Олег Языков - Корректор реальности
«… в это время по броне танка щелкает пуля. Хорст с интересом склоняется вправо, я тоже гляжу – куда она попала?»
***Я готов. Беру чуть выше цели. Угадать бы… Ну, давай! Помогай, Дед! Выстрел!
– Раз… два… три… Есть!
– Есть! – орет Андрей. Я выхватываю у него бинокль.
Теперь я и сам вижу. Офицер как бы оплывает. Как будто у него из хребтины вынули твердый прусский стержень. Он мягко заваливается вправо, прямо в руки своего подчиненного…[10]
***«…Ничего не видно. До противника далеко, около двух километров, пожалуй. По нам никто не будет стрелять на такой дистанции. Это, наверное, прилетела какая-то шальная пуля. Я вновь поворачиваюсь к Хорсту, и – о, ужас! Я слышу слабый шлепок. Бинокль на груди моего друга дергается, Хорст делает удивленное лицо, его губы приоткрываются, как будто он хочет сказать: «О!»
Я ничего не могу понять. До тех пор, пока Хорст не валится мне на руки… Черт, черт, черт! Боже, покарай этого глупого Ивана, который опустошал магазин своей древней винтовки в нашу сторону, не поднимая своей деревянной головы над бруствером окопа! Боже, пошли ему мучительную смерть!
Я кричу: «Санитары, санитары! Сюда! Обер-лейтенант ранен!»
Кто-то вскакивает на броню рядом со мной, бережно подхватывает Хорста. Поздно. Я вижу, как безвольно упала его рука. От неловкого движения моего помощника фуражка Хорста налезает ему на глаза.
– Господин лейтенант! Командир убит!
Все кончено… Этот бой мы проиграли. Я приказываю запросить артиллерийскую поддержку и командую остаткам боевой группы отойти назад. Ведь я – командир первого взвода. Если нам не пришлют офицера из резерва, командиром роты стану я. Несмотря на радужные перспективы, это страшный день… Он запомнился мне на всю жизнь. Именно – на всю жизнь. Ведь я выжил в этом бою… Выжил для грядущих побед»[11].
***На броне немецкого танка суета и бестолковщина. Можно было бы еще раз выстрелить. Но я не могу – руки начинают дрожать. Отходняк называется…
– Товарищ лейтенант! Немцы уходят! Уходят они! – Голосистый какой боец. Я опускаю голову на приклад винтовки. Напряжение потихоньку начинает меня отпускать.
– Слышь, интендант! Уходят немцы-то! А ты тут только разлегся со своим ружжом! – Павел обидно хохочет.
– Что поделать – видать не судьба, товарищ Суворов. Ты расписку о приеме груза приготовил? Помирать теперь ведь не придется, а? Выжили мы, Паша, выжили! Назло всем этим гадам! А они – сдохнут, сволочи! Сломаем мы их. Дай только срок…
***Проводив взглядом что-то кричащего бойцам и размахивающего руками лейтенанта Суворова, я достал из кармана скомканную страницу, выдранную из книги. Чиркнула спичка, и огонь быстро побежал по бумаге. В глазах остался обрывок напечатанного на грязноватой бумаге текста.
«…обогнув жарко полыхающий танк лейтенанта Баумгартена, моя машина закрутилась на стрелковой ячейке, заживо хороня спрятавшихся в ней русских. Pz.III унтер-офицера Больце, подпрыгнув на бровке капонира, с лязгом обрушился на русскую противотанковую пушку, вминая ее и расчет в мягкую, песчаную почву. Спаренный пулемет бил в спины убегающих в лес иванов. Мы прорвали оборону противника! Дорога на Восток была откр…»[12]
– Вот так-то, геноссе Баумгартен… Живи пока… Может, еще и свидимся!
Глава 2
Вот так и прошел наш с Адрианом первый бой. На белорусской земле, на четвертый день войны… Точнее – даже не бой… Что там – бросили по гранате, да я стрельнул пару раз. Точнее – наш первый экзамен на зрелость, на способность принять единственно верное решение и достижение желаемого результата минимальными средствами. А уж если совсем точно, – то первый опыт коррекции реальности. И он, по моему мнению, прошел неплохо. Даже хорошо. Двумя винтовочными патронами мы задержали боевую группу немцев на восемь часов, сорвали им срок захвата стратегически важного моста с железнодорожной колеей, дали возможность выйти из намечающегося окружения нескольким потрепанным в боях нашим частям. Да еще наши смогли прогнать на восток какие-то эшелоны. Поверьте мне на слово, это еще скажется на ходе событий в будущем… И скажется самым действенным образом. Да и мы с Адрианом не собираемся сидеть сложа руки. Ведь это только начало большой работы.
Конечно, всем этим достижениям в боевой и политической подготовке предшествовали кое-какие события. После некоторых общеукрепляющих процедур, прописанных мне Адрианом и принятых в привычном кресле и в привычном месте – в подвалах храма Тура, мы потихоньку загрузились в хронокапсулу и, без особой помпы, прощальных слез и махания платочками, отбыли на Полигон. Да и махать нам платочком было особо некому. По моей просьбе Хельга и Малыш отправились вместе с Катериной в дом Десницы, стоящий над волшебной долиной. Любимое женское дело – переезд в новое жилье, перестановка мебели и пошив оконных занавесок!
Там, на Полигоне, я доложился начальству о досрочном завершении отпуска, передал бочку с вином для отправки этой гадине-адмиралу и вплотную занялся боевой подготовкой Адриана. Точнее – уже Андрея. Фамилий ни он, ни я еще не имели – их мы получим на Земле. После успешно проведенного курса молодого бойца мы с Андреем-свет – как там его называть, немного посидели с Дедом и Каптенармусом, рассказали им про свои боевые свершения и дальнейшие грандиозные планы. Оба впечатлились и в целом одобрили. Дед внимательно выслушал мои наметки, одобрительно покряхтел и высказал сожаление, что его там не будет.
– А за чем же дело стало? Хочешь – пошли вместе! Там всем работы хватит.
Дед с Каптенармусом переглянулись и грустно повесили носы.
– Не пускают нас на Землю-то особо… Только на отдельные задания, да под присмотром, вишь какое дело, Тур…
– А если похлопотать?
– А похлопочи! Может, что и выйдет, а, Каптенармус? Давно нам с тобой пора стариковские косточки размять, по родной земле походить, прижаться к ней…
– Х-ха! Если под бомбежку попадешь, ты не только к землице прижмешься, Дед, ты в нее наподобие землеройки зароешься!
– А ты не пугай, не пугай старика, пацан! Под германскими чемоданами приходилось долгими часами сидеть! Ничего – сдюжили! И сейчас, чую, не страшнее будет. Мы к войне привыкшие… Кроме войны и жизни-то у меня, считай, и не было…
– Ладно, Дед. Извини. Болтанул, не подумав. А насчет вас – я все сделаю, чтобы вас на землю дернуть. Обещаю.
– Во-во… Я и говорю – давно пора. Ты нам только свистни, Тур, а уж мы не подведем!
***Руководителя 11-й полевой группы я и на этот раз не увидел. Просто получил приказ прибыть для получения задачи к своему новому непосредственному начальнику, в Москву белокаменную. Правда – в июнь 1941 года. Начались хронозаморочки! Как бы с собой не столкнуться, году этак в 1942-м, в Сталинграде, скажем… Ну – там поглядим.
