Сергей Волков - Твой демон зла. Поединок
– В Центр, мать его так! – хрипло сказал я и замолчал, тупо глядя вперед…
Где-то в центре Москвы…
…– Что, опять провал?! – визгливо выкрикнул Учитель в лицо Дмитрию Дмитриевичу, навытяжку стоящему перед шефом: – Где Прибор, вашу мать?! Вы – бездарь, Дмитрий Дмитриевич! Вы – болван! Идиот, кретин!!! Срывается, летит к чертовой матери все, что я планировал! И – по вашей личной вине! Погибли или захвачены пропущенным вами неизвестным спецназом лучшие наши люди! Это – все! Конец! Я увольняю вас! Считайте, что ваша карьера, как моего помощника по охране и обороне, закончилась! Убирайтесь с глаз долой!
Учитель протянул руку, намереваясь вызвать охрану, но его остановил спокойный голос уже бывшего с этой минуты помощника:
– Я думаю, вы ошибаетесь.
– То есть!? – вскинулся Учитель, и его маленькие глазки, словно буравчики, впились в ладную фигуру Дмитрия Дмитриевича.
– Вы изработались, Учитель! Вы в последнее время допустили ряд кардинальных промахов, поставивших под угрозу существование всей нашей организации! Вы, ваши псевдо-грандиозные и бредовые идеи были причиной наших неудач! Вы окружили себя полубезумцами, которых вы брали на работу в обход меня. Вам очень нравилось изображать из себя Учителя, эдакого фюрера от интеллекта! И вы очень правильно сказали – сегодня погибли или захвачены именно лучшие ВАШИ люди! Итак, пора подвести черту: я думаю, вам пора на покой…
Учитель еще в середине фразы сделал какое-то неуловимое движение, потом вскочил, сжимая в руке изящный вороненый револьвер, но буквально в тот же миг Дмитрий Дмитриевич отточенным движением выхватил из кармана небольшой, блестящий пистолет с тонкой трубочкой глушителя и выстрелил в голову своего шефа.
Учитель дернулся, рука с револьвером медленно опустилась, тело на секунду словно бы окостенело, а потом рухнуло назад, в кресло. Из небольшой дырочки, прямо посредине широко лба Учителя, вытекла тонкая струйка густой, практически черной крови. Дмитрий Дмитриевич достал из кармана носовой платок, развернул его и покрыл голову убитого, затем сунул в карман подобранный револьвер и отошел к столу.
Дверь в кабинет Учителя с треском распахнулась – на пороге застыл Андрей Эдуардович, за его спиной виднелись лица охранников. Окинув взглядом кабинет, Андрей Эдуардович быстро повернулся к охране, что-то отрывисто бросил, вошел и закрыл за собой дверь.
– Что тут произошло, Дмитрий Дмитриевич?
– УЧИТЕЛЬ УСТАЛ И ПРИЛЕГ ОТДОХНУТЬ! – очень спокойно ответил Дмитрий Дмитриевич, прошел к окну, потом повернулся:
– Андрей Эдуардович, на столе, в папке – план дальнейшего развития нашей организации. Если вы с ним согласны – там, внизу есть место для вашей подписи…
Тяжело дыша, Андрей Эдуардович подошел к столу, покосился на неподвижный платок, висевший на голове Учителя, на темной пятно посредине него, отвернулся, открыл папку и начал читать…
Читал он долго, и все это время в кабинете висела воистину гробовая тишина. Дмитрий Дмитриевич стоял спиной к столу, молча глядел в окно, и пошевелился только тогда, когда золотое перо «Пеликана» чуть скрипнуло, оставляя на бумаге твердую подпись Андрея Эдуардовича…
Руслан Кимович гнал свою «Хонду» по Профсоюзной улице, поглядывая на часы, и на его смуглом лице не было и тени обычной улыбки.
Я, сгорбившись, сидел рядом, сцепив зубы, и думал о Кате. После того, как «центровики» схитрили, и выяснилось, что Катю они с собой не привезли, мне все больше казалось, что я больше никогда не увижу свою жену… От этой мысли у меня просто переворачивало все внутри, хотелось завыть, и сдавить руками горло виновнику всех их бед.
Хосы, бросив на меня быстрый взгляд, негромко сказал:
– Не хорони ее раньше времени. Может быть, еще все обойдется!
Но по тону, которым это было сказано, чувствовалось, что Руслан Кимович сам не очень-то верит в свои собственные слова…
Красная «хонда» выскочила на Ленинский проспект, потом – на Садовое кольцо, и не снижая скорости, опасно лавируя в стаде забрызганных талым снегом пополам с грязью машин, понеслась к Центру.
Мы не знали, не могли знать, что в этот момент сразу несколько диспетчеров пожарной охраны Москвы получили сообщение о сильном пожаре в офисе Фонда Содействия Развития Российской Науки. Завывая сиренами, по столичным улицам понеслись пожарные машины, синие всполохи мигалок заставляли встречный транспорт шарахаться в сторону.
