Кристофер Кубасик - Идеальная война
— «Феникс»-один, здесь экипаж первого В-кора. Сэр, это вы?
— Да, я здесь, Чик.
— Кажется, все закругляется.
— Валентина?
— Да, сэр.
— Положение?
— Попала на жилу. Примерно пятеро.
— Белград?
— Трое, сэр.
— Спинард?
— Четверо, сэр.
— И десять — двенадцать или около того у меня. Давайте...
— Нам нужен точный счет, сэр Мастерс. А также счет от экипажа Чика после того, как они вступили в бой.
— Четверо, — доложил Чик.
— Примерно или точно? — настаивала Валентина.
Радиоволны передали долгую паузу, а затем Чик расстроенно сказал:
— Приблизительно.
— Чего ты хочешь? — спросил Мастерс. — Я сказал — примерно дюжина. Чик сказал — примерно четверо. Сейчас ведь ночь? Мы их сразили. Давайте закругляться.
— Сэр. Нам нужен точный счет. Он определяет наш успех.
— Я сказал, что нам пора убираться отсюда и возвращаться...
— Наставник Мартиал Риан потребует точного подсчета убитых, сэр. Это стандартная операционная процедура.
— Так вы собираетесь стоять здесь в темноте и считать тела? — Мастерс не делал никаких попыток скрыть свое презрение.
— Да, сэр. Если вы позволите.
Мастерс не хотел спорить посреди поля и не хотел отменять стандартную операционную процедуру без предварительного разговора с Рианом.
— Ладно. Только побыстрее. Спинард и Белград, немедленно к расположению первого. Нужно проверить трофеи.
Четыре робота стояли на страже вокруг израненного первого экипажа, ожидая прибытия скиммера. Когда Мастерс слезал со своего робота, он глянул вниз и увидел луч карманного электрического фонарика, блуждающий вокруг тел десяти солдат из первого экипажа, уложенных в стройный ряд на земле.
Он продолжил спуск по лестнице. Валентина уверила его, что партизаны никогда не нападают после перестрелки — до тех пор, пока на месте остаются крупные силы. Она хотела спуститься и присмотреть за подсчетом тел, в то время как Спинард и Белград оставались в своих роботах. Мастерс согласился, желая только побыстрее возвратиться на базу.
Достигнув нижней ступеньки, он сошел на мягкую землю и направился к лежащим людям, где Чик перевязывал раненых. Некоторые стонали. Остальные были совершенно безмолвны, их глаза были раскрытыми и остекленевшими, улавливая свет карманного фонарика и ярко его отражая.
— Чик, — тихо сказал Мастерс. — Что случилось? Мне показалось, будто ты говорил о потере трех человек.
— В тот момент я не знал, сэр, — ответил Чик, продолжая перевязывать чьи-то руки. — Не имею представления, что произошло. Большая часть этих парней не вернется домой. — Он поднялся. — Все, конец. Восемь убитых. Двое раненных, но легко. Они смогут сами добраться до В-кора.
— Восемь?
— Был тяжелый бой, сэр. Мне кажется, мы так же наткнулись на них, как и они наткнулись на нас. Они тем не менее превосходили нас количеством три к одному и... — Чин показал движением глаз, что хочет отойти от людей.
Они немного отошли в сторону. Ветки подлеска резко выделялись в свете фонарика Чика.
— Кажется, вы хотите узнать об этом, сэр, так что я расскажу вам. Моральное состояние находящихся здесь ужасное. Когда начинается атака, они все падают духом. Они так напряжены, что даже не знают, что делать, когда появляются гоффели.
Мастерс начал задавать вопросы, но тут появилась Валентина — в одной руке фонарик, в другой блокнот. Чик немедленно замкнулся в себе и отвернулся, показывая, что должен куда-то идти. Однако он никуда не двинулся, продолжая стоять.
— Похоже, мы добрались до того отряда, который искали, — сказал Мастерс.
— Да, сэр, — ответила Валентина, но почти не уделила ему внимания, будучи озабочена подсчетом тел. — Разведка была права. Один взвод из этих мест. Мы их нашли и убили большую часть.
— И потеряли восьмерых. Еще двое ранены. Она вела себя очень скованно, но Мастерс не думал, что из-за потерянных солдат. У звена Мастерса был огромный дебет.
— Ничего, мы, вероятно, сравняемся с партизанами к концу месяца.
Валентина побрела к стоящим роботам, ее фонарик прыгал в темноте. Мастерс снял с плеча «императора» и сказал:
— Продолжай, Чик, до самого конца. Сейчас над лесом нависла тишина. Кроме нескольких птиц и надоедливых насекомых, все молчало. Но Мастерсу что-то не давало покоя. Он вглядывался в темноту, чувствуя себя как на иголках. Во-первых, он ощущал себя неприкрытым, бродя вокруг зоны схватки вне своего робота. В этом не было смысла. Зачем странствовать по темному лесу, не имея ничего для защиты, кроме терможилета? Во-вторых, его разум все еще был охвачен осознанием безумия этой войны. Вначале посылают людей, забрасывая их, как приманку, затем медлят, чтобы пересчитать тела. Логовцы должны смеяться над ними, сидя за ближайшими деревьями и выбирая цель поудобней.
