"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

Подскочила на кровати, тяжело дыша. Опять домовой шалит? Я слышала, он может придавить не понравившегося гостя. За окном серело небо. Пожалуй, можно уже и вставать, выспалась, спасибо. Я откинула одеяло — в воздух взлетел клочок черного пуха.

Так… это не кошмар. Точнее, не совсем кошмар. Ни разу не слышала, чтобы с домового летел пух. Я свесилась с края кровати, заглядывая под нее. В полутьме блеснули янтарные глаза.

— Кис-кис-кис! — Я поскребла пальцами по полу.

Из-под кровати выбрался черный пушистый котяра. Глянул на меня янтарными глазищами, всем видом выражая неодобрение, чего, мол, обманываешь? Вежливо обнюхал мои пальцы. Я почесала его за ухом, и кот громко заурчал.

Вот, значит, что это был за трактор. Наверняка котяра взгромоздился на меня, а когда я проснулась и заорала, спрятался под кровать.

Но откуда он взялся в запертой комнате?

А может, и не брался ниоткуда. Может, он здесь и был, днем забрался куда-нибудь в угол за сундук и спал себе спокойно, как это водится за котами. А сейчас вот вылез. Странно, правда, что я не видела лотка… Я засмеялась сама над собой. Когда это в деревне коты ходили в лотки? Хотя и уличным он не выглядел: холеный, как с выставки, шерстинка к шерстинке, морда поперек себя шире.

— Ты чего мышей не ловишь? — спросила его я, продолжая наглаживать.

Он возмущенно на меня посмотрел, прошел к двери и снова выразительно глянул. Пришлось всовывать ноги в валенки и открывать ему дверь. Закутавшись в шаль, я вышла в галерею, котяра шествовал рядом, гордо распушив хвост.

— Как же тебя назвать? — сказала я. «Пушок» и прочие «барсики» явно не подходили к его широкой самодовольной физиономии. — Бегемотом?

Кот оглянулся, возмущенно чихнул.

— Не нравится? А Мотей будешь? Матвеем?

Он заурчал и снова пошел чуть впереди меня.

— Ну вот и договорились.

— Ты с кем там разговариваешь, касаточка? — Марья распахнула дверь кухни. Она уже оделась — сумела справиться с одной рукой.

— Да вот. — Я указала взглядом на кота, который продолжал дефилировать по галерее. — Чего ты мне не сказала, что у нас такой красавец живет?

— А это не наш. В первый раз вижу, приблудился откуда-то.

Я задумалась. В прежней своей жизни я бы сфотографировала кота и развесила по всему кварталу объявления в поисках хозяев. А здесь что делать?

— Думаешь, у деревенских сбежал?

— Да бог его знает. Там же что псы, что коты по округе без пригляда бегают. Один пропадет, полдюжины других останется.

— Значит, захочет — вернется к своим, а не захочет — пусть живет, — решила я.

Мотя, точно понимая, что разговор идет о нем, оглянулся. Подошел к двери кладовки и уставился на нее, гипнотизируя. Я рассмеялась.

— Открывай, Марья, охотничьи владенья.

10.2

— Как он в дом-то попал? — проворчала нянька, идя за ключами. — Не помню, чтобы я его пускала. Наверное, прошмыгнул, когда Ванька вещи аспида в сани таскал.

Ну, вот и ответ. Котики — они, точно газы, в любую щель просочатся.

Марья распахнула дверь кладовки, пропуская кота, и взялась за меня.

— А ты чего полуголая бродишь! Снова разболеться хочешь? Или ложись в постель, или одевайся немедленно!

Спорить я не стала. Перелила в большую кастрюлю теплой воды из бака, стоявшего на печи, снова наполнила его и ушла в детскую, приводить себя в порядок.

Все-таки правильно я сделала, что вчера не поленилась утеплить окна как следует. Всего-то одной грелки, стоявшей под кроватью, хватило, чтобы сейчас и полы не казались ледяными, и ополоснуться в тазике я смогла, не приплясывая от холода.

Зато с одеждой так просто справиться не вышло. Платье было с застежкой на спине. Вчера мне помогала одеться Марья, она же расстегнула мне часть крючков, прежде чем отправить спать. Но сама застегнуть бесконечный ряд крючков, не вывихнув руки, я бы вряд ли смогла. Еще и пришиты они были странно: на каждой стороне крючок чередовался с петлей, на ощупь поди приноровись. Не зря нянька предлагала нанять горничную. Но «нанять» — это когда еще, а одеться-то мне надо сейчас! Перерыв все сундуки, я нашла одно платье с застежкой на груди, из хлопкового набивного сатина. Похоже, ни разу не надеванное. Зачем же шила, если не надевать?

