Елена Ершова - Неживая вода
В это самое время Марьяна бросилась на мучителя, но навий ударил наотмашь, и она охнула, схватилась за лицо ладонью. Черт не повел и бровью, будто девушка меньше всего занимала его.
– Ты мертвую воду ищешь? – словно ничего не случилось, спросил он у Игната.
Тот мог лишь согласно моргнуть. Тогда давление на горло ослабло, и парень повалился на пол, глотая воздух и откашливаясь.
– Откуда… про нее знаешь?
Игнат поднял слезящиеся глаза. Навий стоял неподвижно, ссутулившись, и не казался таким опасным: ростом он был ниже Игната, щеки покрывала белесая щетина. Может, он так долго прожил среди людей, что сам стал похож на человека?
– Земля слухами полнится, – сказал Игнат. – Да только не знаю, правда это или миф. Может, ты мне об этом скажешь?
Лицо черта расколола хищная ухмылка, в трещине рта блеснули белые, но не акульи, а вполне человеческие зубы.
– У кого… спрашивать взялся… если я сам – миф? – И засмеялся, будто с высохших елей посыпались шишки в опавшую хвою и пожухлую траву. А отсмеявшись, сказал: – Оставьте… меня с ним.
Краем глаза Игнат видел, как ведьма потянула за руку слабо упирающуюся Марьяну. Сам он тем временем поднялся на ноги, отряхнул колени от печной побелки. Сердце продолжало выстукивать гулкие ритмы. Но теперь вместе с волнением пришла и надежда.
– Так ты за этим явился? – спросил навий, едва за женщинами закрылась дверь. Он тяжело опустился на скамью, подобрав упавшее полотенце, снова прижал его к ране.
– За исцелением я пришел, – ответил Игнат. – А уж дальше судьба распорядилась.
– Получил… исцеление?
– Тело-то подлатать не проблема. А вот душе покой вернуть – вот это тяжело.
– Кто же твой покой взял? – навий качнул головой в сторону двери. – Женщина?
– Может, и женщина, – не стал перечить Игнат. – Да больше сородичи твои. Дважды был я навью отравлен. Теперь пришел новый черед.
Он смело поглядел прямо в единственный сверкающий глаз черта. Тот сидел неподвижно, растянув бледные губы в усмешке.
– Значит, сородичи, – повторил навий. – И живым от них ушел?
– Живым ушел, а ремень со спины на память оставил, – Игнат сдвинул брови, пальцы сами собой сжались в кулаки. Спину будто снова обожгло холодным укусом железа.
– Знаю… кто из наших… любитель таких трофеев, – медленно протянул навий. – Только… если бы он сам за тебя взялся… то живого места не оставил.
– Это ты верно говоришь. Земляки мои постарались по навьему наущению. Нечистая сила всегда зло чужими руками творит. Скажешь, не так?
– Так, – слово камнем упало с неживых губ. – Только любите вы… люди… во всем черта винить. Ограбил казну? Черт попутал. Убил человека? Снова черт. Предал? И опять черт виноват.
– Люди слабые, – возразил Игнат. – Их легко с пути сбить да обмануть. Только они и вправду зачастую добрые намерения имеют.
Он запнулся и вспомнился доверительный шепот Касьяна: «Все мы грешные, да ведь и грешные жить хотят!» Игнат стиснул зубы, отмахнулся от воспоминаний, продолжил, повысив голос:
– Навь солоньские земли отравила! Что же людям делать, кроме как подчиниться?
– Это они любят – подчиняться, – ухмыльнулся черт. – Перед авторитетом… да силой… люди с радостью на колени падают. А ты их… оправдать хочешь?
Игнат угрюмо отвернулся, буркнул:
– Нет. Какое тут оправдание? Ведь не Марьяна, так Ульяна. Не в Солони, так где-нибудь еще…
– Мстить задумал?
– Не знаю. – Игнат еще ниже опустил голову, облизал пересохшие губы. Близость нави словно вытягивала жизненные силы. – Исправить бы хотел. – Щеку обожгло горячей каплей, и Игнат, не стесняясь черта, отер ее рукавом. – Навь обещала вернуть мою Званку, – хрипло произнес он. – Видел я в сарайчике гроб хрустальный. Хозяйка сказала, что не ее это тайна. Стало быть, твоя?
– Моя. Только… не для людских глаз она.
– Выспрашивать не стану. Только видел я на том гробе рисунок птицы с человечьей головой. И где она махнет левым крылом – там потечет вода мертвая. А где взмахнет правым – живая. Так кому, как не тебе, научить меня, где ее найти? Когда ни надежды, ни помощи нет, одна дорога остается – идти к черту.
Навий молчал, думал. Свечи плакали восковыми слезами, оплывали в подставленных блюдцах, и тени стали гуще, контрастнее.
– А знаешь ты… что я раньше человеком был? – вдруг спросил черт.
