Антон Корнилов - Пастухи чудовищ
У меня, кажется, волосы на затылке встали дыбом, когда я вдруг понял, что мне предстоит сейчас предпринять.
– Развернуться, а? – повторил Дега, снова искоса глянув на часы. – Ну вроде как ради удобства. Чтоб потом не суетиться?
– Делаем так, – заговорил я каким-то не своим, оледенело ломким голосом. – Я иду за Максом. А ты – если мы раньше не вернемся – через… те же пять минут подъезжаешь к дому этого Трофима. Двигатель не глуши на всякий случай. Подхватишь нас.
– Башней тронулся? – взвыл Дега. – Ты что? Зачем тебе это надо?!
Зачем? Я и сам не смог бы этого внятно объяснить. Мне было надо – и все. Не сделай я того, на что сейчас решился, я всю оставшуюся жизнь буду жалеть, что судьба дала мне возможность стать частью чего-то настоящего, чего-то неизмеримо большего, чем обыденное выживание… а я струсил и сбежал.
– Зачем?! – потряс меня за плечо Дега.
– Да ни за чем, – высвободил я руку. – На мне ведь футболка счастливая.
– Тогда я с тобой пойду, – с отчаяньем выговорил мой кореш.
– А кто нас подхватит… если что? Я водить не умею. Хоть и сын дальнобоя.
Дега опустил глаза, облизнул губы. Судя по всему, он попытался скрыть от меня облегчение, но получилось у него это плохо.
Я выпрыгнул из машины.
Дом Трофима Ладогина почти не отличался от других домов-усадеб Моршанки: такое же монументальное здание, многочисленные пристройки, высоченный глухой забор. Но ворота были распахнуты настежь, и стоял в этих воротах – задом во двор, а мордой на улицу – точно такой же внедорожник, как и тот, на котором приехали сюда мы, только целенький, чистый, немного лишь забрызганный грязью понизу. И наклейка на его лобовом стекле была, как у нас: «Правительство Заволжского округа».
Я как раз добежал до внедорожника, присел, сдерживая дыхание, чтобы не шуметь, когда со двора донесся сдавленный крик и сразу после него – негромкий упругий хлопок. А спустя мгновение – глухой мягкий удар. Словно мешок бросили на землю.
Я рванул во двор, стараясь все-таки держаться в тени автомобиля. Впрочем, долго оставаться незамеченным шансов у меня было маловато.
Прямо передо мной, в середине просторного, чисто подметенного двора, шагах в десяти от ворот, стоял крупный мужик в светлом спортивном костюме. Позади мужика лежал на земле огромный продолговатый черный пластиковый пакет, в котором угадывались очертания человеческого тела.
Этот… в спортивном костюме неотрывно смотрел на меня широко распахнутыми неподвижными глазами. Губы его были стиснуты до синевы и дрожали словно от великого напряжения. Мужик подергивал ногами, силясь оторвать их от земли, но они почему-то не отрывались, точно были приклеены. Правую руку он запустил за пазуху и теперь пытался вытащить ее обратно – безуспешно пытался, потому что рука его по какой-то причине накрепко увязла за отворотом куртки.
Наши взгляды встретились. Мужик затрепыхался сильнее и замычал, явно не в силах разжать губ.
И тут я увидел второго. Он был пониже своего товарища, но пошире в плечах. Одет был в джинсы и толстый свитер с растянутым воротом, и половину лица его закрывали большие солнцезащитные очки с непроницаемо черными стеклами.
Очкастый шел ко мне, опустив голову, со злой досадой бормоча что-то под нос.
– Говорил же дураку: не снимай очков… – разобрал я.
Очкастый шел ко мне, но меня не видел, потому что внимание его было занято пистолетом с удлиненным глушителем стволом. Он тискал оружие в руках, пытаясь стронуть с места заевший затвор.
Нет, не ко мне он шел, а к Максу, который лежал на земле между мной и этими двумя.
Он лежал на боку, наш брахман, скорчившись, суча ногами, обнимая себя обеими руками. Растрепавшиеся волосы закрывали его лицо, а между пальцами, впившимися в левый бок, сочилась кровь. Травматический пистолет валялся рядом. Макс не успел из него выстрелить.
Я выхватил джагу из-за голенища.
Очкастый увидел меня наконец. Надо отдать ему должное, соображал он быстро. Он тут же оставил бесполезные манипуляции с пистолетом и метнул мне оружие в лицо. Я инстинктивно отклонил голову, но пистолет все же задел меня вскользь над правым глазом. Окажись удар полноценным, я бы точно свалился без сознания. Но и без того мало мне не показалось. Голову пронзила такая боль, что я на мгновение ослеп, а половина лица надолго онемела.
