Энн Леки - Слуги правосудия
— А что сейчас? — спросила я Сеиварден.
Она не обратила внимания на мой вопрос.
— Все исчезло. А то, что осталось, было почти в порядке. Но оттенки отличались, все слегка изменилось. Люди говорили, и я не понимал ни слова либо узнавал слова, но не мог понять высказываний. Все казалось каким-то ненастоящим.
Возможно, это и был ответ на мой вопрос.
— Как ты отнеслась к людям-солдатам?
Сеиварден нахмурилась и впервые с того времени, как проснулась, посмотрела прямо на меня. Я пожалела о том, что задала этот вопрос. На самом деле я хотела узнать другое. Что ты подумала, когда услышала об Айми? Но возможно, она об этом не слышала. Или, если слышала, это могло оказаться для нее непостижимым. Кто-нибудь подходил к тебе, нашептывая про восстановление законного порядка вещей? Наверное, нет, учитывая обстоятельства.
— Как ты покинула Радч без разрешения?
Это явно было нелегко. Как минимум требовались деньги, которых у нее не было.
Сеиварден отвернулась от меня и опустила взгляд. Она не собиралась отвечать.
— Все шло не так, — произнесла она после девяти секунд молчания.
— Кошмары, — проговорила Стриган. — Тревога. Временами дрожь.
— Неустойчивость, — сказала я. В переводе это звучало довольно мягко, но на радчааи, когда речь шла об офицере, таком как Сеиварден, это значило гораздо больше: слабый, робкий, не соответствующий требованиям своей должности. Болезненный. Если Сеиварден была неустойчива, она никогда на самом деле не заслуживала своего назначения, никогда в действительности не подходила для военной службы, не говоря уже о том, чтобы командовать кораблем. Но Сеиварден, разумеется, успешно прошла испытания, и тесты показали, что она была именно такой, какой ее всегда предполагал видеть клан: уравновешенной, готовой командовать и покорять. Не склонной к сомнениям или беспричинным страхам.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — процедила Сеиварден и презрительно усмехнулась. Ее руки по-прежнему обхватывали колени. — В моем клане нет неустойчивых.
Несомненно, подумала я, родственники, которые служили по году или около того во время какой-нибудь аннексии и вышли в отставку, чтобы стать монахами-отшельниками или расписывать чайные сервизы, поступили так не потому, что были неустойчивы. И родственники, которые не прошли испытаний так, как ожидалось, и удивили своих родителей, получив назначения во второразрядные священнослужители или деятели искусств, — это отнюдь не указывало на некую врожденную неустойчивость, присущую клану, о нет, никогда. И Сеиварден нисколько не опасалась и совсем не беспокоилась о своем новом назначении, к которому приведут повторные испытания, и о том, что они скажут о ее устойчивости. Разумеется, нет.
— Неустойчивость? — спросила Стриган, которая поняла слово, но не все то, что оно означало.
— Неустойчивому человеку, — объяснила я, — недостает силы характера.
— Характера! — Стриган не скрывала своего негодования.
— Разумеется. — Мое выражение лица не изменилось и было таким же мягким и приятным, как и большую часть последних дней. — Менее значительные граждане не могут выдержать серьезных трудностей или напряжения, и иногда из-за этого им требуется медицинский уход. Но некоторые граждане воспитаны лучше. Их так просто не сломить. Хотя они могут уйти в отставку раньше или провести несколько лет, следуя творческим или духовным интересам, — длительные уединения для погружения в медитацию распространены весьма широко. Именно в этом и заключается разница между семьями, занимающими высокое положение, и менее значительными.
— Но вы, радчааи, так хороши в промывании мозгов. Или так говорят?
— В перевоспитании, — исправила я. — Если бы она осталась, она получила бы помощь.
— Но она не могла вынести самой мысли о том, что ей нужна помощь, вот с чего надо начать.
Я промолчала, не соглашаясь и не возражая, хотя и подумала, что Стриган права.
— А много ли может… сделать перевоспитание?
— Много чего, — ответила я. — Хотя большая часть того, что ты могла слышать, в основном преувеличение. Оно не может превратить тебя в того, кем ты не являешься. Пользы в таком случае не было бы никакой.
— Стирает воспоминания.
— Думаю, подавляет их. Может быть, добавляет новые. Нужно знать, что делаешь, либо можешь изрядно навредить кому-нибудь.
— Несомненно.
Сеиварден, хмурясь, смотрела, как мы разговариваем, не в состоянии понять ни слова.
Стриган чуть улыбнулась.
— Ты — не продукт перевоспитания.
— Нет, — признала я.