Игнат удивленно вскинул голову, всмотрелся в неживое лицо, исчерченное шрамами: не шутит ли?
– Был, – повторил черт. – Были мечты… и надежды… только перечеркнула все навь.
– Навь? – эхом повторил Игнат.
– Чертом стать легко, – продолжил одноглазый, а лицо исказилось, словно в кривом зеркале. – Достаточно… переступить через свои идеалы… найти оправдание поступкам… любым… даже самым страшным…
– Добрыми намерениями дорога в пекло вымощена.
– Вот и думай… не в пекло ли тебя… твоя дорога заводит?
Они снова замолчали. К запаху приторной сладости примешивался тяжелый запах крови, которая продолжала впитываться в прижатый к раненому боку рушник. Этот запах напомнил Игнату страшный вечер в тайге и алую строчку следов на снегу. Да ведь разве не решил он забыть все, как тяжелый сон? Разве не звала его Марьяна в жизнь новую и светлую?
Игнат обернулся, словно ожидал, что в дверь сейчас войдет Марьяна, возьмет его за руку и скажет: «Довольно. Едем!» Но никто не вошел. Извилистые языки теней припадали к ногам, лизали Игнатовы пимы, и что-то темное, зарождающееся под сердцем, толкнуло его в грудь, и он сказал совсем не то, что хотел изначально. А может, кто-то произнес это за него:
– Все же не будет мне покоя, коли дело не завершу. Виноват я перед ней, что не смог спасти. А потому хоть после смерти попробовать должен.
– Что ж, – ответил черт, словно только того и ждал. – Пусть будет… по-твоему. Только… и ты мне службу сослужи.
Игнат поежился.
– Что же ты от меня взамен захочешь?
Черт рассмеялся, словно опасения Игната были ему приятны.
– Не бойся… кожаного ремня у тебя не попрошу, – сказал он. – А обещай мне… если найдешь мертвую воду… принесешь мне от нее семь капель… с навью у меня свой разговор есть… только слаб я… не справлюсь… принесешь до Навьей седмицы – я тебе пригожусь. Силу навью получишь.
– Принесу, – пообещал Игнат. – Теперь расскажи, как мне ее найти?
Черт довольно улыбнулся, поманил Игната ближе и, понизив голос, проговорил:
– Слушай…
10
Сосновец был из тех небольших, ничем не примечательных городков, что раскиданы по северным землям, начиная от Хамарской гряды на востоке и заканчивая малообжитыми территориями у полярного круга.
Дома здесь не вырастали выше трех этажей, а улочки с приходом весны становились непролазными, стирая грань между пешеходной и проезжей частью. Гостиница тоже была одна – в нее-то и заселились ребята с помощью бывалого Витольда.
– Вы уж простите, что я вас дальше не повезу, – сказал он при расставании. – Нельзя мне тут слишком задерживаться, сами понимаете. – Он подмигнул Марьяне и похлопал по охотничьей сумке. – Увидят пушнину, сразу упекут в каталажку.
– А ты бы это дело бросил, – простодушно предложила Марьяна. – Попробовал раз, другой – и ладно. Ведь можно и честно на свете прожить.
– Честно-то можно, – не стал спорить Витольд. – Да только кто моих семерых по лавкам кормить будет? И у жены запросы растут. Вот я ей с этих соболей шубу новую сошью, а не принесешь добычу – и не поцелует сладко, и киселя не сготовит. Одно слово – баба.
Он подмигнул на этот раз Игнату. Мотай на ус, мол.
В избушку ведьмы Витольд вернулся, как и обещал, к новолунию. Привез ей в благодарность немного дичи, да круп, да хозяйственной мелочи. Более всех, конечно, его возвращению обрадовалась Марьяна: ей давно опостылели и непроходимые безлюдные чащи, и ведьмы с нечистью.
Что же касается черта, то о разговоре с ним Игнат не рассказал никому, да и сам постарался забыть: утром ночные страхи показались пустыми, а темные желания – постыдными и глупыми. К воротам он больше не выходил, и к сараю не тянуло – там обосновался страшный постоялец ведьмы. Изредка из сарая доносился стук железа по железу, а в немытых окнах мелькали бело-оранжевые искры сварки, и до самого отбытия черт никому не показывался на глаза. Не увидел его и Витольд, только рассказывал, как встретился ему по дороге снежный вихрь: «Видать, нечистый дух мимо пронесся».
На прощанье Витольд дал Игнату дорожную карту и немного денег на расходы.
– Вам бы до дома добраться и жизнь обустраивать, – сказал он. – Поезда тут ходят нечасто, но с пересадками доберетесь. Вы ведь в Новую Плиску собрались?
– Не в Солонь же! – хмыкнула Марьяна. – Дома и стены помогают, а на первое время Игнат может у нас пожить. Правда, Игнаш?
