Дмитрий Никитин - Алайцы на Айгоне
Вопреки опасениям, в последующие дни помощь пантиан весьма пригодилась. Экспедиция, наконец, плотно занялась планетологическими исследованиями, и было очень кстати привлечь к сбору образцов местное население. Впрочем, по настоящему растолковать туземцам, что от них требуется, так и не удалось. Стоило похвалить кого-нибудь за интересный минерал или цветок, как все остальные притаскивали точно такие же. Когда их дары отвергали, дикари громко выражали недоумение, мол, пришельцы сами не знают, чего хотят. Скоро по лагерю уже трудно было пройти между наскоро разобранными кучками камней и целыми стогами растений. Всё это надлежало сфотографировать и описать, определив то немногое, что предстояло взять с собой на Гиганду.
Вин под завязку забила холодильник зоологической коллекцией. Живые же экземпляры содержались в смастеренных туземцами из толстых прутьев клетках. За порядком в этом издающем всю гамму звуков зоопарке наблюдала Варра. Когда зверье слишком расходилась, она звучно шлепала по прутьям хвостом и скалила острые зубы. Вообще же исследования местной флоры и фауны фактически шли впустую. Похоже, что инопланетяне переместили пантиан со всей биосферой Запроливья. Стоило лететь на Айгон, чтобы изучать биологию северных районов собственной планеты?! Единственным действительно интересным образцом была хищная морковка, подстреленная Дингой на скалах. Биолог умоляла сделать вылазку на окраину котловины, где наверняка имелись собственно айгонские виды, но командир, впечатленный восемью челюстями десятиметрового конуса, был полон решимости тянуть до последнего.
Пока же Лугс предпочитал не удаляться от лагеря. Своим напарником он сделал Дингу, которого предпочитал держать перед глазами. Хотя тот сильно переменился после собственной «смерти», для Лугса веры ему больше не было. Бортинженер, кстати, оказался неплохим водителем. Баг, уступив ему рычаги родной машины, не слишком переживал. Похоже, что новая любовь окончательно вытеснила из его сердца «Котенка». Было бы слишком жестоко разлучать бортмеханика с Вин даже на короткое время. К тому же в лагере были нужны крепкие руки для разбора поступающих образцов. Командир же с Дингой, разъезжая на бронеходе по ближайшим окрестностям, выбирали буровой установкой столбики грунта и взрывали заряды для сейсморазведки более глубоких слоев. Программа исследований вообще-то предполагала постоянные консультации со специалистами на Гиганде. Лишившись связи с ЦУПом, оставалось только надеяться, что они делают всё, как надо — хоть как-то оценить получаемые результаты никто из команды был не в состоянии.
В котловине стало оживленно. Отошедший от ядерной встряски «подоблачный» радиоэфир то и дело доносил обрывки переговоров на эсторском. Несколько раз вдали проплывал над лесом дирижабль с опознавательными знаками Империи. Лугс нисколько не удивился, когда при выборе места под очередную скважину заметил на облюбованной им поляне еще одну фигуру в скафандре. Имперец тоже не выразил особого удивления и тут же отвернулся к своему прибору, установленному на треноге. Некоторое время каждый занимался своим делом, не обращая друг на друга внимания.
Потом чужака что-то явно заинтересовало, и он решительно направился в их сторону. Лугс шагнул навстречу. Незнакомец, не поймешь — молодой или старый, скалился сквозь стекло шлема неестественно ослепительной, какой-то киношной, улыбкой.
Чего он лыбится? Уставился, как коммивояжер на домохозяйку!
Что-то в облике имперца настораживало, только непонятно что. Вроде бы всё на месте, фигура расслаблена, руки видны, оружия нет, скафандр… Стоп! Вот она несуразность! Человек не может так стоять в тяжелом гермокомбинезоне, хоть в имперском, хоть в алайском! Даже Динга, снявший систему жизнеобеспечения, всё равно ходит, как и все — «в позе уставшей обезьяны». А этот держит себя свободно, даже немного откинулся назад. У него ненастоящий скафандр!!! Точно, ни одного шва, будто отлит целиком из какого-то блестящего пластика…
Догадка, похоже, отразилась на лице барона. Чужак притушил сахарную улыбку и смотрел уже с легким недоумением. Потом и до него стало что-то доходить. Теперь взгляд чужака выражал смесь страха и какого-то гадливого презрения. Фальшивый «имперец» сделал шаг назад, Лугс машинально потянулся его остановить и тут же наткнулся на серию апперкотов. Пришелец использовал неизвестную боевую школу, к тому же двигался с невероятной скоростью. Но не на того, братец, напал. Несмотря на возраст, барон был не последний в алайском рукопашном. Помогал и полужесткий скафандр, амортизируя удары в корпус.
