Александр Мирер - Дом скитальцев (Рисунки Н. Васильева)
б) Второй способ. У концевой мачты (совхозн. пруд) стоит белая будка, к которой спускаются провода. Надо разбить выстрелами изоляторы, к которым подходят эти провода (на крыше будки). Разбить две штуки как можно ближе к крыше».
Мачта высоковольтной линии маячила верхушкой как раз на уровне площадки — четыре косые голенастые ноги и шесть гирлянд коричневых, тускло блестящих изоляторов. Под мачтой стоял аккуратный беленый домик. На его крышу, на три высокие изоляторные колонны, стекали с мачты яркие на солнце медные провода. Все это хозяйство было как на ладошке — щеголеватое — и новое, и от него далеко пахло металлом. Мачта блестела алюминиевой краской, в побелку домика наверняка добавили синьки, его двери — ворота были густо-зеленые, и даже плакаты с черепом и молниями выглядели весело и приятно. Из домика сбоку выходили другие три провода и по небольшим деревянным столбам тянулись к совхозной усадьбе.
Отсюда, с вышки, даже скверный стрелок спокойно мог расстрелять изоляторы. Хоть все три. У-ру-ру!
— Не «у-ру-ру», а идиот, — пробормотал Степан. — Так тебе и дадут два часа здесь отсиживаться. Все равно сгонят…
Он всмотрелся в цепочку высоковольтной передачи. Мачты и провода, массивные вблизи, казались вдалеке нарисованными пером на зеленой бумаге. Седьмая по счету мачта была выше предыдущих, потому что провода от нее шли над совхозным шоссе, и Степка вспомнил, что рядом с шоссе была копешка прошлогоднего сена. Маленькая, растасканная на три четверти коровами. Если сгонят, можно там и спрятаться… Ах, дьявольщина! Все бы ничего, догадайся он захватить запасную обойму. Если бить снизу, то два-три патрона обязательно уйдут на пристрелку, и останется всего по две пули на изолятор. Если не одна. А расстояние будет приличное. Он подсчитал, пользуясь Пифагоровой формулой: пятьдесят метров до мачты и тридцать высота… извлечь корень… Метров шестьдесят. Это при стрельбе вверх из пистолета, понимаете? Будут недолеты, к которым не сразу приспособишься — белого поля вокруг изоляторов нет, как вокруг мишени. Даше из винтовки едва ли попадешь сразу…
— А еще научный сотрудник, — злился Степка, раздергивая окаянное платье.
Дьявольщина! Вячеслав Борисович должен был рассказать ему на месте, что требуется. Тогда он захватил бы не одну даже, а две обоймы в запас.
Степан решил оставаться на вышке. У него дрожали руки от усталости и голода. Как стрелок он стоил копейку с такими руками, стрелять снизу не стоило и пробовать. А если пришельцы такие продувные, что догадаются искать его, то найдут везде. Прекрасный план Вячеслава Борисовича висел на волоске.
Волосок лопается
Через час Степку поднял на ноги чрезвычайно пронзительный, громкий женский голос. На дальнем берегу пруда показались две женщины в белых халатах, и одна распекала другую, а заодно всю округу.
— А кто это распорядился-а? — вопила она. — Три часа еще свету-у!! — она набрала воздуха побольше. — А пти-ица недогули-инны-ы-яя!!!
От ее пронзительного вопля задребезжали зубы и появилось нехорошее предчувствие. И точно: вокруг птичников поднялась суета, утки повалили на пруд, как пена из-под рук гигантской прачки… Степка плюнул вниз. По воде скользил челнок с бородатым дедом-сторожем. Он причалил под вышкой. Степка сидел как воробей — не дышал.
— Тьфу, бабы… — сказал дед. Потом глянул на вышку и так же негромко: — Сигай вниз, кому говорено!
И угрюмо, волоча ноги, двинулся к лестнице. У самого подножия выставил бороду и просипел снова:
— Нинка! Сигай вниз!
Степан сидел, вжавшись в угол. От злобной растерянности и голода в его голове ходили какие-то волны и дудела неизвестно откуда выпрыгнувшая песня: «Нина, Ниночка — Ниночка-блондиночка!» А дед кряхтел вверх по лестнице. Он высунул голову из лестничного люка, мрачно отметил:
— Еще одна повадилась… Сигай вниз! — и поставил валенок на место, в угол.
— Не пойду! — свирепо огрызнулся Степан. — Буду тут сидеть!
Дед неторопливо протянул руку и сжал коричневые пальцы на Степкином ухе. Тот не пробовал увернуться. Старик был такой дряхлый, тощий и двигался, как осенняя муха… Толкнуть — свалится. Степан не мог с ним драться. Он позволил довести себя до лестницы и промолвил только:
— Плохо вы поступаете, дедушка.
— Кыш-ш! — сказал дед.
