Al1618 - Тени Прерии. Свои среди чужих
Впрочем, вся эта философия, как и переживания по сборам и прощаниям прошли как сквозь пелену. И только когда по траве побежали волны поднятые винтом взлетающего коптера, а домишки, такие знакомые и родные, провалились вниз и сменились морем леса, Инга позволила себе вспомнить все эти сумасшедшие пять дней. Дней, когда она прикоснулась к настоящему чуду, и самые щемящие мгновения последнего из них.
* * *Прощались они на окраине леса, на обычном месте, но в этот раз сердце неожиданно сдавило пониманием что — ВСЕ. Больше она своих друзей, скорее всего, не увидит. Уж очень нежно прижимались они напоследок. Осталось только зажать сердце в кулак и спросить напрямую:
— Вы уходите?
Две мордашки и без того не веселые погрустнели еще больше а ушки свесились. Кисуня махнула лапкой в сторону садящегося солнца и развела лапками — дескать, это люди постоянно сидят на одном месте, а другим приходится проводить все время в путешествиях, такова уж жизнь…
— Но ведь мы еще встретимся?
В ответ Ингу развернули лицом к околице и показали лапкой на дом, а потом — на юг, после чего две лапки опять указали на садящееся солнце и разошлись в стороны, стараясь обнять весь мир, но в итоге — обняли человечку. Два носика ткнулись в шею, а потом в волосы, прощаясь и стараясь запомнить навсегда.
Ну что ж, они правы — пути сегодня расходятся, а мир он ведь хоть и очень большой, но еще и очень тесный — свидятся, если будет на то воля судьбы.
* * *А тем временем, за шесть сотен километров, Седой принимал доклад о результатах выполнения учебного задания по установлению контакта третьего уровня. Точнее — гладил, по голове и вздрагивающим спинкам расстроенных близнецов, которые в конце повествования сказав «она улетела!» уткнулись ему в подмышки.
«Вот не думал, что принимать зачет — это так мокро», — мелькнула непрошенная мысль. Оставалось только дать им выплакаться, после чего усадив на колени и облизав вымокшие мордашки сказать:
— Поздравляю вас даже не с выполнением задачи, а с пониманием самой сути нашей работы. Горжусь ребятки, ведь и взрослым это понимание приходит далеко не с первого раза.
— Оно ведь как — сначала думаешь только о деле, как лучше и красивей выполнить задачу, не воспринимая свой «контакт» как живую душу. Это просто игра, как с хомячком — можно поиграть, а можно и придавить, или дать поиграть еще кому-нибудь.
— А вот в конце, в конце понимаешь, что расстаешься с другом или даже с врагом, но этот человек, которого может, уже никогда больше и не увидишь, забрал с собой приличный кусок твоей души и теперь в этом месте зияет пустота. — Седой ободряюще лизнул носики, да прижал к себе покрепче их хозяев.
— А вот пережить это позволяет только понимание того, что с ним произошло то же самое и частица его души — теперь навсегда с тобой, а значит — ты не одинок. С нами ребята, навсегда остаются те, кому мы подарили часть себя.
* * * Блиц[1] «вслепую»— Не верю! — Корь, на правах старшей в паре, загоняла Коржика до вываленного языка. Все отрабатывает до идеала первую стадию «группового контакта». Под маскировочной накидкой уже жарко как в печке, но снова слышится:
— Ой не верю, ой халтура…
Мордочка местного эндемика, под которого стандартно маскируются все работающие на этой планете группы, приобретает странное зверско-обиженное выражение.
— Ну что тебе еще? — малыш, а выбрали Коржика на это увлекательное дело именно из-за маленького размера, как самого близкого по габаритам к крупной фури, похоже готов взвыть благим матом.
— Хвост как палка висит. Х-а-л-т-у-р-а! Ну, ты б им хоть время от времени шевелил!
«Фурь» стоявшая напротив невесть откуда взявшегося театрального критика, плюхается на пятую точку (голограмма не зная куда деть «хвост раздора» сначала засунула его до половины в бугорок сзади, а потом и вовсе перестала отрисовывать «в виду конфликта приоритетов») роняет челюсть и выпучивает глаза, полностью теряя сходство со своим прототипом.
— Чем это я им шевелить буду? У меня ж нету… — ошарашено хлопая глазами, говорит Коржик.
— Это мне нечем, ты мог бы и потренироваться! — Сорвала на напарнике плохое настроение Корь. Хотела добавить еще чего-нибудь едкого да осеклась — настолько беспомощным и по-детски обиженным взглядом на нее посмотрели.
