"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Лайонс Дженн

– Думаю, я бы знала, если бы у меня был гаэш.

– Знала? – Тераэт поднял бровь: – Ты спишь без сновидений? Ты чувствуешь себя ослабевшей?

Он уже знал ответ на один из этих вопросов: у меня не было сновидений, кроме моих путешествий в Загробный Мир. И я действительно чувствовала себя ослабевшей – из-за Сенеры.

Итак, если бы у меня был гаэш, заметила бы я разницу?

Я принялась расхаживать перед ним:

– Ты думаешь, это была Ксалторат?

– Кто ж еще? Это не мог быть Хоред. Это бы не имело никакого смысла [367].

– Зачем Ксалторат помогать мне? Это тоже не имеет смысла.

– В действиях демонов всегда нет никакого смысла.

Я снова села.

– Ксалторат нарушает слишком много правил для демона. Она даже не выполнила приказ императора, когда он велел ей оставить меня. Ты бы видел, как у него отвисла челюсть. – Я заморгала, глядя на Тераэта, который потрясенно уставился на меня: – Примерно так же.

Тераэт провел рукой по лицу:

– Ты хоть понимаешь, что ты только что сказала? Когда демоны скованы, у них есть гаэш. Как ты думаешь, кто контролирует их гаэши? Император. Для этого и были созданы Корона и Скипетр. Ты хочешь сказать, что демон лишь посмеялся над приказом гаэша? – Он выдохнул: – Это было бы возможно лишь в том случае, если Ксалторат не демон, что, очевидно, неправда [368].

Я обнаружила, что снова встала.

– Хочешь сказать, что я «ошибаюсь» по поводу единственного травмирующего опыта за всю мою жизнь?

– Джанель, это действительно было очень травмирующе! Вполне разумно думать, что ужасы, которые ты пережила, исказили твои воспоминания.

– Там был Верховный главнокомандующий! Там был император Санд! Думаешь, Санд забыл приказать демону оставить одержимого ребенка?

– Проклятье, Джанель, я носил корону. И я говорю тебе, все это работает совсем не так!

Я замолчала: какие бы оправдания я ни придумала, сейчас они просто умерли на моих губах. Вместо этого я нормальным тоном спросила:

– И когда же ванэ из Манола носили человеческую корону, не говоря уже о Короне и Скипетре Куура?

Он замер.

– Тераэт… – вновь начала я. – И когда же ванэ из Манола?..

– Я и в первый раз тебя услышал. – Он глубоко вздохнул: – Проклятье.

– Тогда ответь на вопрос, пожалуйста.

Он очень долго молчал. Затем отошел от меня и сел на камень, возвышающийся над обрывом. Впереди раскинулись сломанные, искореженные деревья Загробного Мира. Вдалеке над поверхностью озера плавал желтый туман – скорее жуткий, чем романтичный.

Я подошла к Тераэту.

– Цикл, – начал он, – состоит в том, что мы умираем и мы возрождаемся. И в новой жизни мы не должны знать, что с нами происходило в прошлой. За исключением того, что я прекрасно это помню. И в своей прошлой жизни я был императором Куура.

– Которым из них?

Он поморщился:

– Джанель, это неважно…

– Которым из них?

– Атрином Кандором.

Я в шоке уставилась на него:

– Что? [369]

Он закатил глаза:

– Я был Атрином Кандором. Ну, помнишь, человеком, который…

– Я знаю, кто такой Атрин Кандор! Все знают, кто такой Атрин Кандор! Большая часть Куура не существовала бы без Атрина Кандора. Человека, который за одну ночь построил Атрин, убил бога-короля Хорсала и выгнал кирписских ванэ с их родины. Это действительно был ты?

– Ты забыла ту часть, где я, пытаясь вторгнуться в Манол, приказал большей части куурской армии пойти на смерть.

– Ты… проспорил своей матери Таэне? Потому что сама мысль, что Атрин Кандор может переродиться тобой – в ней заключается вся соль шутки. Ты был величайшей угрозой для ванэ из всех, когда-либо ходивших по земле, и она заставила тебя переродиться ванэ? [370]

– Она действительно любит эту поэтическую справедливость. – Он вскинул палец: – Но, для протокола, мне приписываются грехи, которых я никогда не совершал. Например, я не уничтожал дреттов. Они все еще здесь. Прямо под землей. В буквальном смысле слова.

