Василий Головачев - Логово зверя. Исход зверя. Укрощение зверя
Поезд прибыл на Ярославский вокзал столицы в шесть часов утра.
Прощались сердечно.
Афанасий Кузьмич пожелал Даниле успешно сдать приемные экзамены в институт, посоветовал относиться к еде серьезно и дал телефон, по которому его можно было найти. Куда он подевался потом, Данила не понял. Кулинар исчез, словно в воздухе растворился. Однако Данила тут же забыл об этом. К нему, озирающемуся у вагона с чемоданом в руке, подошел Георгий, и художник вздохнул с облегчением. Все же он ни разу в столице не был и остаться один на один с большим городом опасался.
– Как доехал? – спросил Георгий, глянув на чемодан.
– Нормально, – ответил Данила, постеснявшись рассказывать ему об инциденте в вагоне.
– Попутчики не обижали?
Данила поймал взгляд Витязя с веселыми искорками и догадался, что тот каким-то образом прознал о том, что случилось.
– Не…
– Вот и славно. Сам донесешь?
– Он нетяжелый.
– Тогда пошли к машине.
Из вагона вылезли помятые небритые молодцы с полосатыми сумками, громко переговариваясь. Увидев Данилу с Георгием, они умолкли. Георгий окинул их внимательным взглядом, направился по перрону к вокзалу.
На привокзальной площади их ждала белая «Верба», последняя модель «Жигулей» спортивного вида, водитель которой, неопределенных лет, как и Георгий, помог им уложить в багажнике чемодан. Устроились на заднем сиденье, и «Верба» отправилась в путь.
Поскольку Данила ни разу не видел столько больших зданий и такое количество машин, он с любопытством завертел во все стороны головой, и Георгий, видя это вполне оправданное любопытство, стал подсказывать, по каким местам они едут и мимо каких архитектурных памятников и достопримечательностей проезжают.
Двигались медленно, центр Москвы был забит потоками автомобилей до предела, и лишь знание водителем улочек и переулков, а также дворов и проездов, спасло пассажиров «Вербы» от долгого стояния в пробках.
Наконец выбрались к памятнику Пушкину, свернули на Тверской бульвар. «Верба» заехала во двор старого четырехэтажного здания, стоящего напротив сверкающей стеклом и керамикой башни.
– Культурный центр «Старый Свет», – подсказал Георгий.
– А здесь ты будешь жить, – кивнул он на дворик, тесно забитый машинами, окруженный невысокими старинными домами.
– А общежитие? – заикнулся Данила.
– Зачем тебе общежитие? С сокурсниками ты и так будешь часто встречаться в институте, а жить лучше отдельно, спокойно, в центре. Да и мы поблизости будем.
Георгий открыл железную дверь ближайшего дома, снабженную домофоном, поднялся на последний, четвертый, этаж, позвонил. Дверь открыла худенькая седенькая старушка в платье с узорами и в косынке. Всплеснула руками:
– Приехал, соколик мой ясный! А постоялец где ж?
Георгий посторонился, глянул на Данилу.
– Вот он. Знакомься – это бабушка Милолика, моя родная сестра.
– Здрась… – неловко поклонился юноша, смутившись под взглядом чистых голубоватых глаз старушки. – Данила…
– Высокий-то какой, – снова всплеснула руками Милолика, – да статный! Уж как я рада, что ты приехал, младшенький, уж как рада! Поживешь у меня, не стеснишь, да и скучно одной-то, а я ухаживать буду. Да ты проходи, проходи, не стесняйся, родичи мы, не чужие люди.
Данилу завели в квартиру, небольшую, двухкомнатную, но удивительно светлую, уютную, обставленную старинной мебелью, с домоткаными половиками, с картинами и фотографиями на стенах, и вскоре он обедал в компании с Витязем и его сестрой, не умолкавшей ни на минуту. Впрочем, она знала меру и мгновенно нашла себе занятие, когда мужчины решили побеседовать наедине.
– Ну как? – спросил Георгий, уместив в одном слове весь спектр вопросов о чувствах и оценках молодого художника.
– Здорово! – ответил Данила так же кратко и искренне, давно чувствуя себя как дома.
– Вот и славно, – поднялся Георгий. – Устраивайся, решай свои дела, сходи в институт, а вечером встретимся и поговорим.
– И вот еще что, – остановился он на пороге. – Я давал тебе мобильный телефон…
– Вот он, – показал Данила.
– На нем есть красная кнопка. Что случится – не дай бог, конечно, сразу жми эту кнопку. Да и вообще звони, если понадобится совет или помощь. Я всегда на связи.
– Хорошо, дядя Георгий, – кивнул Данила.
На душе было тихо и тепло. Он вдруг поверил, что все у него сложится в жизни хорошо.
Глава 11
Налево поедешь…
Кирилл Иванович Фоменко так и не узнал, что уцелел лишь благодаря находчивости и боевому опыту своего телохранителя. А сам Пашин о стычке с киллерами говорить ему не стал.
Следующий день прошел в суете, но мирно.
Киллеры и вообще наблюдатели не появлялись.
Фоменко поколесил по Подольску, съездил в Москву и вечером снова отправился домой, будучи примерным семьянином. Если он и ходил в рестораны, то исключительно в нерабочие дни и исключительно с женой.
На третий день Пашин нашел себе сменщика, молодого парня, бывшего чоповца, [53]понимавшего толк в охране важных персон, и почувствовал облегчение. Теперь можно было не сушить себе мозги каждый день, включаясь в режим «сторожевой паутины», который отнимал немало сил.
В среду, двадцать третьего июня, Илья проинструктировал сменщика, доложил директору о перераспределении обязанностей, насчет чего тот не возражал, и до обеда изучал документы, переданные ему Фоменко еще в понедельник, о планах ликвидации сектантства и о возрождении славянского движения. Обедать Илья пошел в задумчивом состоянии. В памяти то и дело всплывали эпизоды войны с хранителями Храма Морока, а в душе крепла уверенность, что нужно срочно отыскать Громовых и Терентия Ратникова и обменяться с ними новостями.
Обедал Пашин обычно в кафе «Полтава» на привокзальной площади, где кормили вкусно и недорого. В среду он тоже отправился туда, решив не изменять традиции. Сел к открытому окну, где было не так жарко, заказал обед: окрошку и фритатту с кабачками, по сути – обыкновенный омлет, в который добавлялись кабачки, жареный лук, тертый сыр, зелень петрушки и базилика.
Принесли холодную окрошку, Илья взялся за ложку и встретил взгляд высокого мужчины средних лет с узким вытянутым лицом, на котором выделялись скулы и губы. Одет мужчина был в светло-коричневый костюм, который висел на нем как на вешалке.
