Санитар (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич
Я и остальные из нашего отряда сгрудились сейчас за самоходной реактивной установкой. Так голос Коромыслова в шлемах приказал.
— БС-2 всем раздай. Колоть сразу, — индивидуально для меня добавил ещё Мишка.
Мужики расхватали инъекторы и пустили их в дело. Я тоже не стал исключением.
— Влево на сто метров, — раздался голос Коромыслова в шлеме. — Бегом.
Все побежали, я — тоже.
— В цепь слева от меня, — последовал следующий приказ.
Мне лейтенант место рядом с собой указал. Уже рукой, а не голосом.
— Ждем. Шары на двенадцати. Огонь по приказу.
Говорил Коромыслов спокойно, будто вокруг не ад был.
Ага, в моей рамке шар появился, затем — второй, третий...
Куда же мы вас всех хоронить-то будем!
На веселье меня пробивать начало. Оказалось — не к добру. Первую гранату я выпустить не успел как...
Глава 41
Глава 41 Кап-кап-кап...
Кап-кап-кап-кап-кап.
Кап-кап-кап-кап-кап.
Кап-кап-кап-кап-кап-кап...
Ещё чуть быстрее и уже не капельно, а струйно в мою вену жидкость из флакона польется.
Изумрудно-зеленая, даже на вид очень полезная.
Убавить бы нужно...
Где, медсестра-то?
С подружками курит?
Я бы тоже сейчас покурить не отказался...
А, может, так и надо? Почти струйно? Препарат-то, как Павел Иванович сказал, экспериментальный. Вот и подбирают оптимальную скорость введения...
Я лежал и на капельницу смотрел, больше мне делать сейчас было нечего.
В госпитале я уже неделю, в сознании — третий день. Так по истории болезни, а на самом деле я немного раньше начал звуки различать. Слышать, что говорят где-то рядом, обсуждают что-то.
Слышать слышал, а сам сказать ничего не мог. Ещё и не видел ничего. Боли не ощущал.
Точно сказать, сколько так было, не могу. Было и всё.
Потом и глаза в себя приходить стали. Сначала свет от темноты начал отличать, затем цветные туманные картинки появились. Как бы кто-то ко мне подошел, наклонился, что-то делает.
На четвертые сутки, так мне сказали, я глаза открыл. Лежал, говорят, тихо и спокойненько, ресничками похлопывал. Никого не беспокоил. Спросят меня чего — не отвечал, только улыбался в ответ. Радовался, наверное, что жив остался.
На пятый день отвечать на вопросы начал. Как зовут меня, кто я и прочее. Павла Ивановича, доктора моего, этим обрадовал.
Черт! Да где эта кикимора? Убавить капельницу-то надо! Как-то нехорошо мне становится...
А, вот и она...
— Всё ли нормально?
— Помедленнее сделайте, пожалуйста.
Пациент я вежливый, матом не ругаюсь, голос на персонал не повышаю.
— Сейчас, сейчас...
Кап-кап-кап-кап.
Кап-кап-кап.
Кап-кап...
— Нормально?
— Нормально.
Правда — нормально, а то что-то голову у меня повело.
— Покурить ходили, Людмила Петровна?
Тащит от рыжей табачиной.
Улыбается ещё всеми своими веснушками, посмотреть даже приятно.
Вообще медсестра у меня... В прозекторскую если зайдет, над покойничками простынки вздыбятся.
— Завидуете?
Каков вопрос, таков и ответ. Я к ней на вы, она ко мне — тоже.
— Курить — здоровью вредить, — говорю с самым серьезным видом.
— Во-во, именно. Минздрав не рекомендует.
Так и жонглируем словечками, а жидкость во флаконе всё ниже опускается. Скоро уж докапает, вся в мой организм переместится.
— Завтра тебе вставать разрешат. Так Павел Иванович говорил, — переходит медсестра ни с того ни с сего на ты.
— Спасибо, — благодарю Людмилу за добрую весть.
Ноги у меня на месте, смогу встать. Руки, вот только правой нет до самого локтевого сустава.
Левая в целости и сохранности, а правой — только половинка.
В общем — вот так.
Плохо.
Плохо? Да не то слово!
Какой сейчас хирург из меня! Вернее, не сейчас, а был бы после окончания тут медицинского института...
