Грэм Макнилл - Фулгрим
- Иногда, Фулгрим, клянусь, мне кажется, что это больше не боевой корабль, это - летающая галерея, - сказал Феррус Манус, исследуя работы, развешенные на стенах. - Хотя, признаю, эти пикты хороши. Кто автор?
- Фотограф по имени Эуфратия Киилер. Мне говорят, что она путешествует с 63-ьей Экспедицией.
- У неё прекрасный вкус, - отметил Феррус. - Это хорошие пикты.
- Да, - сказал Фулгрим. - Я подозреваю, что её имя вскоре будет известно на всех экспедиционных флотах.
- Но… я не совсем уверен в этих картинах, - сказал Феррус, указывая на ряд абстрактных акриловых красок, буйных цветных и страстных мазков.
- Ты не можешь оценить прекрасные вещи, мой брат, - вздохнул Фулгрим. - Эти работы Серены де Анжелус. Благородные семьи Терры отвалили бы кругленькую сумму, чтобы заполучить хотя бы часть из них.
- Правда? - спросил Феррус, склоняя голову на бок. - И о чём же они?
- Они... - начал Фулгрим, изо всех сил пытаясь вместить в слова ощущения и эмоции, вызванные цветами и формами на картине. Он пристально смотрел на картину и улыбнулся.
- Они – как отображение реальности, сформированной согласно метафизическим замыслам художника, - сказал он, непрошеные слова слетели с его губ. - Художник изображает те аспекты действительности, которые представляют фундаментальную сущность природы человека. Понять, что такое «понимать саму галактику». Госпожа де Анжелус находится на борту Гордости Императора, я должен представить тебя ей.
Феррус хмыкнул и спросил:
- Почему ты так хочешь иметь такие вещи? Они - отвлечение от нашего долга перед Императором и Хорусом.
Фулгрим покачал головой:
- Эти работы будут весомым вкладом Детей Императора в приведённую к согласию галактику. Да, ещё есть планеты, чтобы завоевать их, и есть враги, чтобы уничтожить их, но что будет с галактикой, если некому будет оценить то, что было выиграно? Империум будет пустотой, если отринет искусство, поэзию, музыку и тех, кто оценит их. Искусство и красота тем ближе к божественности, как мы находим в эту безбожную эру. Люди в своей повседневной жизни должны стремиться создавать искусство и красоту. Это будет тем, что поднимет Империум вовремя, и это сделает нас бессмертными.
- Я все еще думаю, что всё это отвлекает, - сказал Феррус Манус.
- Не всё, Феррус, принципами Империума есть искусство и наука. Убери их или позволь им деградировать, и Империума не станет. Сказано, что империя следует за искусством, а не наоборот, как некоторые более прозаической природы могли бы предположить, и я скорее буду жить без пищи или воды в течение многих недель, чем без искусства.
Феррус не выглядел убежденным и указал на незаконченные работы, которые лежали в дальнем конце зала.
- Так, а что же вон те? Они не очень хороши. Что они изображают?
Фулгрим почувствовал прилив гнева, но подавил его прежде, чем мог показать.
- Я предавался творчеству, но здесь ничего серьёзного, - ответил он, но предательское чувство кипело в нём, что его работу так легко осмеяли.
Феррус Манус пожал плечами и сел на высокий деревянный стул прежде, чем выпить чашу с вином, набранным из серебряной амфоры.
- Ах, как хорошо быть среди друзей, - сказал Феррус Манус, поднимая чашу.
- Это так - согласился Фулгрим. - Мы редко видим друг друга, особенно теперь, когда Император возвратился на Терру.
- И взял с собой Кулаков, - сказал Феррус.
- Я слышал, - сказал Фулгрим. - Дорн чем-то оскорбил нашего отца?
Феррус Манус покачал головой.
- Я не осведомлён насчёт этого, но кто знает. Возможно, Хорус сказал.
- Ты действительно должен попытаться привыкнуть называть его Воителем.
- Знаю, знаю, - сказал Феррус, - но мне всё ещё трудно думать о Хорусе как о Воителе, понимаешь?
- Понимаю, но такова жизнь, брат, - обратил внимание Фулгрим. - Хорус - Воитель, а мы - его генералы. Воитель Хорус командует - мы подчиняемся.
- Ты прав, конечно. Он заслужил это, я подчинюсь ему, - сказал Феррус, поднимая чашу. Ни у кого нет большего числа побед, чем у Лунных Волков. Хорус заслужил нашу преданность.
- Говоришь, как верный последователь, - улыбнулся Фулгрим, внутренний голос подстрекал его подначить брата.
- Что это значит?
- Ничего, - сказал Фулгрим, взмахнув рукой. - Ну же, разве ты не надеялся, что это будешь ты? Разве ты не желал всем сердцем, чтобы Император назвал тебя своим регентом?
Но Феррус решительно мотнул головой.
- Нет.
- Нет?
