Сергей Булыга - Фэнтези-2011
— Точно, — Стократ покачал носком сапога. — Извини. Итак, ты учил их приличиям…
— Консультировал.
— Видел этого мага?
— Нет. Когда я пришел, его уже там не было. Но все его помнили. Все вроде как уговорились его не поминать и все равно поминали: вот, мол, скоро он вернется.
— Ясно… Ты их учил этикету, и тебя познакомили с девушкой?
— Нет. Я сам… То есть случайно. Ей носили еду… и я однажды подкупил поваренка.
— Отважный поваренок, — вслух подумал Стократ.
— Просто глупый. И жадный.
— Согласен. Дальше?
— Дальше я увидел Мир. Как она сидит одна в запертой комнате. У нее там были книги… Она все прочла по несколько раз. Пяльцы, рукоделье всякое…
— Просто тюрьма, — тихо сказала девушка.
— Ясно, — Стократ покачался взад-вперед. — И между вами началась сердечная дружба.
— Да нет же! Я не мог к ней попасть! Просто приходил в тот уголок двора, где она могла видеть… Из окна…
— И поваренок, надеюсь, не попался.
— Да. То есть нет, не попался. Я ему платил, чтобы хоть иногда заглядывать… На пару минут…
— Так-так-так, — Стократ прищурился. — Мир, за время, что ты сидела взаперти — сколько раз ты видела барона?
— Нисколько, — она опустила глаза.
— Ты говорила — он вроде был к тебе привязан?
— Был… Но потом испугался. Того, что на мне… вот этого. Спрятал, убрал с глаз долой… Думаю, он очень ждал колдуна — чтобы меня отдать наконец.
— Понятно. — Стократ поглядел на высокий, довольно-таки белый гостиничный потолок. — Такая магия — она не для баронов вообще-то.
— Да, — девушка глубоко вздохнула. — Наверное, отец… барон все-таки додумался за эти годы. До того, о чем ты сразу спросил.
— Что я спросил?
— Что будет, когда я умру? — Девушка поглядела ему в глаза. — Весь мир умрет вместе со мной?
В комнате сделалось тихо. Слышно было, как тяжело дышит Правила Приличия на кровати.
— Но у тебя на спине не только эти ожоги, — сказал Стократ.
— Да. Когда мне исполнилось семнадцать, барон опять…
Она провела ладонью мимо лица, будто отводя занавеску. Стократ подметил этот жест. Скорее всего, так она боролась со своими страхами — девушке, несущей на теле живую карту обитаемого мира, временами должно быть очень страшно в одиночестве.
— Он был со мной очень ласков… Дал вина… У меня потом сильно голова кружилась.
— Он напоил тебя и распорол тебе спину. Правая лопатка, Лысое Взгорье.
— Да, — она нервно повторила свой жест. — Крови было… много.
— И началась резня на Лысом Взгорье, — сквозь зубы пробормотал Стократ.
Он прикрыл глаза; тысячу лет жили рядом два рода. И вдруг поднялись в ножи. Семья на семью, деревня на деревню; не было другого объяснения, кроме врожденной свирепости горцев. Тысячу лет, мол, тлела под спудом эта свирепость — и вдруг проснулась у всех разом, от младенца до старика…
— Зачем он это сделал, Мир?
Девушка молчала.
— Ты ведь думала об этом, — сказал Стократ. — У тебя было время подумать. Зачем он это сделал?
— А почему вы меня не спрашиваете, господин? — вдруг подал голос Правила Приличия. — Я-то в это время уже был в замке! Я тоже могу…
Стократ поднял бровь. Раненый замолчал и опустился на подушки.
— Лысое Взгорье от нас далеко, — тихо сказала девушка. — Барон просто хотел… повторить этот… опыт. Он хотел утвердить… свою власть над миром. Это ведь страшная, огромная власть…
Да, подумал Стократ.
— А кто зашил? — он посмотрел на девушку. — Рана зашита.
— Да он же сам и зашил, — она говорила так тихо, что снова пришлось читать по губам. — Когда увидел, что… ну, она…
Стократ сел рядом с ней на край кровати и обнял за плечи. Правила Приличия, конечно, всю дорогу боялся к ней прикоснуться. К ней долгие годы никто не прикасался — если не считать барона с ножом и угольями, да еще насильников на лесной опушке. Стократ обнял ее, не домогаясь, ничего не желая взамен, и она моментально это почувствовала.
И через миг перестала отстраняться.
Правила Приличия на кровати разинул рот. Потом закрыл. Потом обиженно отвернулся.
— Мир, в те дни кто-то был рядом с тобой? Какая-нибудь сиделка, нянька… слепая старуха?
— Н-нет. Он боялся, что люди узнают.
— И он снова тебя запер?