Моя реакция на потерю конечности до локтя сейчас... смазанная. Загружен я специальными препаратами. На то, что стал инвалидом реагирую вяленько, как-то это пока для меня отвлеченно, будто не со мной произошло.
Павел Иванович, я это слышал, отдал распоряжение меня загружать и следить за мной. Были у них уже случаи неприятные с потерявшими руки-ноги. Нехорошее с собой ребятки делали.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап-кап.
Людмила новый флакон мне поставила капать. Сказала, что так Павлом Ивановичем велено.
Я и не спорю. Велено доктором, значит пациенту надо подчиняться, терпеливо выполнять все врачебные предписания.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап-кап.
Сейчас в меня добавляют что-то прозрачное.
— Людмила Петровна, воду льешь? На инвалиде безруком экономишь?
Это я под препаратами так шутить пытаюсь.
— Лежи уж, Серёжа. Всё правильно капаю.
Говорит, а сама в сторону смотрит, не хочет встречаться со мною глазами.
— Знаю я твоё правильно...
Говорю, а глаза сами у меня закрываются.
Кап-кап.
Кап-кап.
Кап...
Глава 42
Глава 42 Мишка
— Серег...
Меня кто-то тряс за плечо. Осторожненько так. Тихонечко.
— А!
Я вскинулся, вздрогнул.
Мля! Так и с ума свести можно!
Я ж на препаратах! Психика моя на тоненьких ниточках подвешена!
Со сна хотел на руки опереться, но...
Чёрт! Чёрт! Черт! Больно!
На левую-то оперся и на правую сторону упал. Культей ударился.
— Серег, я это, Мишка.
Понял я, что Мишка. Кто же ещё...
Я тер культю. Как бы перевязку не пришлось делать.
Коромыслов был в больничной пижаме. Такая же в сложенном виде у меня в ящике тумбочки лежала. Людмила-краса вечером её принесла и сказала, что завтра я её с утра обновлю. Кто-то из большого начальства приедет, награждать нас будут. Мы же все такие красивые в новеньких пижамках в полосочку будем. Нарядно должны ведь герои на фотографиях в газетах и на экранах телевизоров выглядеть.
Для поддержки разговора я Людмилу про эти самые награды и спросил. Что, и мне будет? Медсестры, они иной раз больше главного врача в курсе.
Рыжая даже сомнения не выразила. Пижамы де новые не всем выдать распоряжение сверху пришло. Значит, кто их получает — того наградят.
Логика женская, но железная.
Так. Мишка — в новой пижаме. Значит, может уже начинать в ней дырку вертеть.
Тут мне как молотком по голове вдарили. Сразу я и не заметил, что у Коромыслова левый рукав у пижамки болтается. У меня с правой рукой беда, у него — с левой.
— Вот так, Серёг...
Мишка двумя пальчиками свой пустой рукав с элементами театральности чуть в воздух приподнял. Так мол, брат, опять у меня некомплект.
Я и слова ещё не успел сказать, а Коромыслов... уже о многом меня осведомил. Если можно так выразится. Высоким штилем.
Ага, а от Мишки-то попахивает... Дурак, он совсем? Мы же на транках, а он ещё и выпил! Крыша-то моментально съехать может!
— Такие дела, Серёг... — Коромыслов не давал мне вставить и слова, несло его как по кочкам. — Летун, сука, свою икринку прямо между нами бросил, сразу тебе и мне прилетело...
Понятно, вот как меня, оказывается зацепило...
— Ты — молоток. Без пол руки, а по шарам всю кассету высадил, потом уже и свалился.
Мишка пьяно башкой повертел.
Как бы только он тут прямо сейчас в моей палате не грохнулся. Не пару ваток, похоже, мужик высосал, а хорошую граммульку принял. Ну, санитар да в больнице не найдет...
Сам я такого ничего не помнил — что по шарам раненый стрелял. Гранатомет с предохранителя снял и всё. Дальше темная зона до самого открытия глаз на больничной койке.
— Не помню ничего я, Миша. Совсем ничего, — честно признался я Коромыслову.
— Как тебе рыженькая? — Коромыслова вдруг перебросило с военных подвигов на женский пол.
— Людмила?
— Она, она. Хороша, чертовка!