Иван Тропов - Крысолов
Кто бы мог подумать, что в ателье у Серого проснутся какие-то совершенно блэкушные вкусы? Едва завидев кожаную куртку, расшитую молниями и нашпигованную кнопками и стальными побрякушками, он рванулся к ней и заблажил так, что пришлось заказать такую же. Только не из кожи, а из кевларина, и не стандартной раскройки, а по размерам Серого. И поскорее. Вышло довольно дорого…
Стас повозился с магнитолой – родная “нива” с привычной магнитолой осталась далеко в Старом Городе, в сотнях верст отсюда, а эта была потрепанная и довольно старая, еще тех времен, когда “нивы” были с примесью “шевроле”. Нашел нужную песенку и закольцевал ее.
Ожили динамики, разбавляя унылую серость за окном. Там плыла чахлая полоска кустов и березовых скелетиков. За ними весенние поля, грязные, мокрые и холодные.
Первый напор весны отступил, и ранним утром под ногами скрипел и ломался ледок…
Any jobber got the sack,
Monday morning, turning back,
Yellow lorry slow, nowhere to go.
But oh, that magic feeling, nowhere to go,
Oh, that magic feeling, nowhere to go…
Пять дней назад эта песенка была под настроение. Била точно в сердце, до самых печенок.
Да, все паршиво и хуже некуда – но… Выдернут из привычного ритма жизни. Из привычных “надо”, “должен” и “приходится”. Никуда не надо бежать. Никому ничем не обязан. И даже звонков на видеофон нет, ни одного, – потому что номер совершенно новый.
Пьянящее чувство свободы…
Yellow lorry slow, nowhere to go.
But oh, that magic feeling, nowhere to go,
Oh, that magic feeling, nowhere to go…
Теперь острота этого чувства чуть притупилась. Пять дней прошло. Старые привычки ушли, но свято место пусто не бывает. Новые “надо”, “должен” и “приходится” тут как тут.
Почти неделя в одном ритме, пусть и совершенно новом…
Но заводить песенку все равно надо. Теперь она – часть работы. Надолго от работы не убежишь…
Стас притормозил, вывернул почти на обочину.
– Ну что, шерстяной, проснулся? Застегнись, сейчас будет холодно.
Сегодня Серый был какой-то хмурый. Вроде уж пятый день такая история, пора бы и привыкнуть. Но нет… Надулся, словно грозовая туча. Четыре дня терпел, а теперь надоело?
Ладно, перетерпит. Сегодня в последний раз.
Стас перегнулся через Серого, вжикнул электромотором.
Через открывшееся окно в машину ворвался холодный воздух. Разомлевший в тепле и убаюканный урчанием мотора Серый мгновенно засуетился. Выпрямился в кресле, заскрипел кевларином, одергивая курточку, вжикнул молнией.
Стас сделал музыку еще громче – так, чтобы ее было хорошо слышно и вне машины, – и медленно пополз вперед. Совсем медленно, верст десять в час.
– Протирай глаза и смотри, шерстяной. Если пропустим, то придется ползать туда-обратно вдоль дороги, как вчера. Опять полдня вылетит коту под хвост.
– Ыпа, – буркнул Серый.
Но послушно уставился в окно.
* * *Шоссе было почти пустое.
Изредка проносились тяжелые фуры, обдавая “ниву” коротким ревом и сизыми выхлопами, а потом снова пустое шоссе, орущие из динамиков битлы и придорожные кусты, от которых уже рябит в глазах…
– Ыпа-ыпа-от! От! – Серый вскочил в кресле, вытянул лапу. – Ыпа-ыпа! От! От!
Из-за березки к обочине вынырнула крыса. Не местная – эти мелкие, как хомяки, – а московская, крупнее иной кошки. Показалась на миг, привстав на задние лапы, как тушканчик, и тут же нырнула в придорожные кусты, затерялась меж голыми прутьями и грязной, подгнившей листвой, оставшейся с осени.
Стас затормозил. Приехали.
– Молодец, Серый.
– Ыва? – тут же радостно предложил Серый.
– Ыва, ыва. Только не для тебя, обжора.
Так, а что у нас с километражем? Стас прикрыл глаза, подсчитывая… Туда, сюда, минус сотня от гостиницы, от этих “Дубовых домиков”…
А что, неплохо. По графику и даже чуть лучше. Хорошо их Арни выдрессировал. За пять дней батальон прошмыгнул пятьсот двадцать верст.
Стас выключил музыку, закрыл окно. За полчаса поиска с открытым окном, чтобы музыка помогла крысам опознать машину, салон выморозило. Не только у Серого зуб на зуб не попадал…
Стас включил обогрев и вылез из машины. Обошел, открыл багажник “нивы”. Сзади заревела, приближаясь, фура. Стас чертыхнулся, захлопнул багажник.
