Андрей Ерпылев - Выход силой
— Я не тварь! — с вызовом бросил он сотням лиц, слившихся в одну маску, и добавил, обернувшись к шарахнувшемуся от окровавленного клинка в его руке Ланисте: — Я человек…
Игорь лежал на своих нарах и смотрел в низкий, тронутый плесенью потолок. Пошел уже третий день с того момента, когда он, под гробовое молчание зала, прошел мимо потерявшего дар речи Ланисты прочь от карьеры гладиатора. Ожидаемой расправы не последовало, наоборот, все делали вид, что его вообще не существует. От него шарахались, как от прокаженного, все разговоры в его присутствии смолкали. Можно было бы, наверное, вообще уйти куда глаза глядят и никто бы не задержал его, но глаза никуда не глядели и даже к Инге не хотелось.
Из всех гладиаторов сохранял с Игорем отношения только Кузьма. Он него пария узнал, что, казалось бы, смертельно им раненный Алекс еще жив — могучий организм «викинга», потерявшего много крови, продолжал бороться и, вполне возможно, способен был одержать победу над Костлявой. В который уже раз.
— Ты, парень, молодец, что не укоптрапупил его, — гудел одобрительно бородач, сидя в ногах безучастного Игоря. — У нас, смертничков, ведь главное что? — Он сделал паузу, надеясь услышать вопрос младшего товарища, то тот никак не реагировал, зацепив неподвижный взгляд за трещинку в потолке, и Кузьма продолжил: — Главное для нашего брата — выжить. Сдохнуть ведь всегда успеешь, верно? А за жисть-жестянку держись, цепляйся за нее изо всех сил, как за соломинку. Смотришь — и вывезет хромая. Я вот сто раз по краешку ходил. Порой думаешь: ну все — кранты, отходил ты, Кузя, по земле-матушке, нора ласты клеить… Ан нет! Оклемаешься, и снова — лезешь смертушку за усы дергать… Я ведь не всегда в гладиаторах-то этих клятых бегал, народ потешал. И в охотниках довелось побывать, и в наемниках. И колесо на каторге крутил и станции выморочные расчищал-оборонял… Почитав, с самой Катастрофы кручусь вот так, да и до нее, проклятой, сидеть на месте не приходилось…
Под мерное журчание рассказов Кузьмы, Игорь впадал в какое-то оцепенение, похожее и непохожее на сон. И в снах этих он шагал по колено в ледяной вонючей воде, вращая огромное неповоротливое колесо помпы, торил дорогу по смертельно опасным туннелям… Парень был благодарен неутомимому рассказчику за то, что не оставляет его один на один с грызущей душу безысходностью.
На четвертый день все переменилось. К лежавшему на нарах Игорю подошел Ланиста.
— Совсем припух тут, Аника-воин?? — спросил он язвительно.
Игорь отвернулся к стене.
Ему было безразлично, что еще придумал старик: выставить его против твари, с которой не справиться ни одному на свете бойцу, на верную погибель или отправить в ледяные катакомбы на верную смерть. Да хоть бы и убить.
— Радуйся, — несколько обиженно продолжил Михаил Сергеевич, так и не дождавшись ответа. — Продал я тебя, неумеху.
Никакой реакции: Князев нашел для себя другой объект для наблюдения и теперь исследовал взглядом трещину на стене.
— И не интересно, кому? — Веселое настроение Ланисты испарилось, как не бывало. — Может, на мясо тебя пустят, а?
— Слушай, — не выдержал Кузьма, с приходом старичка перебравшийся на свое место. — Не видишь, тошно парню!
— А ты заткнулся бы, бродяга, — ощерился Ланиста. — Самого-то кормлю только из жалости.
— А не корми, — буркнул Кузьма, с вызовом глядя на старика. — А от парня отстань. Добром говорю тебе — отстань.
— А то что?
— А ничего. Пока.
Кузьма демонстративно извлек из ножен свой клинок и принялся, сердито лязгая оселком по металлу, выводить глубокую забоину на лезвии. Остальные гладиаторы тоже прекратили свои занятия и неодобрительно уставились на старика.
— Собирай свои манатки, — прошипел он Игорю, — и выметайся на все четыре стороны. У тебя теперь другой хозяин, пусть он с тобой и валандается.
Не говоря ни слова, Игорь собрал свои нехитрые вещички и направился мимо него к выходу: гладиаторы провожали его взглядами. Лишь на пороге он обернулся и попрощался с бывшими товарищами:
— Не держите на меня зла, ребята.
— Ступай с богом, — ответил за всех Кузьма. — И не поминай нас лихом.
Князев прошел мимо сделавших вид, что не видят его, охранников и оказался на улице.
— Стой! — догнал его Ланиста, требовательно протягивая руку ладонью вверх. — Жетон отдай!
Игорь вынул из-за пазухи жетон, дарующий льготы гладиаторам, сделал вид, что хочет положить его в протянутую руку, но в последний момент дал цепочке скользнуть меж пальцев, и металлическая пластинка упала в самую грязь.
