Эсминцы. Коса смерти - Ангелов Августин

Вот, взять отца Нины. Так он же генерал-лейтенант, начальник штаба Прибалтийского особого военного округа. И от него тоже немало зависит. Александр Евгеньевич вспомнил, что 11 июня начальник отца Нины, командующий ПрибОВО генерал-полковник Федор Исидорович Кузнецов прилетит в Москву и встретится там с самим Сталиным. И прилетит он как раз ради того, чтобы запросить инструкции и помощь в развертывании по плану прикрытия, спущенного в округа из Генштаба. Конечно, начальник Генштаба Жуков фигура неоднозначная, он, скорее, военный практик, нежели теоретик, и не он один разрабатывал все эти планы прикрытия в Генеральном штабе. Разумеется, он работал над ними совместно с настоящим теоретиком военного искусства, маршалом Борисом Михайловичем Шапошниковым. Причем звание маршала Шапошников получил до второй войны с немцами, в 1940-м. В то время, как Жуков оставался генералом армии.

Но и совсем бездарным как теоретик Жуков тоже не был. В январе 41-го он участвовал в штабных оперативно-стратегических играх, проводимых по картам. И победил в этих играх. Конечно, Шапошников имел больше влияния на Сталина. Вождь даже называл его Борисом Михайловичем, а не по фамилии, как всех остальных, но на самого Шапошникова выходов у семьи Лебедева в данный момент не имелось. Да и не было бы от Бориса Михайловича в дни начала июня особого толку, потому что Шапошников находился в отпуске по болезни и вовсю лечился от туберкулеза. И только с 29 июля он вновь будет назначен начальником Генштаба РККА после того, как Жуков не справится с прорывами вермахта вглубь страны. И будет Шапошников разрабатывать планы по подготовке и проведению контрнаступления под Москвой и зимней кампании. А пока военная власть находилась в руках именно у Жукова. И что там будет к концу июля? А может быть, изменится ход войны, и Сталин не прогонит Жукова с должности начальника Генштаба?

Разумеется, Жуков наделал много ошибок. Но кто из генералов их не делал в те дни? С другой стороны, он умел и навести порядок, если того требовали обстоятельства. Да, он бросал плохо вооруженные и почти не подготовленные воинские формирования в бой, и многие тысячи солдат вынужденно погибали. Но часто в те дни других формирований для того, чтобы срочно латать дыры, проделываемые в нашей обороне немцами, под рукой у командования просто не имелось. Вот Жуков и затыкал бреши тем, чем мог. И в конце концов, какой бы он ни был и как бы его потом ни ругали, но именно решимость Жукова смогла стабилизировать фронт под Ленинградом, когда немцы уже взяли Стрельну и Петергоф и прорывались к городу с юга, а Жданов, запаниковав, начал готовить предприятия Ленинграда к взрыву, а корабли флота – к затоплению в акватории порта.

Именно Жуков дал распоряжение выбить немцев из Стрельны и Петергофа силами флотского десанта. И если бы флот заранее был готов к подобным операциям, то такое решение вполне могло сработать. Вот только флот оказался не готов высадить нормально свой десант. А высадил так, что люди сразу оказались в холодной воде, намокли и замерзли. Как не был готов флот к взаимодействию с сухопутными силами и танкистами, брошенными тем же Жуковым на помощь флотскому десанту. Да даже нормально поддержать собственный десант огнем своих многочисленных артиллерийских кораблей флот оказался не готов. А если бы десант у флота был наготове, обученный, хорошо вооруженный и оснащенный нормальными десантными плавсредствами и эффективной огневой поддержкой, а еще и хорошей связью, то и трагедии не случилось бы. Да, Жуков слишком уж решительно погнал неподготовленные десанты на врага. Но в тот критический момент действовать нерешительно под Ленинградом уже было невозможно, иначе немцы ворвались бы в город. Провалившаяся десантная операция хотя бы немцев отвлекла, и они оттянули часть штурмовых сил к Стрельне и Петергофу в ожидании новых десантов. Что дало возможность оборудовать позиции на юге города и укрепить их для обороны.

