Владимир Стрельников - Ссыльнопоселенец. Горячая зимняя пора
– Хорошо подморозило. – Я выдохнул, поглядел на облачко пара, вырвавшегося изо рта и улетевшего к ярким звездам. – Блин, скрипа и топота… нас, наверное, в Звонком Ручье слыхать.
Шедший рядом с санями Сохатый неторопливо перекинул поводья из руки в руку и, поглядев на левый берег, ответил:
– Вряд ли нас услышат. Тут до берега несколько километров. Коней они отвели подальше, чтобы ржанием не выдали. Топот и скрип за километр уже не слышно. Главное, чтобы у них модификантов не было с ночным зрением.
– Тут такие не помогут. – Я усмехнулся. – Им полная темень нужна, и видят они недалеко. А тут и подсветка классная, и все-таки мы далековато. Так что будем надеяться, что переправиться на этот берег им взбредет в голову не так скоро. Нам пару дней форы – и мы точно оторвемся от них. Да и погода скоро поменяется, Герда тепло чует, снег пойдет. Дня два, и циклон заявится.
– Ну да… когда теплеет, идет снег. Знаешь, я по снегу только здесь прошелся. До того как-то не срослось. Острова у нас все по экватору, а на полярные шапки смысла кататься не было. – Сохатый нагнулся, поправив завязку лыжи, а я про себя хмыкнул.
Острова по экватору, полярные шапки… не так много планет, кислородных, имеется в виду, где люди живут на островах вдоль экватора. Точнее, всего три. И все три входят в Протекторат Русской Армии. Да и расположены относительно неподалеку. Собственно, эти три огромные купальни и есть кислородные планеты ПРА. Основные добывающие и производственные базы у них на безатмосферных планетах и планетах с некислородными атмосферами расположены. Значит, Сохатый у нас армеец. И он пилот. При этом не видал снега вживую. Выходит, что он пилот какого-то армейского летала. Граждане Протектората имеют право на посещение метрополии, но только на гражданских судах. Боевым кораблям и судам обеспечения вход в зону ответственности метрополии запрещен. Хотя какая разница? Просто буду иметь это в виду.
– Смотри. Костры. – Я ткнул винтовкой в сторону пары огоньков на далеком берегу. – Ни хрена они не боятся, сидят и костры палят.
– Ну, они нас днем ждут, – хмыкнул Сохатый и взял у меня подзорную трубу, которую я вытащил из чехла.
– Эй, я сам еще не смотрел, – возмутился я, но не слишком сильно и не слишком громко.
Переселенки в санях спали. Дрыхли как сурчихи, посапывали как ангелочки, смешно чмокали губами и порой что-то про себя бормотали. Не девушки – просто прелесть. Когда вот так спят.
– Тшш. Спи. – Я укрыл одну из китаянок толстым одеялом и подоткнул края. – Спи.
– Что там? – негромко поинтересовался Семен, чуть понукая лошадей.
– Костры. Ждут нас, Сеня, ждут. И как назло, ясно. Нам бы снежок, чтобы следы запорошил. А тут – вон, вызвездило. – Я глянул на огромное, битком набитое звездами небо. Над нами плыла орбитальная станция. – Тьфу, нечисть! Чтобы вас там прихлопнуло!
– Не злись, Матвей. Там люди просто делают свою работу, – усмехнулся возничий, поправляя винтовку и вытаскивая револьвер из-за пазухи. Прокрутив звонко прощелкавший барабан, Семен вернул свой пистолет на место и поглядел на мерцающие костры. – Ждут, говоришь. Ну, будем надеяться, что у них мозгов не хватит сюда метнуться, проверить. Все-таки километров шесть есть точно.
– Метнутся, Сень. Обязательно. Вопрос не в этом. Вопрос – когда? – Я встал и долго глядел на противоположный берег. Там, ниже по течению, наш дом, там меня ждут.
А прямо напротив, на заснеженной поляне, вокруг двух костров, спят в шалашах те, кто готов и хочет нас убить. Уже попытались, но не вышло. И готовы рискнуть еще. Все-таки какая сволочь нас продала?
Мимо меня проезжали сани со спящими девушками, лошади фыркали, дышали паром. Так же парило изо рта у мужиков с винтовками, идущих рядом с санями, сидящих на облучках.
На небесах сияли звезды, отражались и переливались в снежинках и инее, выпавшем на деревьях. Ветви сосен и елей тяжело обвисли под снежными шапками, сначала было подтаявшими, а потом схваченными морозом.
Обоз шел всю ночь. Девицы в этот раз даже до ветру на ходу не просились, они по моей просьбе почти не пили перед ночным марафоном. Хватило короткого отдыха, когда лошадкам дали недолгий роздых. И позднее зимнее солнышко встретило нас примерно в сорока пяти километрах от той поляны, где горели костры бандитов.
Я поймал себя на мысли, что причисляю себя и моих товарищей к хорошим и законопослушным парням. И смех и грех: законопослушные убийцы и грабители. Что поделать, эта планета быстро выстроила всех по своим законам.
– Стой! – Я встал в санях, подняв руку. – Шабаш, становимся на дневку! Сеня, правь туда, смотри, какая бухточка. Только осторожнее, смотри, на родники бы не наехать. Давай я вперед пойду. Пешню передай.
Тюкая в лед перед собой стальным острием, я дошел до берега. В одном месте лед был тонким, пришлось искать обход. Точно угадал – или родники, или суводь. Размыло лед снизу. Выйдя на берег, я срубил сосновую ветку и, вернувшись, воткнул вешку.
– Ко мне правь! – Я встал на кромке льда и помахал рукой обозу, откуда с саней выглядывали любопытные и сонные мордахи переселенок.
Далеко в глубине леса послышался хруст снега и треск тонких побегов. Оглянувшись, я предупреждающе поднял ладонь и, сдернув с плеча марлин, присел за старой рухнувшей деревяхой. Через несколько минут на меня свежий ветер вынес весьма ощутимый запах оленьего стада. А еще через пять минут на поляну вышли олени. Как раз те, с клыками. Здесь их «мускусный олень» называют, из-за особой железы.
– А ну пошли!
Я встал из-за выворотня и грозно махнул на них рукой, но олени только чуть подались назад, сторожко поводя ушами. А потом старшая самка решила, что тут они главные и нужно прогнать непонятного двуногого. И скакнула вперед, легко и грациозно.
И рухнула наземь с перебитым тяжелой свинцовой пулей сорок пятого калибра шейным позвонком. Выстрел неожиданно громко хлопнул по ушам, а оставшееся стадо резко рвануло в лес и исчезло, оставив после себя запах свежего навоза.
– Ну вот, ужин. А это еще что? – Я с удивлением обернулся к обозу. Несколько девиц блевали, перегнувшись через борта саней.
– Надо же, какие вы неженки все же. – Я усмехнулся, вылавливая в немалом котле кус мяса и тыча в него острием ножа. Нет, пусть еще поварится какое-то время. – Полина, вы же в Медвежьем и мясо и рыбу ели, и все нормально.
– Матвей, ты не понимаешь. – Морозова слегка неуклюже из-за связанных рук поставила стопку деревянных чашек на грубый стол, собранный из тонких стволиков осин и застеленный парусиной. – Девушки да, кушали все это. Но при них не убивали вот так, кроваво, такого красивого зверя. Ты же видел, как из шеи кровь хлестала.