И стал изображать сладчайшие потягуши. Словно просто вылез из машины затекшие руки-ноги размять…
Совсем некстати будет, если какой-нибудь сердобольный водитель решит притормозить, чтобы узнать, не случилось ли чего. И рассмотрит Серого. И запомнит лицо. И номер.
Нет уж… Стас подождал, пока фура уберется к чертовой матери. Когда она превратилась в серое пятно на горизонте, а басистый рев двигателей почти потерялся в шуме ветра, Стас свистнул.
Из кустов показался Роммель. За ним, в кустах, еще морды. Но на дорогу не лезут.
– Ладно уж, вылезайте, – сказал Стас. – Молодцы… Принимайте, заслужили.
Четырехлапые бойцы не заставили себя уговаривать. Роммель лишь повел мордой, и пять крыс тут же вылетели из кустов и выстроились в очередь. А из-за переплетений голых прутьев уже выглядывали следующие.
Стас вытащил из багажника полукилограммовый пакетик кошачьего корма и вручил первой крысе. Крыса осторожно вцепилась зубами в его верхушку, где бумага была сложена в несколько раз. И, привстав на задние лапы, чтобы пакет не волочился по земле и не порвался, засеменила в кусты.
Вторая крыса уже ждала, открыв пасть. Приняла свой пакет и посеменила следом. А из кустов, в хвост очереди, вынырнули две новые.
Стас вручил третий пакетик с кормом, и в это время сзади загрохотало. Блин, да что ж такое! Разъездились, как нарочно!
– Брысь!
Но обочина и так уже опустела. Крыс словно корова языком слизнула.
На всякий случай Стас прикрыл багажник. Вдруг в фуре зоркий кто? А в багажнике сотня пакетиков с кошачьим кормом. Такое запоминается. А кого-то, может, и задуматься заставит. И даже навести на мысль и набрать номер…
У службы быстрого реагирования КГБ номер простой. Запоминается элементарно: три и семь, два святых числа. Такой просто грех не запомнить. При нынешней сознательности граждан в вопросе генной безопасности любой шофер средней полосы этот номер знает. И если заподозрит что-то, тут же вставит видеофон в хэнд-фри и наберет этот тридцать седьмой. Единый для всей страны и, разумеется, совершенно бесплатный. Может быть, еще и премию дадут, если вызов не окажется ложным.
Нет уж, спасибо. Не для того продвигались к Пензе с таким геморроем уже пять дней, чтобы залететь из-за подобной мелочи…
Стас отошел на шаг от машины и старательно потянулся. Даже зевнул для большего правдоподобия.
Последние пакеты совал уже не глядя, нырнув в багажник с головой, чтобы дотянуться до сусеков.
Девяносто девять… Сто…
Все вроде.
Стас высунул голову из багажника, выпрямился. Поежился от холода, еще раз огляделся – не забыли ли чего? Вроде пусто.
Поглядел под ноги. Очереди больше не было.
Значит, все верно. Ничего не забыли. Все сто пакетиков перекочевали из багажника в зубы крыс и ушли в кусты.
Где-то там, рассредоточившись в старой листве по всем правилам ведения разведки, шесть сотен серых бойцов пировали. Заслуженно, впрочем. По сотне верст в день – это более чем прилично. Особенно когда такой марш длится не день и не два, а почти неделю. Пятый день уже. Причем по ночам. А в полях по ночам – ниже нуля.
Возле машины остался только Роммель.
Стас захлопнул багажник, приоткрыл заднюю дверцу. Роммель проворно нырнул внутрь. Стас обошел машину и залез на водительское место.
Блин, хорошо-то как! Тепло…
– Ыва! – предложил Серый.
– Ну да, ты тут, конечно, больше всех заслужил… ыва…
Серый залыбился, словно и вправду что-то понял. Согласно мотнул мордашкой:
– Ыпа-ыпа-от!
Между кресел высунулась мордочка Роммеля.
– Сейчас, герр майор. Будет вам и диспозиция, будет и офицерский паек…
Стас достал с заднего сиденья сумку с провиантом. Вытащил термос, бутерброды, завернутые в вощеную бумагу. Упаковку порезанного на ломтики карбоната.
Мясо для Роммеля. Для антропоморфных бутерброды с сыром и ореховой пастой. Горячий и сладкий кофе для всех. Тем, кто равнее всех равных, неразбавленный. Остальным на три четверти с минералкой.
– Ыва!
Серый вырвал бутерброд с ореховой пастой и зачавкал.
Стас открыл термос. Запах кофе опьянял. Даже через пару часов в термосе честно сваренный кофе был лучше, чем любая из тех пяти сортов самоподогревающихся жестянок, которые продавались в магазинчике при “Дубовых домиках”…
* * *Первые пять минут всем троим было не до разговоров. После получаса свежего воздуха аппетит был зверский. Ну а Роммель на этом свежем воздухе еще и всю ночь маршировал…
Потом под ухом перестало чавкать и скворчать. Первым отвалился Серый. Как обычно.
