Роберт Торстон - Легенда о нефритовом соколе-1: Путь Кланов
Теперь Джоанна смотрела на Эйдена в упор.
— Я с самого начала чувствовала, что ты что-то скрываешь. Я прекрасно знаю о твоем противоестественном, назовем это так, влечении к кадету Марте. Я заметила это почти сразу. И вынуждена была принять все меры, чтобы это не повредило ни тебе, ни ей. Сделала все от меня зависящее. Я разрушила вашу связь. Марта станет воином, и тебе не удастся своими романтическими бреднями ей помешать. И она теперь не будет для тебя препятствием.
Эйден открыл было рот, чтобы возразить, но Джоанна оборвала его.
— Молчи! Мне плевать, что ты по этому поводу думаешь. Слушай, птенчик, я тебе кое-что скажу. С самого начала я положила себе за правило быть с тобой сверхжестокой. Я сделала все, чтобы усложнить тебе жизнь, чтобы сломать тебя. Таков был единственный путь сотворить из тебя воина. Я знала это с самого начала. Ты слишком много думаешь, Эйден, и в конце концов погоришь на этом.
Покончив с туалетом, Джоанна встала с кровати. Одним движением головы она заставила свои длинные волосы лечь как надо. Эйдена всегда изумляло, как ей это удается.
— Я вижу ненависть в твоих глазах. Хорошо. Это то, что нужно. Я специально добивалась этого. Сегодня мы здесь последний раз вдвоем. Больше я не стану тебя вызывать по ночам. Отныне между нами только уставные отношения. А теперь заткнись и катись отсюда. И напоследок желаю тебе проиграть. Будь ты проклят.
Эйден был рад поскорее убраться из жилища Джоанны. После ее сегодняшних речей он еще больше возненавидел это место и саму Джоанну.
Прошло несколько часов, а Эйден все ворочался и не мог понять, чем был вызван сегодняшний разговор? Уже начало светать, а он еще лежал с открытыми глазами и терялся в догадках. Ясно было одно: он должен любыми средствами доказать Джоанне, что сможет стать воином. А в тот день, когда Аттестация будет уже позади, он с удовольствием плюнет на ее начищенные до зеркального блеска сапоги.
XI
В те редкие минуты, когда удавалось отвлечься от постоянных занятий и тренировок, Эйден думал о сменявших друг друга днях, как о снарядах, очередями летящих в цель. Снаряды-дни проносились слишком быстро, чтобы их можно было заметить. И все они поражали свою цель — Эйдена. Позднее, если бы его попросили изложить события этого периода в хронологическом порядке, он бы, наверное, затруднился это сделать.
Эйден видел, как все больше и больше отдаляются друг от друга сибы. В них появилось что-то чужое, враждебное. Даже в Марте.
И сам Эйден как-то неуловимо изменился. Он ощущал это, начиная с последнего вызова к Джоанне, которая тогда сказала ему, что он не что иное, как машина. Что же, она была не так уж и не права. Эйден чувствовал, что он и впрямь стал машиной, по крайней мере уже на полпути к этому. Любые эмоции он себе запретил. Все его интересы свелись исключительно к учебе. Приказывали делать — он делал. Приказывали отвечать — он отвечал, отрывисто и кратко. Одним словом, Эйден сделался образцовым кадетом.
И чем больше он старался, тем больше орала на него Джоанна, тем сильнее пыталась унизить его перед остальными. Каких только эпитетов она не придумывала! Раньше он бы злился, теперь ему было все равно.
Эйден стал плохо спать. Вымотанный до предела, он лежал по ночам в бараке, а сон к нему все не шел и не шел. В последнее время Эйден даже полюбил ночные дежурства. Лучше уж стоять на часах, чем просто так валяться и маяться от бессонницы.
Однажды ночью, стоя на посту, Эйден вдруг заметил, как кто-то идет по плацу. По правилам внутреннего распорядка лагеря находиться ночью на плацу строго запрещалось, поэтому Эйден, действуя по уставу, окликнул:
— Кто идет?
Неизвестный приблизился, и Эйден понял, что это был не кто иной, как командир Сокольничих Тер Рошах. Поначалу у Эйдена мелькнуло опасение: а не является ли нарушением устава самовольное обращение к старшему офицеру? Но, с другой стороны, тот же устав, регламентируя действия часового, не делал исключений ни для кого, независимо от воинского чина.
Должно быть. Тер Рошах шел, глубоко задумавшись. Поэтому, когда Эйден его окликнул, он поднял голову, прищурился, вглядываясь, а потом спросил неуверенно:
— Рамон? Это ТЫ?
Эйден повторно потребовал командира Сокольничих назваться и объяснить причину, по которой тот оказался на плацу. Этого требовал устав. Тер Рошах, должно быть, опомнился.