Одна из таких машин обогнала «Хонду» Хосы, по встречной полосе устремляясь куда-то вперед. Руслан Кимович нахмурился, потом вдруг решительно крутанул руль и пристроился за ярко-красным «камазом» с белой полосой и цифрами «01» на боку.
– По-моему, Сергей Степанович, наши «друзья» официально и торжественно погибли! – проговорил Хосы сквозь сжатые зубы.
– Вы думаете, пожар в Центре? – мрачно спросил я. Хосы кивнул, стараясь держать «хонду» за пожарным «камазом». Вокруг с недовольным гудением летели встречные машины, люди на тротуарах останавливались, глядя на отчаянно завывающий «камаз», прущий против движения, а впереди, в сером, грязном и пасмурном весеннем небе уже показались жирные клубы дыма, поднимающегося вверх…
Здание Центра горело все, целиком. Два десятка пожарных машин, милицейское оцепление. Не меньше сотни пожарников и стражей порядка суетились вокруг этого бывшего еще несколько часов назад воплощением архитектурной элегантности сооружения. Белые на фоне черных клубов дыма пополам с пламенем струи брандспойтов били в огнистую черноту, стараясь попасть в окна, но, казалось, что это только усиливает пожар.
Несколько человек, в серебристых термокостюмах, с похожими на акваланги изолирующими противогазами нового образца ушли в дым и пламя, и вернулись буквально через пять минут, закопченные, пошатывающиеся.
Хосы поставил машину прямо на тротуаре в переулке возле Центра, и мы слились с толпой зевак, на которым время от времени орал в мегафон толстый, усатый милицейский майор: «Граждане, расходитесь! Граждане, тут нет ничего интересного! Тут опасно! Расходитесь немедленно!»
Я стоял в этой вовсе и не собиравшейся расходиться толпе, довольно близко от барьера, сооруженного милицией из специальных вешек, соединенных ярко-оранжевой лентой, и слышал, как старший отряда, попытавшего проникнуть в здание, стянув с головы шлем термокостюма, содрал с лица маску противогаза и прохрипел:
– Хана! Там все горит, даже пол и потолок! И ни рожна не видать, мать твою, один дым!
Его облепили разные пожарные и милицейские чины, подошло несколько серьезных мужчин в гражданском, но пожарник был немногословен:
– Что? Какие, на хер, живые! В таком пламени даже трупы не сохраняться, сгорит все, к мебелям собачим! Нет, ничего я не думаю! Да пошли вы, я что, сыщик, причины устанавливать?! Я спасатель, и как спасатель вам говорю – здесь спасать некого! Если только на крышу кто-то сможет выбраться… Да товарищ генерал, я все понимаю, что вам важно мнение… Я двадцать пять лет работаю, сотни людей из огня вытащил, но такого никогда не видел! Не знаю, что такое напалм, но всегда думал, что он оказывает вот такое вот действие! У нас костюмы «поплыли»!
Тем времен с другой стороны здания, там, где ветер относил клубы дыма и огня в сторону, разворачивалась спецустановка со спасательной лестницей.
Расставив лапы аутригеров, это импортное чудо спасательной техники с урчанием выдвинуло из себя серебристую лестницу невообразимой высоты – не смотря на весь трагизм происходящего я удивился – и где только она поместилась в не очень-то большой, в общем-то, машине?
На вершине лестницы, на специальной площадке, стояло двое пожарных, тоже в серебристых костюмах, с какими-то, очевидно, несгораемыми, покрывалами в руках. Лестница выросла настолько, что стала выше здания, и тут один из спасателей подал вниз сигнал – на крыше человек!
Известие это взволновало толпу зевак, а меня резануло по сердцу, как бритвой – я вдруг представил, что там, на крыше проклятого Центра, мечется сейчас, задыхаясь в дыму, Катя!
Лестница со спасателями медленно наклонялась над горящим домом, видимо, пожарные таким необычным способом решили снять с крыши человека. Ветер, сырой мартовский ветер, к полудню набравший силу, помогал спасателям, сдувая пламя и дым, и это позволяло практически прислонить лестницу к крыше так, чтобы площадка с пожарными оказалась прямо над серединой крыши, на высоте пяти-шести метров.
Люди вокруг затаили дыхание, и в наступившей тишине, нарушаемой только глухим ревом пламени внутри здания и урчанием пожарных машин, стали слышны крики, доносившиеся с крыши. Слов было не разобрать, но голос явно принадлежал мужчине, и это хоть как-то успокоило меня.
Вдруг что-то произошло – разом засуетились, забегали люди, взревела всей мощью своего не слабого движка спасательная машина. Я задрал голову, и увидел, как серебристая лестница медленно отходит от здания, а на ней, уцепившись за спущенною пожарными с площадке гибкую лесенку, висит человек – молодой парень, в закопченной и обгорелой одежде.
