Борис Орлов - Испанская партия
Тухачевский вздрогнул и замер. В штабе застыла липкая, вязкая тишина, которую внезапно прервал мягкий голос с кавказским акцентом:
- Я думаю, товарищ маршал неправильно выразился, товарищ корпусной комиссар
Все, словно повинуясь неслышной команде, повернулись туда, где сидел начальник контрразведки АГОН комиссар Государственной Безопасности третьего ранга Кобулов. Богдан Захарович вертел в руках карандаш и спокойно неторопливо говорил, будто бы рассуждая сам с собой:
- Товарищ маршал хотел сказать, что совершенно необязательно разбирать персональное дело коммуниста Чкалова на партийном заседании. Товарищ Тухачевский хотел сказать, что обязательно разберется в создавшейся ситуации и виновные понесут строгое наказание, но сейчас нам всем предстоит воевать тем, что есть. Ведь так, товарищ маршал?
Тухачевский смотрел на карандаш, крутящийся в толстых сильных пальцах Кобулова, словно на ядовитую змею. Ему вспомнилось отчуждение окружающих на майском параде, и неприятный холодок пробежал между лопаток. А слишком вольные речи, которые он вел при свидетелях, а сообщения о том, что многие из их с Уборевичем сподвижников арестованы или просто, пропали неизвестно как и куда... Он вдруг вспомнил, что Чкалов - любимец Сталина, и, осторожно переведя дух, кивнул и выдавил из себя:
- Разумеется...
- Вот, а вы, товарищ Мехлис, шум поднимаете, обвиняете товарища маршала, черт знает, в чем...
Лев Захарович изумленно уставился на Кобулова, но вдруг, что-то видимо осознав, кивнул:
- Твоя правда, Богдан Захарович. Виноват...
- Что ты, что ты, Лев Захарович? Ни в чем ты не виноват! Разве что в том, что всех прервал...
Кобулов улыбнулся, весело блеснул глазами, но Мехлису вдруг показалось, что он словно бы оскалился и стрельнул при этом взглядом в сторону Тухачевского и Уборевича. Остаток совещания Лев Захарович все думал: показалось это ему, или нет?
18.21, 21 июня 1937 г., Наркомат обороны
- Значит, он решил наступать, не дожидаясь прибытия остальных сил? - Шапошников никак не мог поверить услышанному. - Но ведь у Тухачевского почти нет войск...
Принявший чуть более месяца назад руководство Генеральным штабом РККА вместо маршала Егорова, переведенного на должность командующего Закавказским военным округом, командарм первого ранга Шапошников слушал Ворошилова со все возраставшим изумлением. Нет, он не строил иллюзий относительно благоразумия маршала Тухачевского, как не питал и ложных надежд относительно пределов его самоуверенности. Но все-таки он полагал, что воспоминания о Варшавской катастрофе заставят маршала быть хотя бы немного более осторожным. Однако то, что он услышал от наркома обороны, выходило за пределы разумного. Имея всего лишь одну стрелковую дивизию, танковую бригаду, парашютно-десантную бригаду и несколько отдельных батальонов и батарей Тухачевский решался на широкомасштабную операцию, собираясь разгромить целую вражескую армию! Это решение столь явно шло в разрез со всей военной наукой, со всем военным опытом - да что там! - просто со здравым смыслом, что Борис Михайлович не знал, что сказать.
- Да, товарищ Шапошников, собрался наступать и вот, дипломатической почтой прибыл план операции, с подробной разработкой и расчетами. Ознакомьтесь, пожалуйста.
Борис Михайлович принял из рук адъютанта наркома пухлую папку, раскрыл ее и углубился в чтение. Внезапно он, словно подброшенный пружиной, вскочил и метнулся к висевшей на стене карте Испании. Беззвучно шевеля губами, он принялся наносить на ней какие-то метки и рисовать стрелки. Ворошилов и Хмельницкий следили за ним с неподдельным интересом.
Шапошников выхватил из кармана блокнот, и принялся производить расчеты. Климент Ефремович вместе со своим адъютантом внимательно наблюдали за новым начальником Генштаба. Вот по его губам скользнула удовлетворенная улыбка - должно быть результат подтвердил правильность его мнения. Вот он снова напрягся, губы зашевелились, на лбу выступили капельки пота - наверное, расчеты даются с трудом. А вот...
Ворошилов и Хмельницкий вздрогнули и переглянулись. Всегда вежливый, сдержанный Шапошников, не допускавший не то, что брани, а просто грубости, процедил сквозь зубы такое, что редко услышишь даже от портового грузчика, которому его товарищ неловко уронил на ногу тяжелый ящик.
