Роберт Ферриньо - Грехи ассасина
Подобные ошейники встречались на всей территории пояса. Их носили люди, заключившие кабальный договор. Неимущие, туповатые, невезучие, влачащие жалкое существование. Всю жизнь пытающиеся овладеть какой-нибудь профессией или рассчитаться с долгами. Металлические обручи на шее всегда выглядели неуместно. Тем не менее они обладали куда более важным свойством — не привлекали внимания. Благодаря младенческой пухлости, плохой стрижке и короткой футболке не по размеру, специальной купленной Раккимом, Лео стал почти невидимым.
Бывший фидаин заметил еще одного человека с ошейником, сопровождавшего семью из четырех человек. В одной руке белый слуга тащил сумки с сувенирами, а второй держал зонтик над головой матери чернокожего семейства. По словам Сары, одним из положительных результатов второй Гражданской войны стало почти полное уничтожение расизма. Никто не лишался жилища или работы из-за кожи неправильного цвета. Теперь такая участь была уготована лишь исповедующим неправильную веру. В Исламской республике терпимо относились к христианам, но они считались гражданами второго сорта. Их никогда не повышали по службе, а о возможности приобрести лучшую недвижимость они могли только мечтать. На территории пояса любое течение христианства имело право на существование, правда, кое-где по-прежнему с недоверием относились к католикам. Выпускнику средней школы Всех Святых, если он намеревался получить стипендию в университете, имело смысл сразу начинать с посещений молитвенного дома «Сила в крови».
Мужчина в ошейнике споткнулся, едва не выронив покупки, опустил голову и попросил прощения. В поле зрения Раккима возникла пара флегматичных техасских рейнджеров. Черный и белый, оба выше шести футов. Их широкополые стетсоны, казалось, парили над толпой. Во время войны рейнджеры взяли закон в свои руки и поддерживали порядок всеми доступными способами. Ходили слухи, будто в Техасе не осталось ни одного дуба, который хотя бы раз не послужил виселицей, зато, пока остальную территорию пояса сотрясали мятежи и разбой, улицы штата оставались безопасными. Почти тридцать лет минуло с момента заключения перемирия между Севером и Югом, а они по-прежнему исполняли роль судей, присяжных и палачей.
Из салона татуировок вывалила группа молодых национальных гвардейцев из Луизианы. На плечах парней болтались автоматические иглострельные винтовки, а как бы невзначай закатанные рукава позволяли всем разглядеть свежие наколки. Флаги, клекочущие орлы, поверженные надгробия и Кааба под грибовидным облаком. Самые обычные для пояса изображения. Один из них, довольно мускулистый тип, запустив игрушечный вертолет, попытался заставить его облететь вокруг киоска с корндогами, но не справился с управлением. Крошечный летательный аппарат едва не сбил шляпу с белого рейнджера, перевернулся и упал в пыль.
Гвардейцы расхохотались, а горе-оператор подошел к блюстителям порядка, бормоча извинения. Едва он нагнулся за игрушкой, светлокожий рейнджер в одно движение выхватил револьвер из нержавеющей стали и нанес ему удар по затылку. Мускулистый рухнул на землю. Под возмущенные крики молодых людей, сдергивающих с плеч винтовки, белый медленно раздавил вертолет ногой. Черный наблюдал за татуированными парнями, лениво перемещая по рту зубочистку.
Вокруг пары в стетсонах и группой из Луизианы мгновенно образовалось пустое пространство. Один Ракким не двинулся с места.
Гвардейцы, чуть помедлив, предпочли унести товарища.
— Мне… здесь не нравится, — прошептал Лео.
— А мне даже очень. — Слова сорвались с губ бывшего фидаина, еще не успев оформиться в сознании.
Магазин Стивенсона остался на прежнем месте, но значительно подрос. Крест на крыше поражал реалистичностью исполнения, вплоть до отчетливо различимых древесных волокон. Настоящее произведение искусства. «СУВЕНИРЫ, ЭЛИКСИРЫ, РЕЛИКВИИ» — возвещала реклама с настенных экранов. Паломники непрерывным потоком текли в здание и вытекали наружу через вращающиеся двери, принося с собой прохладное дуновение из оборудованного кондиционерами торгового зала. У входа обливался потом крестоносец в бутафорских доспехах с поднятым забралом, раздающий детям леденцы.
