Андрей Стригин - Тайная каста Ассенизаторов
— Но, вам, то, можно доверять? — едва ли с отчаяньем выкрикиваю я.
— Мне вообще доверять нельзя, — она смеётся, её зубы на удивление ровные, белые, без малейших изъянов. — Я даже не человек, живу в различных реальностях одновременно. В одной из них, мы пьём с тобой чай, в другой, сдираю с тебя кожу, в третьей — ты сжигаешь меня на костре.
— Ужас, какой, — морщусь я.
— Не принимай близко к сердцу, в данный момент, мы пьём с тобой чай. И я, добрая бабушка для Ритули. Вот, подметаю двор, варю варение, встречаю таких как ты, — она лукаво смотрит. В её старческих глазах непостижимая мудрость и затаённая боль.
— Послушайте, — мне кажется это важным, — кто такой на самом деле, Радомир?
— Радомир? Какой Радомир?
— Ну, Христос, — смешался я, видя её недоумение.
— Христос всегда был Иисусом, — пожимает она плечами.
— Но, вы, же сами говорили!
— Такого сказать никогда не могла. Я лично присутствовала на его казне.
В другой момент мне б захотелось покрутить пальцем у виска, но, сейчас абсолютно верю. И, вдруг мне становится страшно в её обществе, словно промелькнуло её истинное обличие.
— Ты меня не бойся, — мигом замечает моё состояние, — в пору мне тебя бояться, — она ласково треплет меня по волосам. — Тебе ещё чая подлить, сынок?
— Да, Дарьюшка, он у вас необыкновенно вкусный, — успокаиваюсь я.
— И полезный. Если бы ты знал, сколько здесь различных трав. Как они необходимы молодому дракону.
— Какому дракону? — давлюсь чаем.
— Ты им являешься, ты.
— Значит, всё же, я оборотень? — едва не всхлипываю, в тайне надеялся, что я обычный человек.
— Вот рассмешил! Оборотень! Ты дракон, к братству оборотней, поверь, не имеешь ни малейшего отношения, что б они тебе ни говорили.
— А вы, тоже не оборотень? — догадываюсь я.
— Да, — очень спокойно говорит старушка. — Но, в, то, же время, могу им быть, — добавляет она.
— А мой камень, чем он на самом деле является, вы это знаете? — моё сердце в тревоге бьётся, вдруг она скажет, что-то страшное.
— В нём заключена твоя душа. Главное, не пои его кровью, иначе из него высвободится лишь та часть, что имеет звериное начало, а любовь, доброта, останутся в зачаточном состоянии. Дракон-зверь, это природная катастрофа. Дай возможность своему камню, гармонично влить в тебя душу.
— Значит, те, кто поил его кровью, очень опасны? — делаю вывод я.
— Даже представить себе не можешь, — соглашается Дарьюшка.
— А генерал Щитов, — вспоминаю его камень, — он поит свой камень кровью?
— Этого я не знаю, придётся тебе самому разобраться, поэтому ты здесь. Это твоё главное предназначение.
— Белов Леонид Фёдорович, настаивает, чтоб его убить, — мрачно говорю я.
— Может он и прав, зачем рисковать, — вздыхает старушка, поглаживая урчащего кота. — В любом случае, выбор всегда за тобой, — решительно добавляет она.
— А Катя кто? — вспоминаю свою напарницу.
— Ты уже знаешь, — посмеивается Дарьюшка.
— А я смеялся над её фантазиями. Значит, она такая же как и я?
— Пока, да, — неожиданно хмурится старушка. — Катюша может быть невероятно опасной. Будь всегда начеку!
Ухожу в свои мысли, как всё выглядит неправдоподобно. Хотя, что мы знаем о мироздании, сколько в нём путей, сколько существ — Вселенная бесконечна. А, что такое разум? Разумен ли человек? Разумна ли собака, ценою жизни защищающая хозяина, который, может, не достоин этого? Разумны ли дельфины, когда люди ранят одного из них, затем привязывают к свае, зная, что стадо не покинет своего раненого сородича, и истребляют всех? Может, не просто так, Японию постоянно сотрясают землетрясения? Они используют сей способ для добычи этих, наверное, разумных, обитателей морей. Разумно ли растение, атакованное тлёй, посылающее сигналы божьим коровкам, чтоб те пришли на помощь? А вдруг Земля живая и она может попросить о помощи? Какая тонкая грань в понимании разума! Как легко ею манипулировать!
Дарьюшка не вмешивается в мои размышления, немного посидела за столом, затем и вовсе вышла из кухни. Кот моментально бежит за ней, видно, любит её очень.
Чай совсем остыл, хлебнул холодного, пора. Встаю, захожу в комнату. Дарьюшка сидит в уютном кресле, вяжет, клубок с нитками на полу, чёрный кот нехотя гоняет его лапой.
— Спасибо за чай, пойду.
