Джордж Локхард - Боеприпасы на зиму
Ерсайын, при виде автомата, попытался броситься в сторону, но он просто не знал, с кем имеет дело. Гюрза вскинула оружие к плечу и, тремя выстрелами, ювелирно сняла всех грабителей, даже не поцарапав летучих мышей. Транквилизатор подействовал мгновенно.
Чип и Айжамал подошли к воительнице. Все трое постояли молча, глядя на неудавшихся разбойников.
— Они ведь живы? — тихо спросил Чип. — Я разобрал слово «транквалайзер», но, все же, хотелось бы уточнить.
Гюрза фыркнула.
— Живы, живы… Не уверена, правда, что такими и останутся, — она недобро усмехнулась. — Шесть часов срок немалый, а падальщиков здесь вдоволь.
Чип сглотнул. Селевиния обернулась к Айжамал:
— Кажется, у нас появился воздушный транспорт, — она кивнула на недовольно шипящих вдали киранов. — Умеешь пилотировать таких зверюг?
Мышка покачала головой.
— Умею, но киранов надо долго обучать новому запаху. Пристрели их.
Гюрза отпрянула:
— Чего?!
— Транквилизатором, — улыбнулась Айжамал. — Погрузим в кузов спящих. У карьера встретят специалисты из нашего отдела, они быстро перетренируют зверей под новых хозяев.
Селевиния, помедлив, отрывисто кивнула. Три сухих выстрела разнеслись по степи. Гюрза уже двинулась было к животным, но застыла и медленно обернулась:
— Погоди, погоди, погоди. У какого карьера?! — она широко раскрыла глаза. — Ты что, всем растрезвонила про Шаган Жоошох?!!
Айжамал развела лапками.
— Прости. Я ведь сказала, что не могу отпустить вас с американцем.
Гюрза покачнулась. Ее внезапно пробила дрожь, лапки подкосились. В ужасе уставившись на рукоять автомата, откуда торчала влажная игла, селевиния со стоном повалилась в траву.
Глава 12
Эрих скончался на закате. Он так и не пришел в сознание до самой смерти; просто перестал дышать. Плачущего Тумана пришлось силой оттащить в угол пещеры, с ним осталась Фокси, пока Темир и Таурон хоронили несчастного врача.
Покончив с горькой обязанностью, все четверо долго сидели в угрюмом молчании. Фокси, до сих пор, трепетала при воспоминании о ночной битве, Туман тихо плакал.
— Куда вы теперь? — спросил, наконец, Темир, взглянув на Таурона. Сыч мрачно взъерошил перья.
— Ну… Коли солдаты не врали, и Дегелену конец… — алхимик щелкнул клювом. — Эмбрионов для Чернобыля больше брать негде. Этой истории подходит финал.
Туман, шмыгнув носом, вскинул заплаканные глаза:
— Нет, — отозвался резко. — Мы должны попытаться еще раз. Эрих не мог погибнуть напрасно!
Таурон опустил голову.
— Гибель всегда напрасна, Туми, — сказал глухо.
— Надо использовать птиц! Много птиц! Несколько рейсов! Мы с самого начала избрали неверный путь, не стоило даже соваться в проклятый каньон!
Темир грустно усмехнулся.
— Я ведь предупреждал, — заметил он тяжко. — Мы проклянем день, когда решили идти.
Фокси несмело подняла голову:
— А вертолет сгорел целиком? Может, фургон уцелел?
Темир хмыкнул.
— Даже если от него что-нибудь и осталось, эмбрионы запеклись как консервы в печи.
Летучая мышь упрямо мотнула головой.
— Нельзя сразу сдаваться. Вы десятилетиями строили свою страну. Наверняка беженцы из Дегелена успели спасти множество этих ваших «байбаков»… — она запнулась, встретив взгляд. Темир с горечью опустил веки.
— Ты не понимаешь. Полигон больше не может быть нашим домом, люди зачистят здесь каждый дюйм.
— И повторят то же самое в Чернобыле даже раньше, чем до живущих там зверян доберутся новости о гибели Дегелена, — угрюмо добавил сыч. — Этой истории приходит конец, Фокси. Отныне все, кто уцелеет, станут зваться «невозжелавшими».
— Погибнет промышленность, технология, — Темир стиснул коготки. — Все нажитое за десятки лет каторжного труда. Мы вновь, из цивилизации, превратимся в паразитов.
— И одичаем, — Туман всхлипнул. — Я не верю. Не верю, понимаете? Так не будет. Не может быть!
— Верно, так не будет! — горячо поддержала его Фокси.
Таурон насмешливо ухнул.
— И кто же остановит катастрофу?
— Мы сами!
Летучая мышь вскочила.
— Мир не кончается на этих ядовитых землях. Можно найти десятки, сотни других мест без людей! Необитаемые острова, глушь где-нибудь в Сибири или необжитых просторах Канады!
Темир покачал головой.
