"Фантастика 2024-92". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Головнин Вячеслав Владимирович

Вот и сейчас, до неё дошло, с какими претензиями обратилась к ней заведующая библиотекой. А вот и она, легка на помине. Да не одна. За ней поспешает ректор мединститута, Воробьёв Семён Иванович.

«Что за вздорная баба», — подумала про Рыжевскую Даша.

— Вот, полюбуйтесь, Семён Иванович, — Рыжевская торжествующе указала на Сашу.

Саша встал и вежливо поздоровался.

— Здравствуйте, Семён Иванович. Меня зовут Александр Смирнов. Я ученик 5 "Б" класса школы номер 20. Разрешите выразить вам Семён Иванович своё восхищение. Я счастлив познакомиться с автором такой интересной методики сохранения и восстановления костной ткани. Безусловно, это открытие мирового уровня. Вы ведь заведуете кафедрой хирургии? Я тоже хочу стать хирургом.

Рыжевская открыла рот и издала какой-то невнятный звук. Саша перевёл на неё взгляд и снова повернувшись к ректору, сказал:

— Семён Иванович, покажите своего главного библиотекаря врачам, по-моему, у неё налицо все признаки панкреатита.

— Вот как? — отмер от удивления ректор. — Вы полагаете?

— У меня нет ни тени сомнения, — ответил Саша.

— А что скажет наша уважаемая Дарья Борисовна? — спросил её ректор.

— Боюсь, что я не готова ответить на такой вопрос, — прокашлявшись от неожиданности, ответила Даша, — это у нас Саша спец по диагностике.

— Вот как? — снова и ещё больше удивился ректор. И обратившись к Саше, спросил:

— Вы не расскажете нам, коллега, как вы определили панкреатит у уважаемой Евдокии Артуровны?

— Как вы знаете, — лекторским тоном начал свой ответ Саша, — внешних признаков панкреатита очень немного, но в данном случае они все налицо. Я начал наблюдать уважаемую Евдокию Артуровну с месяц назад. За этот месяц она сильно и быстро похудела. Это произошло на последней неделе. Я слышал, как она жаловалась своей работнице на отсутствие аппетита и тошноту после приёма пищи. Во-вторых, её кожа приняла явно выраженный желтоватый оттенок. В-третьих, она постоянно держит одну руку на животе. Я заметил, что после обеда у неё идут отрыжки и пару раз заметил, что она пускает газы. Мне кажется, что этого вполне достаточно, чтобы насторожиться и, по крайней мере, сходить в поликлинику. Если пустить на самотёк, то можно будет вскоре ожидать первого острого приступа.

Рыжевская растерянно посмотрела на ректора:

— Семён Иванович, — жалобно проблеяла она, — да что же это, неужели это правда?

— Мне кажется, — ответил ей Воробьёв, — что в данном случае молодой человек абсолютно прав, и я бы на вашем месте не пренебрёг его советом. Идите прямо сейчас, я вам разрешаю покинуть рабочее место. Светочка справится одна, сегодня суббота, народу, как сами видите, практически никого нет, раз-два и обчёлся.

Проводив Рыжевскую взглядом, ректор вновь обратился к Саше:

— А что вы скажете насчёт меня?

— А вам бы я посоветовал проконсультироваться с Никитиным.

— С Егором Алексеевичем?

Саша кивнул.

— Вы видите что-нибудь серьёзное?

— Когда дело касается нашей сердечно-сосудистой системы, то тут несерьёзного бывает мало, — ответил Саша.

— Понятно, — поскрёб затылок Воробьёв.

— Хорошая смена у нас подрастает, — сказал он довольным тоном, обращаясь к Даше. Потом обратился к Саше:

— Я разрешаю вам, Александр, приходить в нашу библиотеку и заниматься здесь в любое удобное для вас время. Пройдёмте, со мной, я распоряжусь выдать вам читательский билет с правом получения литературы на дом.

С этого времени Сашу часто можно было видеть в читальном зале, да и на абонемент он заглядывал практически ежемесячно.

В тот же день, часом позже, в кабинете Князева.

— Послушай, Андрей, — сказал Князев, обращаясь к Смирнову, — давно хотел тебя спросить. Ты не удивляйся моему вопросу, я его многим задавал. Скажи мне как на духу, ты к выздоровлению Лизы имеешь какое-нибудь отношение?

