Александр Конторович - Пепельный рассвет.(СИ)
Стихает музыка. Замирают рядом друг с другом танки.
— Ну… да… впечатляет… — приходит в себя холеный. — Вы что — и водителей в придачу отдаёте? А что? Возьму! Мне такие мастера нужны!
Вместо ответа беру его за рукав и подвожу к танку.
— Полюбуйтесь.
— На что?
— Двигатель.
— Что — двигатель?
— Посмотрите, на чём ездит танк.
Мужик оглядывается на своего сопровождающего. Тот понятливо кивает и, отдав автомат кому-то из сопровождающих прихлебателей, лезет на броню.
Мы терпеливо ждём.
— Это… Александр Федорович… у него движка нет. В смысле — дизеля нет!
— То есть? А ездит он на чем?
По моему знаку, водитель «мамонта» откидывает кабину. Там угнездился странный, непривычных очертаний агрегат — «Светлячок». Массивный блок передаточного механизма увенчан светло-серой коробкой энергоаккумулятора. Наиболее быстрый способ переделки «по Рашникову» — выбрасывание нафиг двигателя, как такового. Вместо него ставят мощный тяговый электромотор, подключая его через редуктор прямо к штатной коробке передач. Сверху втыкают «Светлячок» — и всё. Остальные детали не заменяют — ни к чему. И так всё работает, как часики.
— Вот на этом.
— Что это такое?
— Энергоаккумулятор. Наша техника не использует солярки — её приводят в действие эти устройства — электрические, как вы уже, наверное, поняли. А имея в своем запасе несколько АЭС… нефть нам не нужна. Вообще. Как и вся ваша республика, кстати говоря. Да если даже припрёт… скважины есть не только у вас — вон и в Печоре несколько штук расположены.
Высокий гость обескуражен — молча разевает и закрывает рот, чем-то напоминая большую рыбу на суше.
Поплохело тебе, родной? Ща ещё добавлю…
— Эти переговоры нужны мне только для одного — передать вам ультиматум!
Так, ожил дядя, в глазах искорки засверкали — воевать приготовился. А не будет войны, не надейся…
— Можете сидеть в своем городе хоть до посинения! Вы нам не нужны! И никаких отношений с вами иметь никто не собирается. Можете вытворять все, что вам будет угодно. Но! Выезд из города вам запрещён. Совсем. Тот, кто его покинет — назад пропущен не будет. В том числе — и по воздуху. Зенитных средств у нас достаточно — собьём. Надеюсь, у вас достаточно химиков?
— Э-э-э… зачем?
— Питаться вы тоже соляркой собираетесь? Немцы, говорят, из нефти маргарин делали… может, и вы попробуете?
— Это произвол! По какому праву!
— Да ну? Вы же не граждане нашей страны — какое мне дело до вас? Живите, как хотите! Нам не нужна ваша нефть, и мы не станем с вами торговать своим продовольствием.
— Это… — Араменко оглядывается на свою свиту. — Это вам не сойдёт с рук!
— Сойдёт.
— Но мы хотим простых рыночных отношений!
— Обмен танка на сорок тонн солярки вы называете рынком? Вынужден вас разочаровать — такой гешефт рынком не называется! Это базар — а на нём принято отвечать за свои слова! Резюмирую — ваше предложение отклонено. Отношения с вашей «республикой» торгашей — никому не интересны.
— Вы не можете говорить от имени всех людей!
— А вы? Вас кто-то выбрал? Когда и каким образом, позвольте спросить?
Холеный молчит.
— Так что — скатертью дорога, милейший! Купайтесь в своей нефти, коли вам охота. Говорят — кожные болячки вылечивает… может, и помолодеете. Если доживёте. Витя! — поворачиваюсь к Рогозину. — Проводи… этих….
Посмотрев на уходящих гостей, Лапин довольно усмехается.
— Надо же… Вот уж не думал, что доживу до того момента, когда этих господ мордой в дерьмо прилюдно ткнут! Спасибо, Николаич, порадовал ты меня! Думал, не засмеюсь теперь долго — ан на ржачку пробивает! Как додумался-то?
— Разведке спасибо сказать надо. Установили они контакт с людьми в Усинске. Туда же не только по дороге доехать можно — ногами по лесу тоже вполне неплохо выходит.
— Ага! — полковник теперь уже улыбается во весь рот. — Значит, тыл у них…
— Слабый. Более того — эти умники все запасы со складов (а там кое-что было) ухитрились уже прожрать. Причём — в одну харю, как понимаете. Снабжать едой жителей они не собирались. Вот продавать — это с превеликим удовольствием! А поскольку денег тут не густо, пайку пришлось отрабатывать. До последнего момента эти деятели были уверены, что завтра к ним на поклон придут. Так что ждет их трудное объяснение со своим населением…
— Слушай, а танки-то им зачем?