И вот это качество решительности, а не жевания соплей, и нравилось Лебедеву в Жукове. На решимость Георгия Константиновича он сейчас и надеялся больше всего. А еще очень надеялся, что получив исчерпывающие сведения о противнике от разведки Балтийского флота, Жуков сделает правильные выводы и предпримет все возможное, чтобы нарушить планы врага. Весь немецкий план под названием «Барбаросса» Лебедев изложил со всеми подробностями, причем подкорректировав его именно к фактическому развитию немецкого наступления, обозначив все основные населенные пункты, которые будут захвачены по дням и даже по часам, а также действия немецкой авиации и флота.

Был еще один выдающийся деятель, какие-то выходы на которого у семьи Лебедева тоже имелись, нарком Военно-морского флота Николай Герасимович Кузнецов. На него Александр тоже надеялся, но меньше. Потому что в решительности Жукову он, конечно, сильно уступал. И исповедовал он, опять же, оборонительную стратегию минных позиций. Кузнецов, конечно, первым приказал открывать флотам огонь по противнику, сохранил в войне костяк флота, только никаких флотских наступательных операций не провел, Севастополь сдал, а Балтийский флот посадил на всю войну в Маркизову лужу. Так что от Трибуца нарком флота в плане решительности далеко не ушел. И вот как быть с этим? Ответа на этот вопрос у Александра Лебедева пока не имелось. «Так что пока ставка будет на Жукова, однозначно», – решил Лебедев.

Глава 14

Лебедев, разложив вокруг себя на столе карты и стопки бумаг, продолжал, в первую очередь, записывать те сведения, которые он считал важными именно для начального периода войны. Страшной и кровавой войны, в которой почти вся Европа, объединенная Гитлером, где путем захвата, а где, как в случае с Италией, путем политики, ждала расправы над славянами-варварами и дележки советской территории и ресурсов, обещанной фюрером «тысячелетнего рейха», просуществовавшего, в итоге, всего двенадцать лет. Потому Гитлером и был провозглашен поход на восток, а русские были объявлены недочеловеками, что Европе уже тогда не хватало собственных ресурсов для развития. Гитлеровская Европа тех лет, активно подталкиваемая к войне на два фронта Британией, жаждала превосходства и расправы над русскими варварами. Конечно, Евросоюз под властью Гитлера дорого потом заплатил за преступные амбиции. Но недостаточно дорого, наверное, раз в двадцать первом веке подобные идеи о европейской исключительности снова начали появляться в головах европейских политиков.

Сначала Лебедев еще раз более подробно написал о плане молниеносной войны и предусмотренные в нем не более двух месяцев для полного разгрома СССР. Потом он изложил поступательное развитие событий на трех направлениях, развиваемых тремя немецкими группами войск, из которых группа «Север» наносила удар на Ленинград, группа «Центр» – на Москву, а группа «Юг» – на Киев. Затем перешел к потерям наших летчиков, танкистов и пехоты, написал про массовую сдачу красноармейцев в плен, когда целые дивизии предпочитали не обороняться, не биться до конца, как Брестская крепость, а сдаваться, едва попав в окружение. Бардак был повсеместным, если даже в самой стойкой Брестской крепости укрепления на берегу Западного Буга не были заняты советскими войсками вовремя. Из-за чего немцам удалось занять в первый же день всю юго-западную часть этой крепости, в то время как северо-восточная часть крепости еще долго оставалась под контролем красноармейцев.

Были, разумеется, поначалу и паника, и хаос. Так что неудивительно, что не только из-за внезапности немецкого удара, но и по причине собственного организационного беспорядка треть всех потерь в войне пришлась на 41-й год. Это потом уже, когда руководство страны сильно клюнул жареный петух наступающего вермахта, начали принимать настоящие меры, в результате которых организационный и снабженческий бардак удалось хотя бы сильно уменьшить. Но искоренить его полностью так и не смогли, и именно такой непобедимый бардак привел в дальнейшем СССР к краху. Так что Лебедев упомянул в своих записях и об этом.