Алексей Оверчук - Тени войны
— Ты же российский корреспондент! На каком еще языке тебе с ними говорить? Один твой московский выговор вызовет к тебе больше доверия, чем любое удостоверение мира.
Я набрал номер отеля «Риц». Для тех, кто не в курсе, — один из самых дорогих отелей Парижа. После первого же гудка ответил приятный женский голос. Коммутатор.
Я назвал номер апартаментов. Раздался щелчок, и послышались густые гудки нового соединения.
— Да? — по-французски, голос мужской.
— Симон Райнис? — заговорил я на русском. — Это вас беспокоит московский корреспондент… — Я представился.
Пауза.
— Але!? — забеспокоился я, что нас разъединили.
— Да, это я, — подтвердил неохотно голос. Мужчина говорил на русском.
— Я журналист. Пишу книгу о разведке. Работаю в Москве. Там от своих знакомых узнал, что Западная группа войск усиленно занималась разведкой и подготовкой диверсионных подразделений. Мне дали имена офицеров, кто этим занимался. Так я и вышел на вас.
Райнис опять долго молчал. Я снова заалекал. Наконец, он произнес со вздохом:
— Откуда вы узнали номер этого телефона?
— От моих друзей. Скорее всего, от наших общих друзей, я так понимаю.
Профессор делал страшные глаза, давая понять, чтобы я не слишком увлекался враньем.
— Хорошо… Кто с вами еще?
— Я вообще-то один, — соврал я. Райнис, похоже, не поверил:
— Мы можем встретиться в отеле «Пийон». Знаете, где это?
— Впервые слышу.
Райнис объяснил, как проехать. Я записал: Монмартр, 32.
— Приходите сегодня в два часа дня. Надеюсь, вы сегодня свободны?
— Конечно! Моя главная задача — собрать материал для книги. Чем еще я могу заниматься в такой ответственной командировке?
— Мало ли, — хмыкнул Райнис. — Может, у вас назначены другие деловые встречи. Вы уже виделись с другими… моими коллегами?
Вяземский, внимательно слушавший наш разговор, тут же отчаянно замахал головой.
— Нет. Я вчера только прилетел.
Вяземский состроил болезненную гримасу. Ну да, я ответил с лишними подробностями. Райнису ничего не стоит после нашего разговора связаться с аэропортом и выяснить, прилетал ли такой-то вчера в Париж?
— Офис 342, — продолжал диктовать Райнис. — Там располагается моя контора.
— Большое спасибо! Вы очень меня обяжете этой встречей.
— Надеюсь… — Райнис положил трубку.
Мы сели с профессором за столик уличного кафе и заказали по кофе с коньяком. Вяземский опять принялся меня наставлять: что говорить Райнису, как себя вести, как сидеть, куда смотреть, какую морду лица состроить, чтобы агент не принял меня за провокатора.
Потом мы на такси доехали до Монмартра и здесь уже разделились.
Мощеный Монмартр собирает каждодневно сотни любопытных из разных стран. Это самое бойкое и оживленное место в Париже, если не считать башню Эйфеля и Елисейские поля. Десятки художников пасут глазами стада туристов, и стоит встретиться с ними взглядом, как они тотчас несутся к тебе с листом ватмана и уже на ходу начинают рисовать твою физиономию карандашом. Стоит немалого труда и душевной стойкости, чтобы послать их куда подальше. Многие слабовольные туристы соглашаются купить свой портрет. Человек все же старался!
Получив свой портрет, турист сразу же попадает в руки других уличных торговцев искусством.
Ему предлагают мячики на жгуте и птички на заводных резинках, полудрагоценные камни, украшения дешевого металла и еще кучу всякой фигни.
Я шел один, довольно скорым шагом и потому никакого интереса у торговцев не вызывал.
* * *Ровно в 13.55 я переступил порог отеля «Пийон». Меня встретил пустой холл. За стойкой «ресепшн» тоже ни души. Меня нагнал Вяземский.
— Что случилось? — напрягся я.
— Ничего, — пожал он плечами. — Я обещал быть поблизости.
Мы поднялись на третий этаж. Профессор достал из жилетки часы и откинул крышку. Старинный репетитор сыграл два часа пополудни. Я отыскал нужную дверь и постучал.
За дверью притаилась тишина. Я посмотрел на профессора. Он изобразил руками открытие двери. Я пожал плечами и надавил на ручку. Дверь с легкостью распахнулась. И я шагнул в номер.
Пройдя по коридорчику мимо туалета и ванной, я очутился в комнате. Райнис сидел в кресле. По правую руку — журнальный столик со стеклянной крышкой. По левую — диван вдоль стены. Обстановка гостиничного номера. Никакой не офис.
Райнис молча меня разглядывал. Любопытство в его глазах перемежалось с тревогой. Райнис чего-то ждал.