— Командир Сокольничих Тер Рошах. Инспекционный осмотр… Очень хорошо, кадет. Я забыл про время, но я как раз собирался заглянуть в вашу казарму. Проводите меня? Отвечайте.
— Разрешите покинуть пост, командир.
— Разрешаю.
В бараке Эйден встал в дверях и смотрел, как Тер Рошах проводит классическую «внезапную» ночную инспекцию. Командир пинком поднял Брета и с размаха врезал ему по скуле, указав на нечищенные сапоги. Потом настал черед Рены. Она висела в воздухе, пока Тер Рошах, держа ее в вытянутой руке-протезе, сообщал, что последние результаты Рены по вождению заставили покраснеть от стыда лично его. Тер Рошаха. После чего гнев командира Сокольничих обратился на Тимма и Пери. Досталось обоим. Тимму — за неопрятный вид, а Пери — за то, что та «кривила морду». Одна только Марта избежала наказания. Наоборот, Тер Рошах поставил ее в пример остальным. От Эйдена не укрылся огонек злорадства, мелькнувший в глазах командира Сокольничих, ибо, хваля Марту и противопоставляя ее остальным. Тер Рошах тем самым сеял среди сибов ростки зависти и ревности.
Эйден смотрел на это, а в голове у. него крутилось: «Надо что-то делать. Надо принимать контрмеры, пока группа окончательно не распалась».
Уже в дверях Тер Рошах приказал Эйдену вернуться на пост. Тот повиновался. Прежде чем уйти, командир Сокольничих странно посмотрел на него, затем проговорил:
— Имей в виду, ты у меня кандидатура номер один на отчисление. Слишком много мнишь о себе. Я все вижу. Ты думаешь, что сможешь победить систему? Тебе ее не победить. Отвечай.
— Мне нечего сказать, командир.
— Жаль, что ты на посту и я не могу врезать тебе как следует. Утром, когда сдашь дежурство, явишься ко мне с рапортом. Отвечай.
— Вас понял, командир.
Однако, когда Эйден явился утром домой к Тер Рошаху, тот спал. По уставу Эйден не мог обратиться к нему, а следовательно, разбудить. Он ждал у дверей, пока окончательно не рассвело, но Тер Рошах так и не проснулся. В дальнейшем командир Сокольничих не вспоминал о своем приказе.
Днем, сразу после еды, Эйден, выждав момент, прижал Марту в углу спиной к стене.
— Сиб-группа агонизирует. Мы не можем этого допустить, — сказал он.
На мгновение в ее глазах появилось презрительное выражение — в точности такое же, как у Сокольничего Джоанны. Затем брови ее сошлись.
— Для чего ты мне это говоришь?
— Потому что мы когда-то… были друзьями. Были близки.
— Ты наслушался мифов. Наша близость, как ты ее называешь, была детской дружбой и осталась в прошлом. А мы больше не дети.
— А кто же мы теперь по-твоему? Воины-мастера, что ли?
— Оставь свои насмешки. Это твоя самая отвратительная черта. Сколько раз Сокольничий Джоанна говорила…
— Я плевать хотел на то, что она говорила. Она спит и видит, как бы развалить нашу сиб-группу.
— Если это так, то, значит, сиб-группа должна быть развалена. Ради нашего же блага.
— Тогда чего стоит все то, что мы пережили вместе? Я не имею в виду тебя и меня. Я говорю о нас всех. О тех, кто выжил, и о тех, кто умер, и о тех, кто отправлен в другие касты. Опекуны наперебой твердили нам, что мы выживем только в том случае, если будем держаться друг друга. Сиб силен, если он держится вместе со своей группой. Ты ведь это знаешь не хуже меня. Марта.
— Все делается ради того, чтобы из нас получились воины. Что тут непонятного? Сначала нас собрали в группу, чтобы выявить среди нас будущих воинов. Теперь лишние отсеялись. Впереди Аттестация. У тех, кто дойдет до нее и станет воином, по-разному сложатся судьбы и…
— Как бы они порадовались, узнав, что ты начала так думать…
— Они? Кого ты имеешь в виду?
— Джоанну. Остальных. Наших бывших опекунов. Офицеров-инструкторов. Всех тех, кто направлял нас, учил нас, заставлял думать так, а не иначе, внушал…
— Эйден, по-моему, ты спятил. Ты не хуже меня знаешь, что путь Клана…
— Относительно пути Клана я ничего не могу сказать. Я ничего не знаю о Клане. Равно как и ты. Наш мир всегда ограничивался сиб-группой с тех пор, как…
— Ты противоречишь сам себе.
— Я не понимаю тебя. Марта.
— Ты заявляешь, что нужно сохранить во что бы то ни стало сиб-группу. Потом сам же признаешь, что сиб-группа ограничивала наш мир. Следовательно, распад группы есть необходимый этап нашего становления как воинов. Следовательно, сиб-группа может рассматриваться как этап, который уже миновал.
Эйдену захотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть.