— Подними! — рявкнул Михаил Сергеевич, но парень лишь нагло ухмыльнулся ему в лицо.
Тот сжал в бессильной злобе кулачки, поднес их к лицу парня, но не отважился его тронуть — рука Игоря лежала на гарде шпаги, а с ней он умел обращаться отлично, и старичок это знал.
— Ну, я не гордый, — прошипел он, нагибаясь за жетоном. — Сам подниму… Только ты мне за это ответишь, щенок.
Старшина повернулся к нему спиной и зашагал к смутно маячащей впереди фигуре, подпирающей спиной стену. Вероятно, это и был покупатель.
— А брата своего теперь сам ищи! — крикнул ему старик. — И на том свете не забудь проверить!
— Брешешь! — ответил Игорь. — Ты там первый окажешься, сам и убедишься!
Игорь и его «покупатель» сидели в том самом достопамятном кафе, где якобы подавали человечину. Лицо Меченого, так звали нового хозяина Игоря, пересекал уродливый шрам, начинавшийся на лбу и заканчивавшийся на подбородке. Перед ними на грубо сколоченном столе стояли дымящиеся тарелки и керамические кружки с пивом.
— А это правда, что тут людей скармливают посетителям? — поинтересовался Игорь, с сомнением глядя на исходивший жиром аппетитный кусок мяса.
— Кто тебе такую глупость сказал? — вылупился на него одним глазом Меченый.
Его второй, мертвый глаз, смотрел надменно и холодно.
— Да вы же в прошлый раз и орали, что, мол, человечиной вас кормят.
— Сто раз, наверное, говорил уже: никаких вы. — Меченый подцепил на кончик ножа кусочек мяса и отправил его в рот. — Мы, наемники, все равны. Все на ты. На вы — это к нанимателям нашим, да со всем политесом. Они, скоты, это любят. Самим-то ручки белые, холеные, замарать впадлу вот нас, черную кость, и посылают свое дерьмо разгребать. И чужое тоже. И вот еще…
Он надолго замолчал, сосредоточенно разжевывая жилистый кусок — зубов у него, как уже успел заметить Игорь, была большая нехватка. Парень уже не чаял дождаться продолжения, когда Меченый, отхлебнув из керамической кружки добрый глоток пива, завершил свою мысль:
— Усвой три заповеди наемника. Первая такая: коли тебе заплатили, то задачу надо выполнить. В лепешку расшибись, кровью перхай, а выполни. Таков уж у нас кодекс чести.
— Драться за деньги — чести мало. — Заметил Игорь.
— Что бы ты понимал! Сам-то, небось, на Ланисту не за так ишачил?
— Обстоятельства так сложились…
— Обстоятельства, они всегда не так складываются. Складывались бы так, как надо, — нас бы с тобой здесь не было. Так уяснил первую заповедь?
— В общих чертах.
Меченый отрезал еще кусок мяса и критически его осмотрел одним глазом, будто этот, новый, чем-то кардинально отличался от предыдущего, отправил его в рот. Прожевав порцию, он поскреб ногтем недельную щетину, покрывавшую подбородок, и наставительно произнес:
— Вторая такая: дороже всего у нас жизнь. И беречь свою жизнь надо больше всего. Мертвый наемник не наемник больше, а кусок мяса. Вот такого.
— Это не заповедь, а инстинкт самосохранения. Но как бы это все совместить? — язвительно спросил Игорь.
— Поживешь — увидишь, — философски изрек тот, старательно пережевывая мясо.
— А третья заповедь? — Князеву уже стало интересно.
— Третья? — Одноглазый задумался, со скрипом почесал подбородок и изрек, наконец: — Никогда не плати за то, за что можешь не платить.
— Так значит, насчет человечины…
— Верно, Гладиатор.
Эту кличку Меченый дал Игорю при первом же знакомстве, пояснив при этом, что настоящие имена наемников никого не интересуют. И более того, попытку их выяснить могут счесть оскорблением со всеми вытекающими последствиями.
— Раз уже поел, то зачем раскошеливаться? Так что ешь смело — свинина это, свинина. Или крысятина, — добавил он равнодушно, видя, что Игорь вонзил в мясо нож и вилку. — Человечина, она особый вкус имеет. Попробуешь — сразу станешь отличать.
— А вам… тебе доводилось? — Князев осторожно разжевал мясо и не нашел в его вкусе ничего настораживающего: даже крысой, которую ему уже приходилось пробовать, не пахло. Да и вряд ли найдется крыса, из которой можно выкроить такой шмат жирного мяса.
— Мне много что доводилось. — Меченый, улыбнулся, что, впрочем, не добавило обаяния его липу, похожему на жуткую, расколотую глиняную маску, вылепленную неумелым скульптором. — И человечину жрать, и тварей всяких. Да и ты, раз наш путь выбрал, многое еще повидаешь-по пробуешь.