«Блин, обидела ребятёнка» — оставалось только прижать к себе этого кучерявого ежика, гладить по голове и слушать, как недовольное сопение сменяется довольным, — «и ведь теперь не объяснишь ему, что просто была мысль приспособить под управление хвостом язык. В прочем…» — Корь представила, как это будет выглядеть, если Коржик от волнение попытается облизать нос и едва сдержала смех.
Но все же довела ситуацию до сведения напарника. После чего оба надрывали животики от хохота, несмотря на то, что драная утром шкура болела невыносимо.
А трепка сегодня была получена знатная. Хотя трепка — ерунда, не первая и не последняя, а вот того что утром считай, произошел самый натуральный бунт… Вот это рядовым событием точно не было. Впрочем, и тут тоже видимо для кого как.
Начиналось все совершенно спокойно — Корь и Кнопка, как глава группы прикрытия, набрасывали комплексный план. Но вот что-то взяло, да не заладилось. Как говорится — «слово за слово…» и саркастическая улыбка превращается в оскал, а между пальцами натягивая перепонки, выходят в «рабочее» положение когти.
Ну и пошла потеха — писк, визг и клочки шерсти во все стороны. Это ж вам не обычное мальчишеское ритуальное выяснение «кто круче», это самая что ни наесть безобразная драка. Тут поначалу если и думали обойтись без вредительства, то почти сразу об том забыли.
Зрители тоже мигом разделились на две «группы поддержки» каждой из сторон и нейтралов. «Болельщики» подняв шерсть дыбом, зорко следили за своими противниками, но в драку пока не лезли — выяснение личных отношений это святое. «Нейтралы» оценили собственную численность, прикинули возможность разнять и, придя к выводу, что это однозначно повлечет всеобщую свалку, рванули за «цивилизованными» средствами выяснения отношений — шоковыми дубинками, противогазами и химией.
И тут на свою голову в гущу сражения ворвался Седой, вот уж кому не повезло, не удачней момент сложно было и придумать. Явись он раньше и вместе с нейтралами мигом придавил бы все сопротивление в зародыше, но ждать возвращения подмоги, он не стал. Просто взял сцепившихся за шкирки, тряхнул по крепче, чтоб клубок распался, да и отправил в полет по принципу «куда бог пошлет».
Потом перехватил двух возмущенно шипящих зверенышей в прыжке, и повторно отправил подальше. В третий раз противницы переглянулись и бросились уже на него. Плохо скоординированная атака с разных сторон закончилась весьма обидно и болезненно — в колючем кусте, правда уже одном на двоих.
Откуда уже и вылезли плечом к плечу и не спеша двинулись на обидчика, а за спиной, между прочим, сливались и выстраивались вторым эшелоном «группы поддержки»…
Седой, хвала предкам, оказался бойцом опытным и вместо того, чтобы попытаться «вразумить» оборзевшую молодежь, взлетел на дерево и по максимуму использовал свое преимущество — в силе, в весе и в том, что нижние лапы намного сильней верхних, а вот расположены они у обороняющегося снизу. Да и оборонять не слишком толстый (меньше обхвата) ствол — проще не придумаешь.
Некоторое время руководитель и лидер группы развлекался хватая ногами атакующих за шкирку, отдирал от ствола и бросал на голову скопившемуся под деревом остальному противнику. В конце — концов «штурмовикам» это надоело, и атака захлебнулась.
Корь с Кнопкой уселись было на корточки «на военный совет», дабы решить вопрос — «начинать ли грызть ствол или все же послать кого-нибудь за пилой?», да вот сверху последовал ехидный вопрос — «уже сдружились девочки?». После чего все присутствующие сначала с обалдением уставились друг на друга, а потом и попадали где сидели, не в силах сдерживать рвущийся наружу смех.
А явившимся во всеоружии «нейтралам» осталось полюбоваться только на эту идиллическую картинку — все самое интересное они пропустили. А вот не фиг было раздумывать там, где надо действовать!
Зато, хоть первую помощь оказали, а то «союзнички» только на скулеж и дрыганье лапами были способны. Зрелище по завершению медпроцедур настроило совсем не на веселый лад — обе теперь походили на детенышей гурха, сведенная полосками шерсть нанесла непоправимый урон красоте, как не расчесывайся — никак спрятать это безобразие не выходило.
Седому, впрочем, тоже досталось — штук двадцать полосок сведенной шерсти, по тридцать сантиметров каждая, хорошо выделялась на белой шкуре из-за заживляющего пластыря рыжего (т. е. «телесного») цвета. Впрочем, ему то что — он не девушка, да и у него на шкуре давно целого места не осталось.
