упрекнуть: она все понимала. Сторонники Культа Сеша на улицах города весь день объявляли о том, что императрица Нилит вернулась и что завтра утром у Великого колодца Никса состоится всеобщее собрание. Жители уже начали выглядывать из-за дверей и ставней, но замки по-прежнему не отпирали. Страшного убийцу Темсу предали в руки правосудия, императрица вернулась, но нехватка воды из Никса никуда не делась. И, если верить тому, о чем во всеуслышание говорили нищие и шептались все остальные, нехватка превратилась в полное отсутствие воды. На окраинах вспыхнули бунты; один колодец Никса был разрушен. Город Множества Душ по-прежнему находился на краю пропасти.

Ани не могла избавиться от неприятного ощущения – словно под ее воротником застряли колючие волосы. Покинув башню Буна, она почти не выпускала топор из рук и даже сейчас сжимала его рукоять той рукой, которая не держала кружку.

– Это полная задница, – повторила она, катая пиво во рту. Ани редко пила: у такой женщины, как она, было слишком много врагов, чтобы заниматься такими глупостями, как пьянство. – А теперь Темсу поймал Культ Сеша – и, похоже, они также сцапали Сизин и ту суку Хорикс. – Небесная Игла дымилась уже почти целый день, и слухи о летучей машине распространялись словно пожар. – Что-то должно рухнуть, Старсон, – со вздохом добавила она. – Пересохший Никс…