— Д-да. Меня заперли в другой комнате, без окон. Еду стали подавать через окошко… Ну, спина зажила, конечно.
Стократ обнял ее крепче. Собственно, это единственное утешение, которое она могла принять и в котором нуждалась; кожа на спине зажила, оставив шрам. Кровавая резня прекратилась, когда с обеих сторон полегли лучшие, сильнейшие, любимые сыновья и мужья, счастливые отцы. Но мира на Лысом Взгорье нет и больше быть не может…
Стократ поморщился. Важная мысль ходила вокруг головы, как муха.
— А потом? — он посмотрел на мужчину поверх девичьей макушки. — Дан, ты можешь, пожалуйста, рассказать?
Правила Приличия очень обрадовался вежливому обращению:
— Потом властитель Вывор прислал письмо. Не знаю, что он написал, только барон заперся у себя и… Черный стал от злости. А вечером…
— А вечером, — девушка подняла лицо и посмотрела снизу вверх. Травяной отвар уже действовал в полную силу, на щеках у нее выступил румянец. — Отец… То есть барон тогда сам напился. Он был очень пьяный, очень. Я его таким не видела. Сам пришел ко мне. Принес жаровню. Стал орать, что сожжет Выворот, выжжет все поганое гнездо… Я вырывалась, но он же сильнее. Он пообещал мне поджарить пятки, стал кричать, что изувечит меня…
— Как же вы убежали? — отрывисто спросил Стократ.
— Что?
— Судя по тому, что ты рассказываешь, вы никак не могли уйти.
— А вот могли! — Правила Приличия с трудом сел. — Барон получил письмо, что колдун приедет за Мир, как только начнутся первые заморозки.
— Так.
— А я об этом узнал, — снова заговорил Правила Приличия. — Я к тому времени подружился с экономкой, стал своим у мажордома, пил пиво с комендантом, а уж слуги мне докладывали чуть ли не каждый день… Я узнал о письме. А тут к барону явились с вассальной присягой… из вассалов погоревшего Вывора. Я расписал протокол приема — это моя работа, верно? И вот я расписал так, что три часа все были заняты в большой зале — все, с детьми и домочадцами, специальный слуга стоял с песочными часами… А я в это время привел лошадей и двуколку. Ключи украл заранее…
Стократ слушал. То, что рассказывал сейчас неумеха с нежными руками, резко меняло его представление об этом человеке.
— Тогда почему вас не догнали?
Он спросил — и тут же ответил вслух:
— Разлив Светлой!
Правила Приличия втянул голову в плечи.
— Мы только немного порезали кожу, — сказала Мир, глядя на него, будто успокаивая. — Переправились с лошадьми, и…
Стократ представил себе, как это было. «Мы порезали», да.
Он крепче обнял девушку, и она не только не отстранилась, но и, кажется, прижалась к нему плотнее. Двух беглецов легко ловить в спокойном сонном краю, но после суматохи с наводнением, когда жители хлынули во все стороны, прочь от бурлящих пеной берегов…
— Это очень плохая история, — сказал он вслух. — Очень, очень нехорошая.
Мир прижалась к нему — теперь уже точно прижалась. Ища защиты.
— Ты поможешь нам? Ты ведь можешь нам помочь?
Он очень осторожно отстранился. Посмотрел ей в глаза:
— Расскажи мне об этом маге. Кроме того, что он высокий и седой. Что он умеет делать?
Она мигнула:
— Ну… он вроде понимал все языки и читал речь по губам. Знал все травы и их значение. И еще будто бы умел летать без крыльев…
— Будто бы — или умел?
— Я не знаю… наверное, враки. И еще он будто бы убивал злодеев волшебным клинком. Забирал их души.
— И потом пересаживал в деревья и животных, — подхватил Правила Приличия. — Там у них одна береза во дворе, говорили, что в ней сидит душа убийцы и каждый год, в годовщину убийства, — плачет. Я сам видел: стоит вроде дерево, дождя нет, и вот такие капли катятся по листьям…
Стократ второй раз за это утро ощутил странный холод.
— А как же его звали? Этого колдуна?
— Стократ. Это прозвище, а не имя… Звали его Стократ.
* * *Двое измученных путников спали на гостиничной кровати. Они уснули одновременно и сразу — так падает, устав кружиться, детская юла.
Босые пятки Мир выглядывали из-под шерстяного одеяла. Стократ остановился рядом; странно, но никогда раньше ни одно живое существо не вызывало у него такого желания обнять. Защитить. Утешить. Как будто она была самым хрупким ростком самого ценного на свете дерева. Или единственным ребенком самого Стократа; странно. До сих пор ему было плевать на детей.
Он укрыл ее ноги плащом, задвинул ставни и спустился вниз.