— Скорее — хирургии. Перерезать некоторые связи, сделать несколько новых. Установить пару имплантатов. — Она умолкла на мгновение, ожидая моего ответа, но я молчала. — Ты неплохо маскируешься. По большей части. Выражение лица, тон голоса всегда подходящие, но всегда… всегда продуманные. Это всегда представление.
— Ты думаешь, что разгадала загадку, — предположила я.
— Разгадала — неверное слово. Но ты — трупосолдат, я уверена. Ты что-нибудь помнишь?
— Много чего, — сказала я по-прежнему вежливо.
— Нет, я имею в виду — из того, что было прежде.
Мне понадобилось почти пять секунд, чтобы понять, что она имеет в виду.
— Та личность мертва.
Сеиварден внезапно вскочила и вышла за внутреннюю дверь и, судя по звуку, за наружную.
Стриган проводила ее взглядом, хмыкнула и снова повернулась ко мне.
— Твое ощущение того, кто ты есть, имеет неврологическое основание. Одно маленькое изменение — и ты больше не веришь, что существуешь. Но ты здесь. Я думаю, ты все еще здесь. Откуда это странное желание убить Анаандер Мианнаи? И почему ты так злишься на него? — Она кивнула в сторону выхода. Сеиварден была снаружи, на холоде, в одной только куртке.
— Она возьмет вездеход, — предостерегла я. Девочка и ее мать взяли флаер и оставили вездеход возле дома Стриган.
— Нет. Я вывела его из строя. — Я одобрительно кивнула, и Стриган продолжила: — И музыка. Я не думаю, что ты была певицей, не с таким голосом, как у тебя. Но ты, вероятно, прежде была музыкантом или любила музыку.
Я подумала, не издать ли горький смешок, к которому призывала догадка Стриган.
— Нет, — сказала я вместо этого. — На самом деле, нет.
— Но ты — трупосолдат, тут я права. — (Я не отвечала.) — Ты каким-то образом сбежала или… ты с его корабля? Капитана Сеивардена?
— «Меч Настаса» был уничтожен. — Я была там, неподалеку. Относительно. Видела, как это произошло, достаточно. — И это произошло тысячу лет назад.
Стриган бросила взгляд на дверь, опять на меня. Затем она нахмурилась.
— Нет. Нет, я думаю, ты с Гаона, а он был аннексирован лишь несколько веков назад, не так ли? Как я могла забыть! Вот почему ты сходишь за человека с Джерентэйта, да? Нет, ты каким-то образом сбежала. Я могу вернуть тебя назад. Я уверена, что смогу.
— Ты имеешь в виду, что можешь меня убить. Ты можешь уничтожить мое ощущение своего «я» и заменить тем, которое одобряешь.
Стриган не понравилось то, что она услышала, я это видела. Внешняя дверь открылась, и затем Сеиварден, дрожа, прошла через внутреннюю.
— В следующий раз надевай куртку, — сказала я ей.
— Отстань, блин! — Она схватила с постели одеяло и, накинув его на плечи, стояла, по-прежнему дрожа.
— Весьма неподобающие выражения, гражданин, — отметила я.
На мгновение было похоже, что она выйдет из себя. Затем, казалось, вспомнила, что может произойти в этом случае.
— Отстань! — Она тяжело уселась на ближайшую скамью. — Блин!
— Почему ты не оставила его там, где нашла? — спросила Стриган.
— Хотела бы я знать. — Еще одна загадка для нее, но заданная неумышленно. Я сама не знала. Не знала, почему тревожилась, чтобы Сеиварден не замерзла до смерти в наметенном пургой снегу; не знала, зачем взяла ее с собой; не знала, почему мне небезразлично, если б она удрала на чьем-то вездеходе или ушла в покрытую зелеными пятнами мерзлую пустошь и умерла.
— А почему ты на него так злишься?
Это я знала. И по правде говоря, то, что я злилась, не было совершенно честно по отношению к Сеиварден. Тем не менее факты оставались фактами и моя злость — тоже.
— Почему ты хочешь убить Анаандер Мианнаи? — Голова Сеиварден слегка повернулась, ее внимание привлекло знакомое имя.
— Это личное.
— Личное. — Голос Стриган звучал скептически.
— Да.
— Ты больше не личность. Ты мне сказала именно это. Ты — оборудование. Придаток к корабельному ИИ. — Я промолчала в ожидании, что она поразмыслит над своими словами. — Какой-то корабль сошел с ума? В последнее время, имею в виду.
Безумные радчаайские корабли были гвоздем мелодрам как в Радче, так и за его пределами, хотя радчаайские зрелища на эту тему обычно являлись историческими. Когда Анаандер Мианнаи завладела сердцевиной пространства Радча, несколько кораблей уничтожили себя после смерти или пленения своих капитанов, и ходили слухи, что несколько по-прежнему бороздили пространство три тысячи лет спустя, полубезумные и отчаявшиеся.