Когда зрение вернулось, я увидел, что очкастый подбежал ко мне почти вплотную. Все, что я успел сделать, – это выбросить вперед правую руку. Я предполагал схватить врага за горло, но он ловко ушел в сторону, поймав мою руку в захват и тотчас выкрутив ее до ослепительной боли в плечевом суставе.
И швырнул меня через себя.
Я грохнулся на землю, дыхание вышибло из моей груди, перед глазами опять поплыли пульсирующие черные пятна. Силясь вздохнуть, я перевернулся, приподнялся на локтях и получил мощный пинок по ребрам.
Подчиняясь инерции удара, я несколько раз перекатился, встал было на четвереньки, но тут очкастый настиг меня. Он снова ударил ногой со всего размаха – на этот раз в лицо. Метил он, очевидно, в подбородок, но попал в скулу. Меня отбросило шага на два, опрокинуло навзничь. Джага вылетела из пальцев, звякнула, приземлившись где-то далеко…
Странно, что я еще оставался в сознании. Так быстро, как мог, я перевернулся на живот, закрыл руками голову, ожидая очередного удара. Кричать, чтобы позвать на помощь, я не мог. Да что там кричать – у меня едва получалось дышать – ребра жгло огнем, словно меня поперек туловища стиснули чересчур тугим ремнем.
В голове моей, казалось, распухшей вдвое, оглушающе пульсировала боль – раз-два, раз-два… А удара – последнего, добивающего удара – все не было.
Тогда я отнял руки от лица и кое-как сел.
Очкастый стоял надо мной, чуть покачиваясь.
– Гнида… – удивленно выговорил он.
…Только в боевичках, которые нам крутили вечерами по телику, видел я, что в драках киношные драчуны машут друг у друга перед носами джагами, пытаясь даже ими фехтовать. В жизни так никогда не бывает. Джага не меч и не шпага. Зачем ею финты крутить? В надежде, что противник испугается, что ли? Если он нормальный боец, он пугаться не станет, а легко и просто уйдет от выпада, потому что клинок – вот он, на виду… Или, что скорее всего, перехватит вытянутую к нему руку, отберет оружие…
Джага должна быть спрятана от глаз противника до поры безошибочного удара, молниеносного, будто жало змеи. Безоружной рукой действуешь, как необходимо по ситуации, – хватаешь, толкаешь, бьешь, защищаешься… Да хотя бы просто машешь ею по воздуху. Тут главное – отвлечь на нее внимание. И лишь когда сверкнет перед тобой тот самый, желанный и ожидаемый момент, упускать который нипочем нельзя, – тогда давай, выстреливай всем телом вперед, режь или коли! Молниеносный выпад – и джага, уже испачканная кровью, снова спрятана. До следующего выпада.
Если он, конечно, понадобится…
В общем, когда этот очкастый скручивал мне руку, чтобы выполнить бросок, я успел дважды пырнуть его в живот. Хорошо пырнул – на всю длину клинка, а последний раз получилось еще клинок и провернуть и вытащить его из тела с протяжкой, расширив рану. Но не по моей воле получилось, откровенно сказать, а само собой, потому что начал я в тот миг свой полет через вражеское бедро…
В горячке махалова, правда, зарезанный обычно не сразу понимает, что произошло, и какое-то время еще активно функционирует…
– Гнида… – удивленно повторил очкастый, глядя, как набухает кровью подол его свитера.
Облапив живот мгновенно окровавившимися руками, он повернулся и пошел куда-то прочь, точно все на свете перестало его интересовать, кроме собственных изрезанных кишок. Прошел он всего четыре шага. На пятом ноги его подломились, и он упал ничком, звучно стукнувшись о землю уже мертвым лицом.
Я поднялся. Оглянулся в сторону дома, дверь в который была открыта… Вряд ли там есть еще кто. Если бы был – наверняка выбежал бы на шум драки.
Посмотрел на мужика в спортивном костюме. Тот так и стоял посреди двора, таращась в никуда, дергаясь всем телом, стараясь освободиться от невидимых пут.
Голова моя кружилась, ребра впивались в плоть огненными сгустками боли. Одно, а то и два ребра сломаны – это уж как пить дать… Ничего. Еще где-то с час или два я продержусь на адреналине. А вот потом станет по-настоящему плохо, это я по опыту знаю.
Я подошел к Максу.
Брахман уже сидел, широко раскинув ноги, одной рукой держась за окровавленный бок, другой упираясь в землю. Он морщился от боли. Лицо его было бледным и мокрым, волосы свисали сосульками.
– Ловко ты его… – в перерыве между частыми вдохами и выдохами, проговорил Макс. – Брюшную аорту вскрыл… Не впервой людей убивать, а?
