Кирилл Смородин - Пленник гибнущего мира
– Одной облигацией, – робко ответил Духов, глядя на ближайший прилавок. Он был заставлен склянками – большими и маленькими, пузатыми и вытянутыми. Рядом топтался продавец – маленький сухой человечек с голым черепом и выдающимся горбатым носом.
– М-да-а, маловато, – Румус качнул головой. – Совсем Фроны Шкурников ценить перестали. Вы же каждый день своими потрохами с Ползучим Бором торгуете! Если бы не вы, добралась бы давно эта зараза до Степной Обители!
Андрей промолчал. Мимо проплыли еще два прилавка с одеждой.
– Ну да ничего, – продолжил парень. – Сейчас найдем, на что тебе дощечку потратить. Ты сам-то что купить хотел? Скажи, я присоветую, где дешевле.
– Ложку, – едва Андрей ответил, Румус остановился и согнулся от хохота.
– Ло-ожку? – заикаясь, выдохнул он. – Ну, ты даешь! На что она тебе? Накупил бы лучше жратвы да устроил себе праздник. Я же знаю, чем вас, Шкурников, кормят. Пей-едой. А это дрянь та еще. Неизвестно, от чего вы быстрее загибаетесь – от лающей болезни или от пей-еды.
Духов нахмурился, пожал плечами.
– Ладно, – Румус добродушно крякнул, положил ему руку на плечо. – Извини, если обидел. Не хотел, честно. Но ты все ж таки подумай, нужна тебе ложка или нет. Тут ведь, – он понизил голос, наклонился, – не только еду и барахло купить можно. Есть и живой товар. Два часа как раз в одну дощечку и обойдутся. Недалеко осталось, сейчас сам посмотришь. Девочки – что надо! Заласкают так, что мигом о своей шкурничьей доле забудешь!
Замедлив шаг, Андрей повернулся к Румусу, открыл рот, чтобы возразить. Тот посмотрел на него, хохотнул. Обхватив за плечи, развернул и повел в проход между двумя прилавками. На одном лежали темные ломти вяленого мяса и поникшие пучки зелени. На другом высились башни из тарелок, кружек и горшков.
– Сейчас поглядишь на наших красавиц, – приговаривал Румус, подталкивая Духова. – Свое дело знают! К ним даже Фроны с внутренних витков приходят!
Шли еще с полминуты. Потом Румус забежал вперед, встал перед Андреем. Раскинул руки и торжественно провозгласил:
– Добро пожаловать к кельям телесных радостей!
Он привел Духова в пропахший мочой закуток с несколькими железными дверями. Из-за одной доносились частые громкие стоны. Возле стены стояли четыре женщины. Неопрятные, вульгарные, в коротких засаленных платьях. Андрею хватило одного взгляда на них, чтобы почувствовать себя грязным. Затошнило, захотелось отвернуться. Однако Румус смотрел на шалав с гордостью.
Те, приметив возможных клиентов, оживились. Зашушукались, стали хихикать. Одна, долговязая, с немытыми, собранными в высокую, сложную прическу волосами, подалась вперед. Открыла рот и высунула язык. Острый темный кончик задрожал, будто у змеи. Другая, с короткой стрижкой и толстыми кривыми ногами, повернулась, задрала подол и хлопнула себя по отвислому синюшному заду. Ее товарки отозвались визгливым смехом.
– Ну, как? – спросил Румус, не отрывая от «живого товара» томного взгляда. – Нравятся?
Андрей покачал головой, попятился. Сделав шагов пять, развернулся и двинулся прочь. В спину летел хриплый хохот четырех шлюх.
«Мерзость!» – думал Духов, ускоряя шаг. Вскоре он оказался между знакомыми прилавками – с мясом и зеленью и с посудой.
– Э-эй! – голос Румуса. А вот и он сам – догнал и смотрит: растерянно, виновато. – Ну, чего ты? Не хочешь девочек – так и скажи! А то развернулся молча, ушел! Напрасно, кстати, отказываешься!..
– Прекрати, – тихо, но твердо перебил Андрей.
– Ладно-ладно, – парень поднял руки. – Забыли. Не было ничего. Пойдем ложку тебе искать, раз так надо.
Снова потянулись прилавки с одеждой и едой. Кое-где висели самодельные амулеты всевозможных форм и цветов, призванные, по словам продавцов, защищать от Пожирателей и Извергов. У очередной лавки со снадобьями шел спор: невысокая полная женщина пыталась впихнуть торговцу – кудрявому толстяку с повязкой на правом глазу – маленький флакон коричневого стекла. Она что-то говорила, но до Андрея долетали только отдельные фразы: «Не помогло!», «Как было и раньше!», «Кашель!» Рядом с ней стоял мужчина в костюме Шкурника. Женщина нечаянно задела его плечом, и тот, согнувшись, зашелся в приступе лающего кашля. Тут же забыв про флакон, женщина обняла Шкурника за плечи, стала успокаивать. Продавец пару секунд равнодушно смотрел на обоих, затем пожал плечами и отвернулся.
