Закон «Бритвы» - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"
– Слушай, Меченосец! – вновь загремел второй голос. – Слушай не меня, слушай себя! Ты нужен этой Вселенной, ты нужен всей Розе Миров. Ты инструмент в руках Мироздания, одновременно и хирург, и скальпель, очищающий миры от гноящихся опухолей. Но если нет у врача уверенности в своих силах, то он не врач, а просто убийца, отправляющий пациента в мир иной. Вслушайся в себя, осознай, кто ты, и встань на ноги, чтобы следовать своему Предназначению. Или оставь бессильную оболочку, некогда бывшую тобой, умирать в муках – ибо воин, потерявший веру в себя и в свою силу, не заслуживает легкой смерти.
– Жестоко, – пробормотал первый голос. – Но, наверно, справедливо. Если человек – тряпка, то и подыхать должен, как она. Лежать и гнить в собственном дерьме, слезах и соплях от жалости к себе. Быстрая смерть – она для бойцов, а не для тряпок.
И тут я разозлился. Не высокопарными речами проникся про Предназначение и прочую чушь, а вот этим сравнением с тряпкой. Что уж тут кривляться перед самим собой, правда – она всегда бесит. Особенно когда сообразишь, что нелестные слова про дерьмо и тряпку как нельзя лучше характеризуют именно тебя, а не кого-то другого.
Мне очень сильно, до зубовного скрежета захотелось встать на ноги и дать в рыло. Прям потребность ощутил жизненно важную, от которой есть только одно лекарство – твой кулак, врезающийся в пасть, которая про тебя эдакое говорит. Чтоб прям до боли в костяшках, до ощущения хруста ломающихся зубов говоруна. Потому что нет, не существует на свете другого лекарства от правды, которую ты сам про себя знаешь, но никому не позволишь безнаказанно высказать вслух.
Я и о боли забыл, и о том, то мое тело – уже не мое, и что нереально это – в полевых условиях воткнуть в шею инвалида чужую кость, да так, чтобы она тут же прижилась, срослась с позвоночником и начала добросовестно выполнять свою функцию. Я просто рванулся навстречу голосу, до жжения в ладонях сжимая кулаки – и упал, так как трясущиеся ноги подкосились от слабости. И заорал, уже сам не понимая от чего: от безысходности, так как идти я все-таки не смог, или от неземного счастья чувствовать боль в сжатых кулаках.
– Едрить твою ж маму, сработало, – проговорил Меченый, который больше не был отстраненно-потусторонним голосом, а стал самим собой, сталкером, изрядно охреневшим от произошедшего. – Кому расскажи – не поверят.
Сквозь мутную пелену перед глазами я разглядел озабоченное лицо Японца, склонившегося надо мной.
– А теперь вспомни, что ты делал, когда менял себе лицо, – быстро сказал он. – У тебя было очень сильное намерение, верно?
Я хотел кивнуть, но не смог: шею словно заклинило. Неужто опять все вернулось?
Но Японец и без кивка все понял. Его руки скользнули мне за затылок, и стальные пальцы с силой нажали на две точки под черепом – так, что у меня в глазах звезды замелькали.
– Быстрее! – рыкнул он мне в ухо. – Нужно полностью восстановить нейронную связь головного и спинного мозга. Представляй свой позвоночник, перестраивай его мысленно, заставляй свое тело принять чужой биоматериал. А главное – желай этого! Твое намерение должно быть абсолютным! Без намерения, без желания жить, без цели и здоровый человек умирает. А больной, который действительно хочет выздороветь, – выздоравливает. Бритва Оккама безжалостно отсекает лишние сущности. Если человек не выздоровел и умер, значит, просто недостаточно сильно хотел жить!
Он был чертовски убедителен, особенно со своими пальцами-гвоздями, которые, казалось, вот-вот залезут мне под череп и начнут щекотать мозг, чтоб он быстрее генерировал это самое намерение, о котором Савельев мне все уши прожужжал. И – убедил, ибо мне совсем не улыбалось валяться в Зоне безвольным мешком мяса на радость голодным мутантам.
И я представил – хорошо так, образно, в деталях, как чужая кость в моей шее принимает форму моего позвонка, как спинной мозг удобно, словно бикфордов шнур в специально выдолбленный желоб, укладывается в спинномозговой канал, как порванные и кое-как, наспех соединенные его части схватываются надежно, превращаясь в целый, без изъянов, надежный путепровод с ответвлениями, соединяющими головной мозг с телом.