Ракким подтолкнул Лео к стеклянной вертушке. В магазине присутствовал легкий аромат ладана, однако благовония с трудом перебивали запах попкорна и пролитых газированных напитков. Со всех стен на посетителей взирали портреты Дэвида Кореша, включая черный бархатный холст, где его изобразили в компании Элвиса. Цена шедевра составляла одну тысячу девятьсот девяносто девять долларов. Бычьи рога с нанесенными лазерной гравировкой стихами из Библии шли со скидкой за сто пятьдесят девять долларов девяносто девять центов. Покупателю предлагались миниатюрные копии поместья «Маунт кармел», сделанные из любого материала, начиная с вареных макарон и заканчивая чеканным серебром. Куклы Джанет Рино[19] скалили окровавленные клыки. Все камни и кусочки обугленного дерева из поместья, заключенные в пуленепробиваемую витрину, имели сертификаты подлинности. Маленькая девочка дергала маму за подол, указывая на висевших под потолком воздушных змеев с изображением Иисуса, призывающего Дэвида Кореша на небеса. Огненная буря внизу отражалась кроваво-красным заревом на облаках вокруг Спасителя.
Лео провел пальцами по игрушечному танку. Таблички «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ» для него словно не существовало. Толстяк ввел команду через расположенную на днище клавиатуру. Боевая машина громко залязгала. Гусеницы ее принялись вращаться, из пушки посыпались искры, в прохладном воздухе появились клубы дыма, а на башне заполоскался крошечный флаг с дьявольской пентаграммой.
К нему подошел сам Стивенсон в выцветших джинсах, ковбойской рубашке, украшенной блестками, и ковбойских сапогах. Как всегда сухопарый, с самодельной сигаретой во рту.
— Купить собираешься, придурок? — окликнул он Лео и тут заметил Раккима. — Ты?!
Бывший фидаин молча смотрел на него. Толстяк продолжал играть с танком.
— Точно ты. — С сигареты упал пепел. — Ты изменился, — добавил Стивенсон, внимательнее рассмотрев гостя. Взгляд его крошечных глаз был твердым, как камень.
— Может, это действие нового шведского ночного крема? — пожал плечами Ракким. — Он стягивает поры.
Стивенсон взмахом руки отослал охранника.
— Здесь ты мог бы купить гораздо дешевле. — Он щелкнул ногтем по значку на груди бывшего фидаина. — Три девяносто девять за штуку плюс билет на реконструкцию за полцены. Тебя надули, сынок.
— Как и любого отпускника.
Стивенсон хмыкнул.
— Ты никогда не был в отпуске. Как и я. — Владелец магазина взглянул на Лео. Толстяк вводил в танк очередную команду. — Поговорим у меня в кабинете. — Он поманил их в проход между витринами, коснулся ладонью пластины на стене, и перед ним распахнулась тяжелая дверь.
Стивенсону было около пятидесяти. Лицо его избороздили морщины из-за долгого пребывания на солнце, а сам он более всего напоминал тощего задиристого петуха, в чьем теле вместо мяса одни хрящи. Он расположился в мягком кожаном кресле за массивным дубовым столом. Одну из стен кабинета украшал потрепанный американский флаг с обгоревшими краями. Ракким сел напротив, вытянув ноги, Лео же принялся слоняться по помещению и буквально все пробовать на ощупь.
Хозяин разлил виски по хрустальным бокалам и протянул один бывшему фидаину. Затем бросил взгляд на юношу.
— Мелкий, хочешь газировки с сиропом?
Толстяк, ничего не ответив, остановился у флага. Положил руку на сердце. Не ту.
Стивенсон чокнулся с Раккимом.
— Жаль Рыжебородого. Такая потеря.
— Да. — Ракким сделал глоток. Жидкий огонь пробежал по горлу. Лео украдкой сунул в карман пульт дистанционного управления от танка. — Судя по всему, дела у тебя идут неплохо.
— Человек, не способный заработать на туристах, слишком глуп, чтобы дышать. Впрочем, не все так просто. — Стивенсон провел языком по резцам. От постоянного курения зубы его пожелтели не меньше пальцев. — У меня рядом с Сан-Антонио десять тысяч акров земли, которая вот-вот пересохнет, и контора по продаже автомобилей, где продавцов больше, чем клиентов. Подумываю заняться ссудами и сбережениями в Хьюстоне. С точки зрения легких денег банковское дело ничуть не хуже туризма. — Он шевельнул кадыком, делая большой глоток. — Если бы мусульмане отказались от собственной дури по поводу запрета на взимание процентов, то давно завоевали бы весь мир.
Ракким не спеша потягивал виски.
— Коран запрещает, этим все сказано.
— Приспосабливайся или умри. Эта истина годится не только для людей, но и для веры.
Хозяин магазина вытряхнул из пачки сигарету, набитую широколистным виргинским табаком, и исчез в клубах ароматного дыма. Очевидно, самокрутки он курил лишь при покупателях.
![Роберт Хайнлайн - Фрайди [= Пятница, которая убивает; Меня зовут Фрайди]](/uploads/posts/books/104774/104774.jpg)