— Иди, сынок, иди, — кивает мне, но из кресла не встаёт. — Передай привет от меня Луцию Квиету.
— Кому?
— А ладно, — махает рукой, — это я так, к слову.
Выхожу во двор, испытывая некое потрясение. Получил много информации, вся она нестандартная, в логику вещей с трудом входит. Но жить надо и с этими знаниями. До одиннадцати необходимо решить с военкоматом, далее, на Графской пристани встречаюсь с Катей.
Военком, зачем-то долго изучает мои документы, всё же ставит в них отметку, затем, внимательно смотрит на меня:- В КГБ зайдите, у них к вам вопросы.
— Зачем? — невероятно удивляюсь я.
— Мне, почём знать, — жуёт губы, — мне приказали, я передал.
Непонятно, в чём заинтересовал эти службы? Я, наверное, как и все обыватели, с опаской отношусь к сим органам. Много ходят о них слухов, домыслов, в любом случае, лучше к ним не попадать. Но, делать нечего, посетить их придётся.
Бегу на катер, Катя меня уже ждёт, такая худенькая, в своём лёгком пальтишко.
— Кирилл, катер уже отправляется, бегом, я билеты купила!
Забегаем на палубу, вовремя, с кнехтов срывают канаты, звучит сирена, словно вопль простуженного павлина, плавно отходим от причала.
— Пойдём на корму! — Катя тащит меня назад.
Хотя сейчас, как говорится, не месяц май, всё же там неизмеримо лучше, чем в душном пассажирском отсеке.
На корме народа мало, в основном курильщики, и то, пытаются скорее докурить и спрятаться от холодного ветра.
Похолодало резко, ветер с севера, влажный, пронизывающий, в то же время на небе ни единой тучки, ярко блистает Солнце. Для Крыма нормальное явление, это не как под Москвой, едва осень и серое, в низких тучах, небо, до самой весны. Ждёшь, ждёшь, когда уже потеплеет. Офицеры выгоняют солдат на улицы скалывать лёд с дорог, это называется, делать весну. Весьма действенный способ, действительно, через пару месяцев всё тает, в лесах мокнут сугробы, проваливаются между стволами и, под каждой берёзой устанавливают бутылочки, консервные банки, собирают берёзовый сок. В принципе, своя прелесть есть.
Бултыхает конкретно, хотя построен мол, защищающий от штормов, всё же, отдельные волны перекатываются через него, сотрясая тихую бухту. Удивляюсь, как это ещё рейсы не запретили.
Катер хорошо пошвыряло, когда разворачивался, затем вышел носом на волну, стало легче, но пена всё, же залетает на корму. Нашли место в закутке, держимся за поручни, с восхищением смотрим на вздымающиеся гребни, в пенных завитках.
— Вы бы прошли в помещение, — беспокоится вахтенный матрос.
— Да, да, сейчас, — отзываюсь я, но продолжаем стоять, любуясь непогодой. Матрос постоял, постоял, наверное, вошёл в наше состояние, улыбнулся и, решил нас не дёргать, оставив нас одних на корме.
— Мне такой хороший сон снился, правда, в конце едва не расплакалась, — откровенно говорит Катя, — вроде, как побывала в стране драконов. И знаешь, там был ты, в бронзовой броне, такой сильный и добрый. Мы летели в свой город, но нас не пустили, — она смотрит на меня, ждёт, что я скептически заулыбаюсь, буду шутить по этому поводу.
— А у тебя была ярко медная чешуя и острые когти на лапах, — смотрю её в глаза. Её зрачки расширились и, неожиданно сузились, как у кошки.
— Так значит, это была правда?
— Правда.
— Я всегда ощущала себя драконом, — повела острыми плечиками девушка. Она плотнее закрыла платком тоненькую шейку, холодные брызги вздумали нас заливать сверху.
— Однако, нас скоро смоет за борт, — тревожусь я.
— Нет, скоро выйдем в речку, там спокойнее, — Катя не хочет уходить.
С трудом швартуемся у причала Голландии. Экипаж помогает пассажирам покинуть борт, катер сильно бьётся об привязанные шины. Скрип от трения, напоминает визг рассерженной хрюшки, едва последний человек высаживается, катер сразу отваливает. Вероятно, это последний рейс, бухту точно закроют, придётся добираться обратно на автобусе, а они так редко ходят.
Едва вышли из бухты Голландии, как волны, словно их посадили на поводок, успокаиваются, лишь, изредка дёргаются под порывами ветра.
— Мы в Инкермане с тобой познакомились, — уверенно говорит Катя. — Точно, я вспоминаю! Ты на работы пришёл устраиваться. А кем я была? Я взрослая женщина, — восклицает она, — какой кошмар!
— Да вроде нет, всё при тебе было, — не удержавшись, хмыкаю я.
Она с прищуром смотрит на меня, — не зарывайся, напарник!
О, как мне знаком этот взгляд. Я улыбаюсь:- Узнаю тебя, напарница.