Получив пару раз по шлему, чужак вырвался из захвата и бросился бежать. Его костюм вдруг вспыхнул разноцветьем красок, и в следующий миг незнакомец будто бы растворился на фоне леса. Барон замечал лишь какое-то удаляющееся переливчатое мелькание, точно пришелец превратился в фигурку из абсолютно прозрачного стекла. Следуя за колыханием веток, Лугс ворвался в лес, сзади грохотал Динга. Поднырнув под низкие кроны, барон вылетел прямо на цилиндрическую кабинку, похожую на огромный стакан, только с дверцей на боку… И дверь эта медленно закрывалась! Похоже, что чужак скрылся именно за ней. Они отодрали дверцу, прицепив трос от подогнанного «Котенка», но кабинка оказалась абсолютно пуста. Подоспевшие чуть позже пантиане подтвердили, что, да, через такие штуки к ним нередко являются демоны. То есть субъект, принятый за имперца, на самом деле был именно «демоном» — инопланетянином!
Кроме совершенно неподъемной кабинки от инопланетянина остался брошенный прибор. Стоило доставить его в лагерь, как Вин, не обращая внимание на предупреждения, бросилась изучать находку, обнаружив нетипичные для биолога технические навыки. Под вечер она объявила, что инопланетный прибор не что иное, как довольно простенькое соединение голографического мольберта с фоносинтезатором. Пришелец оказался кем-то вроде музыкального художника, творившего на природе. Вин даже сумела вызвать несколько записей, сделанных хозяином инструмента. Набор душераздирающих звуков и ярких цветовых пятен не вызвал никаких ассоциаций с пейзажами Подоблачной котловины. Наверное, несмотря на внешнее сходство, органы восприятия у инопланетян были устроены совсем не по-людски.
Лугс ощущал тянуще за душу беспокойство, мрачное предчувствие какой-то невообразимой беды. Такое до этого было с ним лишь раз — в самый канун войны. Эх, откройся тогда ему причина этого беспокойства — успел бы поднять свои истребители навстречу надвигавшимся имперским воздушным армадам. Может, всё бы тогда пошло иначе. Не было бы бомбовых ковров по алайским укрепрайонам, прорывов вражеской бронепехоты, не было бы хаоса и Великой Смуты.
Знать бы сейчас, к чему болит сердце! Из головы не выходило выражение лица этого чужого, как там его — «землянина», когда он вдруг понял, что перед ним не его собратья. Какая-то высокомерная брезгливость, будто смотрит не на человека, а на мерзкую ядовитую мокрицу. Да за кого они себя возомнили там, на Седьмой Жука? За святых праведников, ангелов господних или, правда, — за богов?
* * *Ему снился заповедный лес около Гигны, по которому он подолгу бродил в юности. Вот и теперь, как тогда, он шел между возносящимися в небо золотистыми стволами, на плечах поскрипывали лямки рюкзака, а нос щекотал забытой запах пахучей травы, совсем пропавшей после войны. Он знал, что впереди его ждет встреча с другом, они сто лет не виделись, тот, наверное, уже поставил палатку и разжег костер. Лугс вышел на поляну, и тут его охватил непонятный, жуткий страх. Это было не то место, куда он должен был прийти, и стоящий перед ним человек был чужой.
Лугс вздрогнул всем телом и проснулся. Стояла ночь. Его блок в жилом куполе скупо освещала синеватым светом дежурная лампа. Напротив на стуле сидел, закинув ногу на ногу и сцепив на коленке костлявые пальцы, пожилой незнакомец, благожелательно смотревший на Лугса. Тот сразу успокоился — значит, продолжается сон. Но как он похож на явь. Вот и Варра появилась, гулко пробежав по туго натянутому потолку. Неведомый гость проводил ящерицу долгим взглядом.
— Мда… Мало нам было голованов… Вы меня не узнаете? — незнакомец вновь повернулся к Лугсу. — Нас как-то представлял Гепард.
— Не узнаю, — спокойно ответил Лугс. — Хотя, постойте. Вы были конференс-директором какого-то банка. Я еще подумал, зачем Гепарду такое знакомство… А как звать Вас, извините, не помню, через тридцать-то лет.
— Меня зовут Корней, и сейчас я не конференс-директор. Вообще-то я и тогда был не вполне банкиром. Дело в том, что я — пришелец, инопланетянин, работаю у вас на Гиганде.
— Продолжайте, — пробормотал Лугс. Что-то похожее он уже слышал или читал, но просыпаться пока не хотелось.
— Я пришел поговорить с Вами о том, что происходит здесь, на Айгоне, — Корней забарабанил пальцами по откидному столу. — Мы ведь ожидали вашей посадки в совсем другом месте, а вы оказались как раз там, где быть не должны. И тут же стали вести себя, ну просто недопустимо! Перебили реликтовых сора-бору-хиру в заповеднике, устроили межплеменную войну, атомную бомбу взорвали. А в заключение избили уважаемого Сурда, отняли мольберт. Он успел подать жалобу в Художественную гильдию и Мировой Совет. Кстати, мольберт я забрал, верну хозяину, а то смотреть на него жалко. Вы понимаете, какие из-за вас проблемы? Теперь мы только и заняты, что дезактивацией местности, да медициной. Вот бортинженера вашего сразу поставили на ноги, хоть был почти в лепешку, и тут же поступило полсотни пантиан, некоторые — в состоянии, похуже бортинженера. Госпиталь забит под завязку, некрофага не хватает.