- Я могу честно сказать, что нет, - сказал Феррус, осушая свою чашу и наливая ещё. - Ты можешь представить себе весь груз ответственности? Мы столь далеко зашли Императором во главе, но я не могу даже начать чувствовать амбиции, которые должны быть, чтобы возглавить крестовый поход по завоеванию галактики.
- Итак, ты не думаешь, что Хорус готов к этому? - спросил Фулгрим.
- Не совсем, - усмехнулся Феррус, - и не передёргивай, брат. Я не буду заклеймен как предатель за то, что поддержал Хоруса. Если кто из нас и мог быть Воителем, то только Хорус.
- Не все думают так.
- Ты имел в виду Пертурабо с Ангроном, не так - ли?
- Среди прочих, - допустил Фулгрим. - Они выказывали своё... беспокойство в связи с решением Императора.
- Независимо от того, кто был бы выбран, им бы не понравилось это, - сказал Феррус.
- Вероятно, - согласовал Фулгрим, - но я рад, что это всё-таки Хорус. Он достигнет больших высот.
- Я выпью за это, - сказал Феррус, до дна испивая свою чашу.
Он - подхалим, и легко поколеблется... прозвучал голос в его голове, и Фулгрим удивился его силе.
С ОКОНЧАНИЕМ войны на Лаэране непрерывный поток раненых и убитых в апотекарион уменьшился, предоставив Фабию больше времени на исследования. Чтобы обеспечить секретность экспериментов, он переместился в малоиспользуемые исследовательские лаборатории на борту Андрониуса, боевого крейсера под командованием Лорда Командира Эйдолона. Сначала эти лаборатории были основными, но с благословением Эйдолона он получил множество специального оборудования.
Сам Эйдолон и сопроводил его к этим приборам, пройдя по Залу Мечей к переднему правому борту апотекариона, его чистые стальные стены блестели своей стерильностью. Без паузы Эйдолон привел его через круглый центр главной лаборатории по выложенному плитками коридору к позолоченному вестибюлю, откуда два коридора расходились в стороны. Стена перед ними была чиста, хотя были признаки, что на неё вскоре должны были что-нибудь нанести, мозаику или барельеф.
- Зачем мы здесь? - спросил Фабиус.
- Увидишь, - ответил Эйдолон, протянув руку и нажав на часть стены, после чего она отползла вверх, образовав яркий проход и показав винтовую лестницу. Они спустились в исследовательскую лабораторию: хирургические столы были накрыты белыми простынями и пустыми и бездействующими инкубационными капсулами.
- Здесь ты будешь работать, - заявил Эйдолон. - Примарх взвалил на тебя тяжёлое бремя, Апотекарий, и ты не должен подвести его.
- Я не подведу, - отвечал Фабиус. - Но скажите мне, Лорд Командир, почему Вы интересуетесь моими трудами?
Глаза Эйдолона сузились и зловеще заблестели.
- Я с Храбрым Сердцем отправлюсь к Поясу Сатира Ланксаса с миссией "по поддержанию мира".
- Бесславный, но необходимый долг обеспечить поддержание Имперскими Губернаторами законов Императора, - сказал Фабиус, очень хорошо понимая, сколь чужд Эйдолону этот путь.
- Это позор! - вскричал Эйдолон. - Это – бесполезное применение моего мастерства и храбрости, отсоединить меня от остального флота!
- Возможно, но что Вы хотите от меня? - спросил Фабиус. - Вы бы без причины не сопровождали меня сюда лично.
- Верно, Апотекарий, - сказал Эйдолон, положив руку на наплечник Фабиуса и проводя его дальше в секретную лабораторию. - Фулгрим описал мне масштаб того, что ты пытаешься сделать, и хотя я не одобряю твои методы, я повинуюсь моему примарху во всех вещах.
- Даже в миссии по поддержанию мира? - спросил Фабиус.
- Даже в них, - согласился Эйдолон, - но я не хочу попасть в столь унизительное положение. Работа, которую ты делаешь, усилит физиологию Астартес, не так-ли?
- Думаю, да. Я только начал познавать секреты генного семени, но когда я это сделаю... Я узнаю все его тайны.
- Тогда по моему возвращению на флот, ты начнешь с меня, - сказал Эйдолон. - Я стану твоим самым большим успехом, быстрее, сильнее и смертоноснее чем когда-либо прежде, я стану правой рукой нашего примарха. Начинай свою работу здесь, Апотекарий, и я прослежу, чтобы у тебя было все, в чём ты будешь нуждаться.
Фабий улыбался про себя, зная, что Эйдолон будет доволен его результатами, когда снова воссоединился с флотом.
Он наклонил труп воина Астартес, его хирургические одежды были заляпаны кровью трупа, а его переносной хирургический комплект на сервоприводах тянулся от его талии. Крючковатые стальные руки, похожие на металлические паучьи лапы поднимались от его плеч, в каждой был шприцы, скальпели и медицинские пилы, которые помогали в удалении органов и вскрытии. Зловоние крови и обожженной плоти заполнило его дыхание, но такие вещи не отталкивали Фабия, поскольку они говорили о волнующих открытиях и путешествиях в неизвестные пределы запретных знаний.
