Владислав Выставной - Кремль 2222. Кенигсберг
Но на корме уже виднелась прямая фигура Зигфрида. Воин спокойно понаблюдал за потугами бандитов, выслушал все, что они думают про него и его родственников, не шелохнулся даже, когда рядом засвистели пули, – точно знал, что при такой качке и из такого паршивого оружия попасть в него просто не смогут. Потом все это весту надоело – и он столкнул ногой за борт какой-то предмет, напоминавший небольшой бочонок.
– Что это он там в воду сбросил? – вытянув шею, проговорил Книжник.
Герцог лишь пожал на это плечами.
Грохот и взвившийся за кормой фонтан воды стал ответом. Когда осела водяная пыль, шлюпки уже не было – была пенная поверхность, усеянная обломками и немногими бултыхающимися фигурами. Кого-то успели вытащить подошедшие следом шлюпки, кого-то, видимо, утащили на дно морские твари. Так или иначе, враги стали отставать и, наконец, скрылись в туманной дымке.
– Свобода! – смакуя каждую букву, громко произнес Книжник.
Дернул ручку машинного телеграфа, крикнул в раструб:
– Сбавь обороты, Три-Три! Мы оторвались!
– Вот хорошо, а то все здесь на ладан дышит, – глухо отозвалась труба. – Так долго в этом режиме старушка не протянет. Сюда бы движок от «дракона»…
Тридцать Третий запнулся. Книжник вспомнил про вывороченную башню бронепоезда на палубе «Железного Тарана», сказал:
– Ничего, Три-Три, мы его починим!
– Нечего там чинить, – буркнули в трубе. – Разворотили все, варвары.
Это было неприятное чувство – словно ему навсегда оборвали дорогу домой. Семинарист попытался прогнать это ощущение, поднял взгляд к небу – и сердце провалилось еще глубже.
Они все еще шли под страшными «флагами», вывешенными Кэпом. Фигуры мертвецов на реях трепыхали на ветру «крыльями» из собственной кожи, будто намекая на неизбежную судьбу беглецов.
– Надо их предать земле, – глядя на жутких «журавликов Кэпа», тихо сказал Книжник.
– Или морю, – отозвался Герцог. – Только как их оттуда снимешь?
– Дай нож! – потребовал Книжник. Его собственный, что он носил в голенище, исчез еще до того, как он очнулся на этом корабле проклятых.
Герцог протянул ему ржавый кривой клинок, подобранный на палубе по пути к мостику. Без лишних разговоров Книжник повторил путь Зигфрида, съехав по тросу на палубу, добрался до борта, от которого тянулись к мачте ванты из тугих металлических тросов. По тонким перекладинам на вантах, названия которых он забыл, а скорее всего, никогда и не знал, Книжник начал взбираться наверх. В лицо ударил яростный, смешанный с дождем, ветер, решивший не дать парню исполнить задуманное.
В этот момент он понял, что переоценил свои силы. Корабль лишь слегка качнуло, но здесь, на высоте, амплитуда была уже приличная – и парень ощутил вдруг резкий приступ паники. Руки ослабели, и он силой заставил себя не смотреть вниз. А ведь лезть предстояло еще выше – туда, где крепились веревки, на которых жутко покачивались мертвые «журавлики».
– Ну нет, врешь… – процедил Книжник.
Стиснув зубы, продолжил свое восхождение по вантам. В какой-то момент ему удалось преодолеть страх. Хорошо еще, что не пришлось ползти к мертвецам по рее – веревки, удерживавшие мертвецов, крепились к мачте. Оставалось только перепилить их тупым лезвием.
– Простите, братцы… – прошептал Книжник, перерубая последние волокна.
Одно за другим тела полетели в ледяную пучину – благо, реи значительно выдавались за борт. Это было хорошо, что несчастным не пришлось напоследок биться о железную палубу – пусть даже им сейчас было все равно. Просто всплеск – и тишина. Они заслужили тишину.
Было и еще одно дело, о котором он почти забыл. По скользкой палубе парень направился к корме, к оставленным там клеткам. И уже издали по странному шуму понял, что там происходит что-то нехорошее.
И точно. В клетке правого борта, в страхе прижавшись друг к другу, замерло пятеро детей от пяти до семи лет, настолько грязных и лохматых, что понять, где мальчик, где девочка, было сложно. Хотя, видимо, девочки отличались тонкими косичками, торчащими из гущи густых спутанных волос. Шум же исходил от все того же неугомонного гориллоподобного мута, который теперь пытался добраться до новых объектов своего жадного взгляда. Он тщетно тянул к детям мощные лапы сквозь прутья и, потерпев очередную неудачу, начинал бешено трясти свою клетку. Книжник даже подумал, что рано или поздно его усилия могут увенчаться успехом, – никакой металл не выдержит такого напора. Вместе с главным заводилой бесновалось и все прочее зверье, считавшее, видимо, что всем перепадет от такой добычи.
Недолго думая, несколькими ударами ноги Книжник сдвинул мощную щеколду, которой запиралась клетка. Открыл дверцу, присел рядом, дружелюбно протянул руку:
– Выходите, малышня!
Дети даже не шелохнулись.
– Эй, я освободить вас пришел! Плохих людей здесь больше нет!
– Я к маме хочу, – тихо всхлипнула какая-то девочка. – Где моя мама?
Книжник смотрел на нее с застывшим выражением на лице. Как объяснишь, что только что сотворили с их родными эти звери в человеческом обличье? Да они и сами все видели – да только, наверное, хочется верить, что все это было лишь страшным сном…
– Не хотите выходить? – устало проговорил Книжник. – Ну, как хотите. Сидите тогда здесь, если не боитесь всех этих мутов. А позже я для вас еды какой-нибудь найду…
Он еще посидел немного рядом, не зная, что еще сказать этим затравленным зверькам, которые не нуждались в его словах. Вздохнул, встал и направился прочь. Через несколько шагов что-то заставило его обернуться.
И точно: по пятам, на некотором отдалении, за ним гуськом шла вся эта компания. Впереди семенили двое тощих мальчишек, за ними девочка постарше вела за руки двух малышей. Книжник приветливо помахал им:
– О, выбрались все-таки?
Дети замерли, настороженно поглядывая в его сторону. Семинарист решил не смущать детей и продолжил путь, ощущая некоторое беспокойство, – как бы малышня, даже при небольшой качке, не скатилась за борт по мокрой палубе. Поймал себя на этой мысли, удивленно хмыкнул: что за болезненная сентиментальность? То, что они уцелели, – уже чудо, радоваться надо, а не превращаться в беспокойную няньку.
Он снова обернулся – малолетнее сопровождение не отставало. Так и дошли до решетчатого основания мостка, где Книжник остановился, уперев руки в бока, и сказал со всей строгостью, на которую был способен:
– А вот дальше со мной нельзя! Сидите здесь тихо и… – он понятия не имел, что еще полагается говорить в таких случаях в воспитательных целях. – И ведите себя хорошо!