Я несколько опешил и сказал что-то вроде «А-э-а?!», показывая на входную дверь. Райнис кивнул, чтобы я продолжал. — Я тот самый журналист Алексей. А вы, надо полагать, Симон Райнис?
Я протянул ему руку для пожатия, но он даже не пошевелился. Моя ладонь повисла в воздухе. Я еще больше сконфузился и присел в кресло напротив агента. Он неодобрительно проследил за моим маневром.
— Итак, вы журналист? — проговорил.
— А что вас смущает?
— Меня смущает резко возросший профессионализм репортеров. Особенно московских. Я работаю в Париже, но московские репортеры без труда узнают обо мне и о моей работе. Вот что меня смущает. А вас?
Я скривил гримасу: мол, а фигли ты хотел?
— Откуда у вас мои координаты? Судя по вашему лицу, манерам и возрасту, вы не принадлежите к миру разведки. Тогда откуда вы?
Я вздохнул. Все эти разговоры уже начинали надоедать. Удивительно! Если бы я позвонил какому-нибудь чиновнику или простому человеку, а тот не захотел бы со мной встречаться, меня бы послали вежливо, и на том знакомство оборвалось бы. Но вот передо мной уже второй агент разведки, который явно не хочет не то что видеть меня, но даже разговаривать и все равно назначает встречу, начинает выспрашивать. Смылся бы, и всего делов-то!
— Я принадлежу к миру журналистики, — задолдонил я, — пишу книгу о нелегальной разведке, о пропавших агентах. Сейчас вот хотел бы услышать вашу историю…
— Так от кого вы, говорите, узнали мои имя и адрес?
— Я вам еще ничего не говорил, никаких имен не называл.
— Ах, да! Извините мою рассеянность. Мне показалось, вы назвали фамилию вашего информатора.
— Пожалуйста. Мой информатор, как вы выразились, — профессор Григорий Алексеевич Вяземский. Вместе с ним мы пишем книгу о разведчиках.
— Имя профессора мне ничего не говорит… Впрочем, это может быть не настоящее его имя.
— Уверен, что и Симон Райнис — тоже не всамделишное! — Он меня, честно сказать, разозлил. Я состроил киношную рожу следователя и ляпнул: — Лубянка-то зна-ает!
Ох, эти агенты такие мнительные, такие нервные!
Райнис одним прыжком выскочил из кресла и повалили меня на пол. Ногами я задел стеклянный столик, и тот со звоном опрокинулся.
— Я знал, что вы за мной еще придете, твари!!! — Голос агента сипел от гнева.
Моя рука нашарила на полу пепельницу. И в тот же миг Райнис со всего маху проткнул мне ладонь шариковой ручкой со стальным наконечником.
Я заорал благим матом. Кое-как извернулся на живот и попытался встать. Райнис проткнул самопишущим пером мою вторую ладонь. Я опрокинулся на спину. Острие пера нависло над глазом. Я еле успел перехватить его руку. В голове бешено стучала кровь. Перед глазами волнообразно ходило стальное перо авторучки.
— Кто тебя послал?! Кто убивает наших?! — сипел Райнис.
— Я журналист!
— Кто у кого берет автограф?! — раздался над нами спокойный голос.
И вслед за этим знакомый звук свистящего плевка сшиб Райниса с меня. Агент обмяк.
Я сел на полу. Острая боль ледяным ершом сквозила по венам, поднималась к голове и расходилась перед глазами синими кругами. Я навел резкость и оторвал взгляд от разводов собственной крови на полу. Предо мной стоял киллер в очках со скрипичным футляром в руках.
— Еще немного, и он разрисовал бы тебя, как индейца. — Киллер глянул на мои раны. — Ничего. Как говорится, обделался легким испугом.
Я тихонько застонал и повалился на пол.
В номер влетел Вяземский. Этому я даже не удивился. Как и тому, что очкарик-киллер тут же не пальнул в него. Больше всего меня волновало, что Райнис пробил мне вену на руках. И теперь кровь толчками выходила из ран и стекала на пол.
— Боже мой! — закричал профессор и кинулся перевязывать мои руки полотенцами из ванной. В этих французских номерах всегда висят такие маленькие полотенчики. Я все гадал, что ими можно вытереть? Теперь точно узнал.
Меня наскоро перевязали и поставили на ноги.
— Ведем его к врачу, — сказал Вяземский киллеру.
Тот кивнул:
— Я пойду проверю, чисто ли на улице, и возьму такси. Вы за мной.
Профессор кивнул в ответ.
Киллер исчез. Через несколько минут у Григория Алексеевича завибрировал тонко какой-то приборчик.
— Ага! — сказал он. — Тело убирать не будем. Это уже лишнее. Пора идти. Только держись, Леша, за мной, чтобы портье не увидел твоих рук.
Ну вот и я кивнул.