— Никто не станет начинать новую жизнь там, где она может закончиться в любой миг. На полигонах, засыпая, мы хотя бы знали, что проснемся утром. Что никакой заблудившийся человек не уничтожит ненароком плоды многолетних трудов.
Фокси топнула лапкой.
— Значит, надо менять себя! У нас, в Америке, тысячи зверян прекрасно живут, разделяя с людьми один мир!
Таурон кивнул.
— Угу. То же самое произойдет и здесь. Мы ассимилируемся — научимся вновь, как в прежние века, воровать у людей пищу, прятаться в их подвалах, рожать детей в брошенных коробках от обуви.
Подавившись, Фокси уронила крылья и села на хвостик. Молчала целую вечность.
— Вы правы, — сказала, наконец, едва слышно. — Я просто не замечала. Не задумывалась.
Темир, встряхнувшись, встал на ноги и потянулся.
— Ладно. Довольно мусолить будущее, от него и так нехорошо пахнет. Таурон, ты, наверно, теперь подашься на север?
Сычик неопределенно махнул здоровым крылом.
— Подамся куда-нибудь, не пропаду. Отыщу дупло… Я ж, какой-никакой, а филин. А вот Туман меня беспокоит, — протянул он, глянув на подавленного мышонка.
Темир покачал головой.
— Туми вернется домой, в Европу. Ты достаточно легкий, чтобы летучая мышь сумела отнести тебя в Жаксы и посадить на аиста. Фокси ведь не откажет?
Летунья кивнула:
— Конечно, помогу.
— Я никуда не полечу, — процедил мышонок сквозь зубы, глядя прямо перед собой и напряженно подергивая хвостиком.
— Туми…
— Довольно! — Туман ударил хвостом. — Я найму птиц и вернусь в Дегелен. Город не мог умереть за один день. Мне удастся спасти хоть что-то.
— Хоть что-то, не сомневайся, уже спасено, — заметил Таурон. — Беженцы едва ли рванулись врассыпную с пустыми лапками.
— Значит, я отыщу беженцев!
— А дальше? — мягко спросил Темир. — Туми, взгляни на меня.
Мышонок заставил себя поднять заплаканные глазки.
— Я один из лучших в степи воинов, — негромко сказал следопыт. — Я потратил на совершенствование боевого искусства полжизни. Еще я мутант, я наделен чувством опасности — в моей работе, поверь, от такого чувства пользы даже больше, чем от клинков. Не далее, как вчера, я в одиночку уложил троих профессиональных солдат. Людей.
Темир опустился на колено и заглянул Туману в глаза.
— Признай, что у меня гораздо больше опыта. Сил. Мастерства, — шепнул он как можно мягче. — Доверься старшему товарищу, Туми. Мы ничего не можем исправить. Мы проиграли.
Мышонок судорожно напрягся. Бесконечно долгую минуту они с Темиром молча смотрели друг другу в глаза, следопыт легонько кивнул. Туман выдохнул, зажмурился, обмяк всем телом.
— Я не хочу верить, — прошептал, плача. — Я…
— Знаю, — быстро ответил Темир. — Знаю. Но так становятся взрослыми, Туми. Лишь в детстве нам кажется, что невозможного нет.
— Тогда молодей, — произнес чей-то голос от входа.
Все рывком обернулись. На фоне пламенеющего закатного неба темнел силуэт птицы. Небольшой, с грациозно изогнутой шеей и красивыми перьями. Темир попятился, узнав ночную знакомую.
— Ты! — выдохнул он, напрягшись.
Саджа коротко кивнула.
— Я.
— Кто ты? Что ты сделала ночью, почему я ощутил опасность, лишь увидев тебя?!
Птица склонила голову набок.
— Меня называют Поющей-во-сне, — сказала спокойно. — Иногда, я пою о будущем.
Повисла мертвая тишина. Фокси, дрожа от волнения, шагнула вперед.
— Провидица!
Саджа щелкнула клювом.
— Я не знаю, о чем пою. Никогда не удается вспомнить. Про песню рассказывают те, кто ее слышал.
Она скакнула в пещеру и распушила перышки на хвосте.
— Грядет время великой скорби, — сказала птица. — Мир, за день, превратился из уютного дома в ловушку. Дважды запела я, дважды. Ошибки не будет.
Темир попятился, его легонько трясло.
— О чем ты спела? — спросил внезапно охрипшим голосом.
Саджа перебрала крылышками.
— В первый раз спела я, как Блеклый Воин спускается в царство мертвых и возвращается с крылатою девой, несущей жизнь, — она посмотрела на тускло-желтую, песочную шерсть следопыта, перевела взгляд на Фокси. — Песня сбылась. Сбудется и вторая. Сбудется. Сбудется.
Таурон нахмурился.
— Что за вторая песня? — спросил он довольно резко.
Птица сомкнула веки.
— Я спела о героях, что низойдут в подземелья и отыщут путь к свободе для всех нас, но сами, обратно, уже не вернутся. Песнь была спета. Нити сплелись. Ткань разостлана.