Я прям эту картину словно изнутри себя увидел и искренне порадовался, что клетки моего тела слушаются мысленных приказов, беспрекословно их выполняя. Правда, ремонт этот сопровождался адской болью – до тех пор, пока я не подумал, точно ли мне надо ее терпеть. И приказал мозгу не принимать болевые сигналы из ремонтируемого участка, после чего они тут же прекратили меня мучить. Блин, что ж я раньше до такого не додумался?! Зачем страдать, если можно не страдать, просто приказав самому себе этого не делать?
А потом оно заработало. Нормально. Мое тело. Его колотила крупная дрожь, пот, стекая со лба, заливал мне глаза, но я, стиснув зубы и держась за дерево, поднялся на ноги. И стоял, обнявшись с корявым дендромутантом, пока лихорадка не уменьшилась.
– Помочь надо, – озабоченно сказал Меченый, доставая из аптечки еще один шприц-тюбик. – Это годный стимулятор. Сейчас подбросит, как на «батуте», и потом еще часа три колбасить будет.
– Нет! – жестко произнес Японец. – Никаких стимуляторов! Меченосец, осознавший свой Путь, должен уметь сам управлять своим организмом, перераспределяя энергию ки в нужные русла. Вскрывать потайные резервы тела, лечить свои раны, питаться силой Мироздания, растворенной во Вселенной…
– Круто, че, – сказал Меченый, пряча шприц обратно. – А мне можно так, чтоб Мироздание меня кормило? Просто задолбало уже – хошь не хошь, а минимум три раза в день похавай, иначе ни о чем больше думать не получится, кроме жрачки.
– Слушай себя, Снайпер, – произнес Савельев, проигнорировав слова Меченого. – Слушай внимательно. Загляни внутрь своего тела, говори с ним и не бойся, если оно тебе ответит. Представь, что ты пилот боевой машины, требующей ремонта. Ее можно ремонтировать извне, но хороший пилот может просто дать ей приказ, и она отремонтирует себя сама. Ты уже понял это, когда починил свой позвоночник и встал на ноги. Понял, но еще не осознал полностью. Закрой глаза и ощути потоки силы, которой пронизано Мироздание. Позволь им проникнуть в твое тело и излечить его от слабости. А я помогу.
Сил сопротивляться не было, ибо не знаю, как там насчет Мироздания, но мощь, исходящую от Савельева, я прям кожей ощущал. Будто в грозу возле ЗГРЛС «Дуга» стоял, которую многочисленными ослепительными ломаными линиями обвивают молнии аномальной энергии цвета чистого неба.
Я закрыл глаза и почувствовал, как эта потусторонняя мощь, сконцентрировавшись в одной точке чуть ниже середины груди, словно просверливает, пробивает во мне путь для чего-то еще, намного более сильного… И когда я, вроде бы нормальный, логично рассуждающий, современный человек, не выдержав этого давления, перестал сопротивляться – тут оно и случилось.
Возможно, если б автомобиль мог чувствовать, он бы испытывал то же самое, когда б у него одновременно заполняли бензином пустой бак, заряжали севший аккумулятор и надували компрессорами сдувшиеся шины на всех четырех колесах. Почему-то вспомнилась история об одном моем знакомом богатыре Илье Муромце, которого шайка Перехожих планомерно накачивала силой, при этом даже немного переборщив. Вот и в меня сила влилась потоком, разогнула мое тело, наполнила невиданной ранее мощью… Казалось, я голыми руками могу вырвать дерево, на которое только что опирался, и сломать его пополам.
– Распределяй, – донесся до меня голос Савельева. – Соберись – и направь энергию куда нужно. Делай, иначе она сожжет тебя изнутри!
Это непросто – собраться, когда тебя распирает бурлящее море, наполняя восторгом и ощущением всесокрушающей мощи. Но я сделал над собой усилие, сосредоточился – и она подчинилась. Послушно потекла в мою шею, по пути восстанавливая измотанные нервы, шлифуя кое-как сросшиеся надрывы мышечных волокон, растворяя межпозвонковые грыжи, нажитые многолетним тасканием на себе тяжелых рюкзаков и военного снаряжения…