– Обычное дело, – заявил Румус, заметив, что Андрей смотрит в сторону прилавка со снадобьями. – Многие долго не верят в лающую болезнь. Считают, что простудились, и тратят последнее на лекарства. Потом видят: толку нет, и пытаются вернуть снадобье. А продавцам плевать. Продали – и хорошо. А помогло или нет – это уже не их дело.
Андрей кивнул, вспоминая Фабела.
Кто-то сзади потянул его за подол балахона. Духов вздрогнул, обернулся и отскочил, испуганно вскрикнув.
– Ты чего? – Румус оглянулся, проследил за напряженным взглядом Андрея. И кивнул: – А-а, попрошайки вылезли. Скоро по всем рядам расползутся милостыню выклянчивать. Орать-то зачем?
– Это… – выдохнул Андрей, по-прежнему глядя на маленькое существо, – что?!
– Ах, да: ты же здесь в первый раз. Забываю все время, извиняй. Это попрошайки из келий милосердия. А бояться не надо, ничего они тебе не сделают.
Духов сглотнул и сделал маленький шажок вперед. Глаза не отрывались от странного создания. Постепенно до него дошло, что раньше оно было ребенком. Мальчиком лет восьми. Когда-то…
А теперь…
У мальчика не было волос, поскольку они не могли расти на гладком полукруглом колпаке, сделанном из материала, похожего на бледно-зеленую пластмассу. Кто-то снял с ребенка скальп, спилил крышку черепа и заменил… этим. Кожа вокруг среза посинела и вспухла. Из правой глазницы торчала толстая пружина. На конце чуть покачивался большой стеклянный глаз с синей радужкой и красными черточками прожилок. Второй глаз у мальчика был свой, зеленый. Под вздернутым носом запеклась кровь, синие губы плотно сжаты, на подбородке длинная ссадина. Из одежды – только грязная набедренная повязка, и мальчик мерз. Прижимал тонкие, без намека на мышцы, руки к бокам. Переступал босыми ногами с острыми коленками. На вздутом животе Андрей заметил несколько шрамов.
– Ч-что с ним случилось? – тихо спросил он, повернувшись, наконец, к Румусу. Смотреть на маленького калеку становилось невыносимо.
Тот пожал плечами, склонил голову:
– Ничего особенного. Столяр над ним поработал. Так же, как над остальными своими попрошайками.
«Столяр? – мысленно переспросил Духов. – Что еще за Столяр?»
Румус, заметив его недоумение, набрал воздуха и стал объяснять:
– Попрошайки живут в кельях милосердия. Это здесь же, на торгашеском витке. А хозяин келий милосердия – и попрошаек заодно – Фрон по прозвищу Столяр. Прозвище он сам себе выбрал. У него особое Умение – вживлять неживое в живое. Вот он и работает над своими подопечными. Гляди.
Он кивнул Андрею за плечо, тот медленно обернулся и застыл, раскрыв рот.
Вдоль прилавков, хромая, шел еще один мальчик, лет двенадцати. Правая нога была отнята выше колена, ее заменял коричневый протез. Вместо носа – деревянный кружок с двумя дырками, похожий на розетку. На шее висела маленькая корзинка, где лежало несколько объедков.
– Это… – в горле пересохло. Кашлянув, Андрей продолжил: – Это Фрон с ними сделал?
– Ну да, – кивнул Румус. – Столяр. У него таких детишек около дюжины. Почти все – дети Шкурников, оставшиеся без родителей. Такое на внешнем витке сплошь и рядом случается, сам знаешь. То лающая болезнь, то Изверг. То, – он передернул плечами, – Пожиратель. Осиротел мальчишка или девчонка – приходят Фроны-погонщики, забирают и отправляют сюда. К Столяру.
Мальчишка с протезом ухромал в проход между прилавками. Первый, с пластмассовым колпаком и глазом на пружине, тоже испарился. Зато появились двое новых попрошаек.
Первой шла девочка. Из посиневшей левой голени торчали три спицы, одно плечо заметно ниже другого. Но больше всего Андрея пугало ее лицо: у девочки был зашит рот – распухшие лиловые губы стягивали толстые красные нити. А из дырки в горле торчала зеленая резиновая трубка толщиной в палец, с небольшой воронкой на конце.
Андрея трясло. Не выдержав, он шагнул назад. Румус чуть заметно усмехнулся.
– Это ты с непривычки, – сказал он. – Выглядят столярские детишки, конечно, жутко, но они не опасные, не бойся.
«При чем тут опасные – не опасные?!» – крикнул про себя Духов, глядя на попрошайку, который следовал за девочкой.
Подросток лет четырнадцати передвигался при помощи рук, поскольку короткие и слабые ноги не могли выдержать его вес – они волочились за хозяином, словно лишенные костей. Спину уродовал горб. Губ не было, и казалось, что подросток все время скалится. Из выпуклого лба торчала шестеренка.
Хотелось отвернуться и зажмуриться, но Андрей понимал, что это бессмысленно – кошмар надежно впечатался в память. Вслед за дурнотой и испугом пришло непонимание. Зачем? Зачем Фрон по прозвищу Столяр делает детей такими?