– Понятно, – сказала я. Я его действительно понимала, поскольку, будучи Джанель Данорак, я знала все о силе искаженного мифа. – Есть ли еще что-нибудь, в чем бы ты хотел мне признаться, пока мы все еще находимся здесь?

Он не ответил. Тераэт продолжал сидеть, задумчиво барабаня пальцами по камню.

– Тераэт…

– Когда я был Атрином Кандором, ты была моей женой.

Я подождала, на случай если ему захочется сказать, что последние слова были шуткой.

Ему не захотелось.

Я не могла винить его за честность, но его признание показалось мне очень неловким. Слишком личным и вдобавок весьма неприглядным. Как будто я узнала, что была так пьяна, что сделала что-то, чего не помнила. Даже если предположить, что в то время я была на это согласна – мысль о том, что я не могла вспомнить свой выбор или причины, по которым я так поступила, оставили у меня неприятное чувство тяжести в животе.

– Я полагаю, это был роман на века, – наконец сказала я – лишь потому, что не знала, что еще сказать.

– Нет, – срывающимся голосом сказал он. – Нет, ни в малейшей степени. Я ужасно с тобой обращался, я тебя не заслуживал, и к тому времени, когда я это понял, я уже не мог ничего исправить, – ровно и мрачно заговорил он, и голос его сочился, сочился, сочился глубочайшим сожалением. – Когда я встретил тебя…

– Не надо, – сказала я.

– Я просто хочу, чтобы ты знала…

Я поднесла руку к его рту:

– Замолчи.

Он уставился на меня.

– Мне все равно, – сказала я, пытаясь заставить себя поверить, что это правда. – Другая женщина, разделявшая мою душу со мной, вышла замуж за другого мужчину, разделявшего твою душу – с тобой. – Я убрала руку от его рта. – Разве ты по-прежнему Атрин Кандор?

Он рассмеялся:

– Нет.

– И я не она. Как я могла быть ею? Да и кем она была? Принцессой? Какой-то дочерью герцога?

– Нет, – сказал он. – Нет. Она была никем. – Он поморщился. – Я имею в виду, простой музыкантшей. Играла на арфе… – Его глаза расширились: – О боги! Мне нравится определенный типаж.

– Видишь ли, если тебе нравится определенный, то я под него не подхожу. Вместо игры на инструментах я умею лишь убивать. Я даже не знаю, как петь. Я, конечно, люблю танцевать и наряжаться на вечеринки, но все же не так сильно, как побеждать. Я не подхожу на роль жены для мужчины, хотя и не могу обещать, что у меня никогда не будет мужа, или жены, или обоих. Вряд ли я ограничусь кем-то одним.

Он ошеломленно посмотрел на меня, но особо расстроенным не казался:

– Ты выйдешь за меня?

– Учитывая нашу предысторию, не думаю, что нам следует задавать этот вопрос, пока мы не узнаем друг друга намного лучше. Спорю, что ты понятия не имел, каков был любимый цвет твоей жены, какую еду она предпочитала или какие личные цели она хранила в своем сердце. Сомневаюсь, что замужество ограничило ее жизненные амбиции [371].

Тераэт притянул меня в свои объятия:

– Все это очень верно, но я по-прежнему думаю, что ты потрясающая.

– Это хорошее начало. – Я прижалась к нему и стала ждать.

Он тоже ждал.

Я прошептала ему на ухо:

– Сейчас самое время спросить меня, какие цели я храню в своем сердце.

– Ох! Э… Я… – Он не выпустил меня из объятий, но неловкость вернулась.

Я откинулась назад, чтобы посмотреть на него:

– Давай начнем с чего-нибудь легкого. Мой любимый цвет – бирюзовый.

Он приподнял бровь:

– Бирюзовый? Правда?

– Цвет летнего безоблачного неба. Правда. А теперь скажи, какой цвет ты любишь?