Мастерс представил, какой видится война из Портента. То, что в центре войны кажется безумием — «искать и уничтожать», подсчитывание тел, — помогает сделать ее для городских чиновников послушной и понятной. Они не считают тела ночью в центре леса, они проделывают это с девяти до пяти в безопасности старых стен, сводя в таблицы присланные солдатами сообщения. Для них война была очень чистой, очень точной, очень последовательной.
Мастерс посмотрел на Чика, который подозрительно разглядывал деревья, тоже ожидая нападения.
У Валентины не было таких мыслей. Все ее внимание было сфокусировано на земле, луч ее фонарика порхал по лесной подстилке.
— Ой! — тихо сказала она.
Мастерс посмотрел, куда нацелился свет ее фонарика, и увидел протянувшийся по траве широкий кровавый след.
— Что это?
— След крови, — вяло подсказал Чик. Валентина поставила отметку в своем блокноте.
— Это засчитывается? — спросил изумленный Мастерс.
— Да, — ответила Валентина, уходя дальше.
— Если он уполз, то, возможно, не умрет. Или просто раненый. И даже завтра сможет уже стрелять! Да? — спросил Пол.
— Счет. Политика. — Ее тон ясно показал, что ей нечего было больше сказать на эту тему.
Они пошли дальше. Когда находили труп или кровавый след, который тянулся более пяти метров, Валентина регистрировала их.
— Что, если кровавый след принадлежит человеку, чье тело уже было сосчитано? — поинтересовался Мастерс.
— Мы признаем наличие статистических ошибок. Они все учитываются при подведении итогов.
Мастерс не сообразил, что ей ответить, поэтому ограничился глухим восклицанием:
— О!
Потом они подошли к основной группе, которую Мастерс атаковал ракетами ближнего действия, импульсными лазерами и пулеметами. По правде говоря, эти мужчины и женщины представляли собой крошево. Взрывами разорвало их и рассеяло кусочки их тел по всему участку леса. Некоторые трупы были так жестоко разодраны, что Мастерс едва мог отличить человеческую плоть от искромсанных деревьев и листьев.
Когда он увидел результаты обстрела, у него началось головокружение. Он воспользовался своим роботом, чтобы сделать это. Конечно, он и раньше нападал на пехоту. Во время четвертой войны за Наследие, когда он только начинал свою карьеру водителя боевого робота, солдаты на Проционе с безумием самоубийц бросались на роботов их подразделения. Даже это доводило его чувствительность к военной морали до предела. Но там, по крайней мере, было настоящее сражение, роботы против роботов. Пехота бросалась в атаку последним, безнадежным жестом. Атакующих были сотни. Это могло иметь результат. Это была атака.
Но здесь... Использовать роботов, чтобы охотиться на солдат, на которых не было ничего, кроме курток. Какой в этом смысл? Да, с технической точки зрения, робот был безопасен в атаке, и враг мог понести тяжелые потери. Таким образом можно добиться успеха.
Но кем оказывался втиснутый внутрь робота робот? С таким же успехом можно было вернуться к тем дням, когда воевали нажатием пальца на кнопку без непосредственного столкновения, то есть к атомной войне. Или к газовым атакам.
Где была честь?
Мастерс взглянул на искореженные тела. Солдаты не должны так умирать. Так было в прошлом, но разве не было прогресса? Почему все это случилось снова?
Валентина спокойно бродила между пятнами запекшейся крови, постукивая по своему блокноту. Мастерс оглянулся, думая, что невозможно сказать, сколько людей здесь было убито. Части тел лежали вперемешку. Эти изуродованные формы невозможно было распознать.
— Что ты делаешь?
— Сэр, как я уже объясняла...
— Нет! Что ты делаешь? Невозможно узнать, сколько здесь убитых. Невозможно.
— Сэр, я уже говорила вам...
— Вот эта рука, вот здесь! — Мастерс указал на оторванную руку. — Чем это считается?
— Тело, сэр. Одно тело гоффеля. Он бросился к разорванному торсу:
— А это? Эта женская грудь?
— Тело.
Он указал на голову:
— А эта мужская голова?
— Тело.
У Мастерса задергался глаз.
— Это нелепо. Вы притворяетесь, что ваша война проверяется статистическими анализами. Вы притворяетесь, что под ваши действия можно подвести научные обоснования. — Он почувствовал, что реальность ускользает от его понимания. — И... — бессвязно продолжил он, — и вообще, размельчение солдат не есть надежный метод ведения войны. Думаете ли вы, люди, что вы делаете?