- Что там, Борис Михайлович? - поинтересовался нарком, придя в себя после услышанного. - Что-то не так?
Шапошников помолчал, пожевал губами:
- То-то и оно, что все так, товарищ нарком. Чувствуется почерк товарища Уборевича, - Борис Михайлович запнулся, подбирая слова. - Все же он - выдающийся тактик и стратег. Но и авантюрист - тоже выдающийся. Разрешите?
Ворошилов кивнул и начальник Генштаба, взяв со стола карандаш, принялся решительно черкать по карте Испании:
- В районах наступления они создают значительный перевес в технике, артиллерии и авиации. За счет артиллерийской и авиационной подготовки будет достигнут перевес и в людях. Затем - решительные удары, и, не отвлекаясь на окруженные или недобитые группировки противника, АГОН ведет глубокое наступление, руша вражеские тылы. Авиация используется в качестве фронтовой артиллерии, которая, безусловно, не успевает за наступающими в таком темпе войсками. В принципе, используя имеющиеся у АГОН средства связи это возможно.
Шапошников говорил спокойно, и только подрагивающая на виске синяя жилка выдавала его чувства.
- Решение командования АГОН сравнимо с планом Шлиффена. Молниеносные удары, постоянное наращивание темпа наступления... Товарищ Уборевич делает основной упор на постоянное опережение противника. Должен признать, что операция имеет шансы на успех... - Начальник Генштаба сглотнул, его руки непроизвольно дрогнули, - Я бы даже сказал: операция неминуемо увенчается успехом. Но при одном условии...
Ворошилов и Хмельницкий молчали. Шапошников вздохнул:
- И условие это - бездействие противника. Товарищи Тухачевский и Уборевич имеют право на это рассчитывать: темп наступления, утвержденный ими почти не оставляет противнику шансов на то, чтобы среагировать вовремя...
- Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert... - произнес внезапно Ворошилов.
Он взглянул на Шапошникова, и тот медленно кивнул головой:
- Именно, товарищ нарком. Если только у Франко найдется генерал, способный разгадать план наступления - АГОН обречен. Даже если успеет подойти второй эшелон...
- Благодарю вас, Борис Михайлович, - сказал Ворошилов.
Наступила долгая пауза, после которой Климент Ефремович спросил:
- Как вы считаете: какова вероятность того, что план будет... - он запнулся, помолчал и закончил, - что маршал Тухачевский потерпит неудачу?
- Не могу вас обманывать, товарищ нарком: вероятность весьма велика. Конечно, можно заранее подготовить некоторые контрмеры, но они не спасут положения в полном объеме...
- Понятно. Товарищ Шапошников, я прошу вас подготовить перечень таких контрмер и, хотя бы в общих чертах, набросать предварительные планы.
- Слушаюсь!..
...После того, как Шапошников вышел, Ворошилов долго сидел молча. Затем повернулся к Хмельницкому:
- Руда? Прикажи там, чтобы мне чаю принесли. И соедини меня с начальником ГУГБ...
13.20, 27 июня 1937 г., высоты Инчорт
- Андрюха! На меня тоже прихвати!
Младший комвзвод Киреев обернулся на призывный крик своего командира, утвердительно кивнул головой и неторопливой рысцой затрусил к походной кухне, дымившей метрах в двухстах от позиции танкистов.
Старший лейтенант Ястребов удобно устроился на башне, вытащил из кармана пачку папирос и со вкусом закурил. Если честно, то от обеда Бронислав не ожидал ничего хорошего. Из-за острой нехватки личного состава, приказом маршала Тухачевского все повара были переведены в строевые части, а на освободившиеся места набрали басков. Не то, чтобы баскские повара не умели готовить - вовсе нет, но лично Ястребов не очень-то умел есть то, что они готовили. Странные блюда - пресноватые, с непонятным привкусом, сдобренные неизвестными пряностями... Зачастую Бронислав даже не мог понять, ест он рыбу или мясо? Или, может, это вообще - насекомые? Как рассказывали ребята, имевшие дело с китайцами - для тех и вовсе не существует несъедобных вещей. Может, и баски такие же?..
Вернулся, помахивая котелками, Киреев. Молча выставил их на броню, сплюнул, вытащил из-за голенища ложку и принялся хлебать с мрачным видом.
- Сегодня что? - поинтересовался Ястребов, ухватывая свой котелок.
- Писто и бехи шерра, - флегматично ответил Андрей, не переставая жевать.