— Как тебя понимать, Ерофей Данилович? — задал ему Андрей встречный вопрос. Они давно уже в неофициальной обстановке разговаривали на «ты». — Какое отношение я могу иметь к её выздоровлению? Или ты спрашиваешь моё отношение к этому событию? Если так, то я очень рад и за Лизу, и за тебя, Ерофей Данилович. Я знаю, что такое неизлечимая болезнь, сам страдал от такой.

— Да, ты как-то рассказывал что-то такое, но откровенно говоря, я уже забыл. Ты не можешь вкратце рассказать ещё раз, — попросил Князев.

— У меня была открытая форма туберкулёза. На фронте, я однажды отстал от своего поезда. Дело было в апреле 1945 года. На полустанке я налегке, в одной гимнастёрке побежал в буфет, разжиться хоть чем-нибудь и когда возвращался увидел, что мой поезд отходит. Все бросил, что купил и побежал за поездом. Успел вскочить на подножку последнего вагона. Стучался, но никто не открыл. Потом выяснилось, что в вагоне был груз, а людей не было. Сопровождающие ехали в соседнем вагоне. Короче говоря, провисел я на этой подножке час или полтора, пока не прибыли на соседнюю станцию. Там уж меня сняли. Простыл, болел, а потом у меня случился приступ с кровотечением. Врачи поставили диагноз — открытая форма туберкулёза. С тех пор был на инвалидной группе. Спасибо одному врачу. Уже после войны, проходил я как-то медкомиссию. И один врач, пожилой уже мужчина спрашивает меня, как я заболел. Ну, я ему все и рассказал. Он говорит, а почему вы тогда не инвалид войны? Я только плечами пожимаю. Мне-то откуда знать. Оказывается, раз я заболел, будучи на фронте, то имею право на документ инвалида ВОВ. А там пенсия почти в два раза больше. Стал хлопотать, просьбу удовлетворили, бумаги, соответствующие у меня, были в полном порядке. Так с тех пор и был инвалидом ВОВ вплоть до позапрошлого года. Почитай каждую весну, а иногда и осенью, у меня обострение было с кровотечением. Иной раз полный таз крови за один приступ набегало.

Андрей замолчал. Было видно, что воспоминания его гнетут.

— А, сейчас? — осторожно задал вопрос Князев.

— В конце 1950 года инвалидность с меня сняли полностью. Туберкулёза не обнаружили, говорят, как не было. Ещё в начале 1950 года он был, а потом исчез, как отрезало. Все врачи только руками разводят. Говорят, что такие случаи иногда бывают, но очень редко. Как только инвалидность сняли, так сразу и пенсию по инвалидности перестали платить. Ну, вот тогда я к вам и устроился на работу.

— М-да, — задумчиво промычал Князев. — Ещё одно чудесное исцеление в нашу копилку.

— Это вы о Лизе? — спросил Андрей.

— О Лизе и не только о ней. Тут уже десятка два различных случаев неожиданных исцелений набирается. Один только скандал в Юськах чего стоит. Слышали, наверное, о таком?

— Нет. У меня в последнее время работы выше крыши было, и по работе, и по учёбе. Не было времени сплетни собирать.

— В том-то и дело, что это не сплетни, а установленный и задокументированный факт.

— А в чём там дело-то, — заинтересовался Андрей.

— В детском туберкулёзном санатории Юськи в прошлогодний осенний заезд выздоровели все дети и весь персонал санатория. Где-то примерно через два месяца после заезда. Все врачи просто очумели и ничего понять не могли. Тебе сын ничего не рассказывал? Он ведь в это время там был.

— Нет, он об этом ничего не рассказывал. Он там влюбился в одну девочку, Дусю Кленову. Вот об этом рассказывал. Недавно вот опять о ней разговор был. Переехали они с матерью на Дальний Восток, там у Дуси брат живёт и их к себе переманил.

— Как это сын пережил?

— Расстроился до слез. Сейчас потихоньку приходит в себя.

— А ещё мне рассказали об одном враче из этого санатория. У него жена была бесплодна. У неё удалили матку после неудачных родов и понятно, что детей она больше иметь не могла. Догадываешься, что с ней случилось?

— Она забеременела.

— В самую точку.

— Как такое может быть?

— Это не ко мне вопрос. А ещё, это уже почти на уровне слухов, у многих людей перестали болеть зубы. Понимаешь, у них зубы стали как новые, словно кто-то обновил их. А если зуб с пломбой, то она обрастает новой зубной тканью и зуб становится как новенький. Со временем, сам, наверное, знаешь такие зубы быстро крошатся, нужно регулярно к стоматологам ходить, пломбу обновлять.