— А я знаю? Для понта, наверное… Ну, и для того, чтобы население не слишком борзело.
— Хм… ну, вполне возможно. Придут они, как думаешь?
— Этот «глава правительства», скорее всего, не придёт — пришлёт кого-нибудь. Но мы его завернём. Пускай сам приходит.
— Жестокий ты человек… — качает головой Лапин.
— Иначе нельзя. Он никаких шансов иметь не должен — воспрянет. Только-только от одних хапуг избавились, хотя и не задаром, так новых на шею сажать? Да идёт он лесом!
— Не опасно его так унижать? А ну — рванёт завод и ищи ветра в поле…
— Он по полю этому хоть сто метров пешком пройдёт? Уж и не говорю — по тайге. Да ещё и в одиночку… Видел я таких. Да и ребята уже на заводе потихоньку работают.
— Так может, — оживляется полковник, — привалить его тишком — и вся беда?
— Угу. Тогда уж — и начальника полиции, летунов… ещё кого-нибудь. Хватит, Николай Петрович! Такая беда по чану звезданула — а мы все стреляем да режем друг друга. Добро бы — хоть американцев или англичан, так нет же! Сами с собою воюем, а за что? Всё наверх народ лезет — а за каким хреном? Ты вон на Калина глянь — как он тебе?
— Кремень мужик! Таких бы побольше!
— Так он всамделишный олигарх, между прочим! Этот директор завода ему бы пятки целовал в иное время! Так тот делом своим всего достиг, а этот? Повезло дураку уцелеть — вот и возомнил о себе невесть что. А Германович — дядька правильный, не зачерствел душой-то! Мне до него — как до Пекина ползком! — Да где теперь тот Пекин…
Усинск, огорошенный неприятными новостями, замер в ожидании. Выждав пару дней, из города попыталась прорваться колонна бензовозов и грузовиков. Надо полагать — продолжить свою, так сказать, «торговлю». В окрестные деревеньки ушлые купчики уже заезжали, резко охреначив народ немыслимыми ценами на топливо. Это сразу же настроило против них значительную часть населения. Однако делать было нечего — матерились, но покупали… бензин и соляр были нужны всем. Продовольствия городу не хватало, и аппетиты у торгашей росли постоянно.
Сразу за баррикадой сил самообороны колонну встретили танки. Тяжелый снаряд выворотил здоровенную яму в дорожном покрытии. Водители не стали испытывать судьбу и ломанулись по кустам. Беспорядочно отстреливаясь из автоматов, самооборонцы и новоявленные купчики оттянулись за баррикаду. Кому-то из них хватило ума выпустить в нашу сторону гранату из РПГ. Уж на что рассчитывал этот умник, паля по танкам метров с шестисот, так и осталось загадкой. В проделанную ответным выстрелом дыру в баррикаде вполне мог проехать «жигуленок». Других дураков в этот раз не нашлось.
Прошло ещё три дня — в городе начался ропот, еды стало не хватать. Наши ребята теперь плотно обосновались в пустеющих цехах и докладывали обо всем регулярно. Среди горожан у них уже отыскалось достаточно сочувствующих, которые подробно освещали все городские новости.
Араменко имел неприятный разговор с представителями горожан. Ничего лучшего, как наплести с три короба, он не придумал. С завода ушли рабочие, и производство встало. Дежурные смены нефтяников тоже не смогли проехать к скважинам — их завернули назад.
«Город у вас самостийный? — пояснили им на постах неприветливые уиновцы. — Ну, так и живите в нём! Никто мешать не станет. А тайга — российская. И другой не станет. Так что — нечего вам там делать».
В то же время, ребята мотались по буровым, подбрасывая продукты оголодавшим работягам.
Ещё через неделю из города перелетели все вертолёты. Повязав немногочисленных часовых, летчики отобрали у них оружие, погрузили всех своих домашних и через час приземлились в оговоренном месте.
Подобного удара в Усинске никто не ожидал — бегство из города приобрело массовый характер. А в Печоре заработала самодельная установка по перегонке нефти. О чем мы не преминули сообщить незадачливым «купчикам», заодно подогнав к баррикадам цистерну самодельного топлива — для наглядности.
Всякая стрельба давно уже прекратилась — противопоставить танковым пушкам после отлета вертолетов теперь было нечего. Самооборонцы бессильно смотрели вслед уходящим людям, не решаясь их останавливать. У многих из них в городе оставались семьи, и часовые понимали — стрельни они хоть разок…
Сразу же за баррикадами уходящих встречали, осматривали и кормили — у дороги стояли полевые кухни. По мере сил мы старались разместить людей в близлежащих деревнях и временных лагерях, хотя и это уже становилось нешуточной проблемой.