Впрочем, какая мне разница, чужая душа потемки. Я привела себя в порядок, приподняв подол, полюбовалась валенками. Выглядит потешно, да и ладно. Вот утеплю все окна в доме, трещины в печах замажу, чтобы топились, можно будет и туфельки надеть. Хотя, скорее всего, тогда мне понадобятся галоши, сезон же начнется!

Когда я шла на кухню, в дверях кладовки показался Мотя. Уложил на порог придушенную мышь, рядом еще с одной такой же, глянул на меня — заметила ли — и снова скрылся в темноте, услышав: «Хороший котик!»

Чем, кстати, его кормить? Мясом и кисломолочкой? Мяса, положим, он сам наловит. Но есть ли в доме молоко? Коровы в усадьбе точно нет, я бы услышала.

Ох, не о том я думаю, совсем не о том. Засовы на двери нужны надежные! И ставни бы навесить. А то бродят тут всякие по ночам!

Об этом я и спросила Марью, вернувшись в кухню. Не было ли в сарае у маменьки каких замков про запас сложено, и где мне нанять плотника, чтобы привез доски и сколотил ставни.

— Да зачем тебе! — всплеснула руками она. — Отродясь двери никто не запирал. Да и от кого тут, мы же не в городе!

— Говорю тебе, был здесь кто-то ночью!

— Домовой бродит, касаточка. Он уж с осени по дому бродит, скучал, небось, без хозяев настоящих. А так у нас и красть нечего!

С осени, значит, бродит… Вот только этого мне не хватало! И красть у нас есть что. Например, драгоценности из Настенькиного сундука. Спущу-ка я их в подпол под картошку, там точно никто не найдет.

— Такой большой дом — и красть нечего?

— Так батюшки твоего всё повытаскивали, что могли! Эти, как их…

— Кредиторы? — подсказала я.

— Да. Все, что мало-мальски ценное было. Зеркало маменьки твоей в резной раме, секретер батюшкин, даром что он только для красоты и стоял, из столовой вообще все забрали — и стол, и стулья, про серебро я уж молчу!

Вот, значит, почему Марья, водя меня по дому, обмолвилась: «Тут столовая была, а сейчас ничего нет», указывая на дверь рядом с кладовкой, и решительно повлекла меня дальше. Ничего, поесть я и на кухне могу, и вообще, на мой вкус, мебели в доме вполне хватало, так что сокрушаться по вынесенной я не стану.

— А засовы в сарае поищи, — закончила Марья. — Если хочешь посмешищем стать на всю округу. А скорее всего, придется за ними в город ехать.

Лучше быть посмешищем, чем потерпевшей. Поищу, непременно. Но сначала — дела неотложные.

Пока мы с Марьей разговаривали, я вынула из печи чугунок с кашей, укутала его одеялом, чтобы не остывал. Сдвинув угли к дальнему краю печи, выгребла золу. Подкинула на угли лучины, раздула их, оживляя огонь, потом доложила дров. Поставила на «плиту» чайник.

Тесто за ночь поднялось, разгладилось, но по-настоящему гладким и пушистым не стало. Пусть еще постоит. Судя по всему, подходить будет медленно: домашняя закваска да изрядная часть ржаной муки. Поднимется, надо будет обмять, подождать, пока поднимется еще дважды. Потом сформированным караваям придется дать расстояться как следует. К тому времени как раз и печь протопится, а я успею и поесть, и посуду помыть, и еще кучу дел переделать.

Кстати о печках…

— Марья, а маменька известку где хранила? — спросила я. — Гашеную?

Вчера в сарае я мешков с надписью «известь» не заметила, но, если уж у прежней хозяйки гипс нашелся, известь наверняка должна быть. Негашеную в выгребную яму кинуть или погреб обработать. Гашеной — там подштукатурить, там подбелить, по осени в землю внести, под капусту или свеклу. Или вон, как мне, с просеянной золой и солью — для термоустойчивой замазки.

— Так в углу сарая закопана. А зачем тебе?

— Закопана?

То, что у одной стены сарая не было пола, я заметила, но решила, что не доделали по какой-то причине. А это, оказывается, специально.