Степан скатился на землю. Эх, дед, дед… Знал бы ты, дед, кого гонишь…
Он встряхнулся. Утки гомонили на пруду, солнце к вечеру стало жечь, как оса.
— Гвардейцы не отступают, — пробормотал Степка и мотнул вбок, огибая пруд по правому берегу, чтобы добраться до совхозного шоссе, а там к седьмой мачте.
Времени и теперь оставалось много, больше часа, но Степка от злости и нетерпения бежал всю дорогу. На бегу он видел странные дела и странных людей.
Провезли полную машину с мешками — кормом для птицы, а наверху лежали и пели две женщины в синих халатах.
Целая семья — толстый дядька в джинсах, толстая тетка в сарафане и двое мальчишек-близнецов, тоже толстых, несли разобранную деревянную кровать, прямо из магазина, в бумажных упаковках.
На воротах совхоза ярко, в косых лучах солнца, алела афиша клуба: «Кино «Война и мир», III серия». Вчерашнюю афишу про певца Киселева уже сменили.
Большие парни из совхоза, в белых рубашках я галстуках бабочкой, шли к клубу. Степке казалось, что в такой хорошей одежде они не должны ругаться скверными словами, а они шли и ругались, как пришельцы.
Все эти люди шли в кино, несли покупки, работали в вечерней смене на фермах, вели грузовики на молокозавод, даже пели, как будто ничего не произошло.
Пролетела телега на резиновом ходу, запряженная светло-рыжей белогривой лошадью. Сбоку, свесив ноги, сидел длинный дядька в выгоревшем синем комбинезоне и фуражке, а лошадь погоняла девчонка с косичками и пробором на круглой голове, и лицо ее сияло от восторга. Занятый своими мыслями, Степа все же оглянулся. Лошадь шла замечательно. Поправляя платок, он смотрел вслед телеге и вдруг насторожился и перебежал к живой изгороди, за дорогу.
Перед ним было вспаханное поле. За его темно-коричневой полосой зеленела опушка лесопарка, вернее, небольшого клина, выдающегося на правую сторону шоссе. До опушке, перед молодыми сосенками, перебегал человек с пистолетом в руке. Он двигался справа налево, туда же, куда и Степка. Вот он остановился, и стало видно, что это женщина в брюках. Она смотрела в лес. Пробежала шагов двадцать, оглянулась…
Погоня.
«Опять женщина», — подумал Степан. Он давно полагал, что женщин на свете чересчур много. А пришелец не слишком-то умный — бегает с пистолетом в руке. Еще бы плакат нес на папке: ловлю, мол, такого-то… Только почему он смотрит в лес?
Дьявольщина! Как было здорово на вышке!
Загрохотало, завизжало в воздухе — низко, над самым лесопарком и над дорогой, промчался военный винтовой самолет. Были заметны крышки на местах убранных колес и тонкие палочки пушек впереди крыльев.
Женщина на опушке тоже подняла голову и повернулась, провожая самолет. И парни на дороге, и две девушки в нарядных выходных платьях проводили его глазами. Один парень проговорил: «Во дают!», а второй, сосредоточенно пыхтя, расстегнул сзади на шее галстук, а девушка взяла галстук и спрятала в сумочку, и в эту секунду загрохотал второй истребитель.
Один самолет мог случайно пролететь над лесопарком. Но два!..
Степка из-за кустов показал женщине нос. И увидел, что она стоит с задранной головой посреди поля и держит в руках не пистолет, а какой-то хлыстик или ремень. Потом она повернулась спиной к дороге и, пригнувшись, стала смотреть в лес. И из леса выскочил странный белый зверь и широченной рысью помчался по опушке… Да это же собака, знаменитый «мраморный дог», единственный в Тугарине! Его хозяйка — дочка директора телескопа! Степка даже засмеялся. Он же прекрасно знал, что эта самая дочка тренирует собаку в лесопарке. Вот она, в брюках, а в руке у нее собачий поводок…
Он стоял со счастливой улыбкой на лице. Нет за ним погони, а докторша с Алешкой добрались! Уже прошли первые самолеты. Сейчас пойдут войска на вертолетах, волнами, как в кино, и густо начнут садиться вокруг телескопа, и солдаты с нашивками-парашютами на рукавах похватают пришельцев, заберут ящики «посредников» — и все!
Но вечерний воздух был тих. Степка воспаленными глазами шарил по горизонту — пусто. Над телескопом ни малейшего движения. «Дьявольщина! — вскрикнул он про себя. — Алешка же ничего не знает про телескоп! Он же сначала уехал, а после я узнал… Самолеты сделали разведку, ничего тревожного не обнаружили, и наши двигаются себе не торопясь…»
Он вздохнул, привычно оглянулся: на дороге позади спокойно, впереди тоже. А в поле…
Женщина подбегала к опушке, а собака сидела, повернув морду ей навстречу, и держала в зубах длинную толстую папку.
