Сергей Дмитрюк - Чаша огня
— Это все?
— Все, — блондин пожал плечами.
— А вы, — обратился я к Чандре, — встречались ли вы с Зеницем в промежуток между двадцать пятым и двадцать седьмым августа?
— Нет, — покачал тот головой.
— Хотите что-нибудь добавить?
— Думаю, нет, — Чандра нахмурился еще больше.
— Ну что ж. Большое вам спасибо. Вы мне очень помогли.
Я пожал обоим преподавателям руку и направился к выходу, потянув за собой Куртиса. Уже у самой двери Чандра окликнул меня.
— Молодой человек!
Я обернулся.
— Да?
Историк замялся.
— М-м… понимаете… — казалось, он не находил нужных слов. — Мы все очень обеспокоены судьбой этой девочки. Такого у нас еще никогда не случалось. Если вам не трудно, держите нас в курсе ваших поисков.
Он печально посмотрел на меня, и на его уставшем лице отразилась скорбь.
— Да, конечно! Обязательно!
Когда мы с Антоном уже вышли в коридор, я остановился около дверей, и с уверенностью произнес:
— Так, все ясно. Это он!
— Что тебе ясно? — Куртис недоверчиво посмотрел на меня. — Может, объяснишь, наконец?
— Где его комната? — отрывисто спросил я, не отвечая на вопрос друга.
— В жилом корпусе, на втором этаже, — неохотно ответил Антон, хмурясь, все больше.
— Пошли!
Я решительно зашагал по коридору. Куртис неуверенно последовал за мной. Несколько девушек, проходивших мимо, с удивлением посмотрели нам в след. Видимо их поразил мой решительный и суровый вид. Спустя несколько минут мы уже стояли около дверей комнаты Зеница. Я осторожно взялся за ручку и прислушался. За зеленоватой поверхностью волокнистого стекла, из которого была отлита дверная плита, едва различимо маячило мутное пятно света. Было тихо, как в ночном лесу. Я взглянул на Антона. На лице у него было явное недовольство. Я резко сдвинул дверь влево и быстро вошел в комнату. Остановился у порога, осматриваясь.
В помещении горел приглушенный ночной светильник. В воздухе стоял запах сандала, и амбры — легкий дымок ароматических палочек вился под потолком. Откуда-то со стороны правой стены доносилась тихая протяжная и плачущая мелодия вины или ситара.
Я быстро обежал глазами помещение. Обычная обстановка, ничего примечательного. Зениц сидел на диване около окна, спиной к входу, но обернулся сразу, как только я вошел. На мгновение мы встретились взглядами. В его глазах мелькнуло какое-то непонятное выражение, но это был не испуг, не растерянность, а что-то совершенно другое, ускользнувшее от меня. Я сразу же узнал это лицо — худое и болезненно бледное, с резко выступающими скулами, — которое я видел утром, по приезде в институт.
— Вы Вул Зениц? — спросил я, решительно шагнув в его сторону, и остановился в двух шагах от дивана, на котором он сидел. В горле у меня першило от ароматического дыма.
Антон вошел в комнату вслед за мной. На мой вопрос Зениц не ответил, продолжая неподвижно сидеть, склонив голову на грудь. Я немного склонился вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза, но у меня это не получилось.
— Где Дивия Рана? — быстро выпрямляясь, спросил я.
Услышав имя девушки, Зениц слегка вздрогнул. И вдруг он вскочил на ноги, оттолкнул меня плечом и бросился, было к выходу, но я успел схватить его за рукав куртки и сбить с ног, повалив на диван лицом вниз. Несколько минут мы возились с ним, упав на ковер, пока мне не удалось захватить его руку и прижать его грудью к полу. Антон растерянно наблюдал за происходящим, не зная, что предпринять. Затем он все же решил прийти мне на помощь, и вдвоем мы довольно быстро усмирили попытки Зеница вырваться на свободу. Убедившись, что лаборант больше не намерен сопротивляться, я встряхнул его, снова посадив на диван. Он обмяк и замер в совершенно безвольной позе, уставившись невидящими глазами в одну точку.
— Все Зениц! — торжествующе сказал я. — Вы проиграли эту игру! Имейте мужество признать свое поражение. Отвечайте на мои вопросы, потому что от этого зависит ваша дальнейшая судьба.
Голос мой еще дрожал от напряжения, кровь стучала в висках. Лаборант прерывисто дышал. Судорожно стиснутые, побелевшие пальцы его вздрагивали на коленях. Я снова склонился к нему.
— Повторяю свой вопрос: где девушка? Куда вы отвезли Дивию Рана и зачем? Она еще жива, Зениц?
Но лаборант упорно молчал, словно не слыша меня.
— Ну, хорошо.
Я взял стул, поставил его напротив дивана так, чтобы сидеть лицом к лицу с Зеницем.
— Если вы не хотите говорить со мной, тогда я сам расскажу вам, как все было!
Антон беспокойно заерзал за моей спиной.
— Вы специально свели дружбу с Дивией Рана, — продолжал я, — воспользовавшись ее романтическим увлечением стариной. Вы убедили девушку отправиться в Монастырское ущелье, чтобы совершить там восхождение. Правда, я до сих пор не могу понять, как вам это удалось сделать. Что вы ей сказали? Что это за «редкий случай», который больше не представится?.. Отвечайте!
Последние слова я почти прокричал, и Антон, стоявший теперь сбоку от дивана, удивленно посмотрел на меня. А во мне все больше нарастало какое-то странное возбуждение. В голове шумело, мысли путались. Я заметил, что и Антона слабо покачивает. Что это с нами? Неужели это от запаха курений? Глубоко вздохнув несколько раз, я продолжал, обращаясь к Зеницу:
— Значит, вам как-то удалось убедить Дивию отправиться в Монастырское ущелье и никому не говорить об этом. Более того, вы убедили (или принудили?) ее не брать с собой личный датчик и написать ложную записку, чтобы тем самым обезопасить себя и затруднить поиски девушки впоследствии. Далее, вы договариваетесь встретиться с ней ночью двадцать пятого августа на транспортной станции около поселка геофизиков. Ваш разговор произошел накануне, на вечере отдыха и это могут подтвердить свидетели… Кстати, что вы делали на этом вечере, Зениц? Ведь тогда вам уже было известно о несчастье, произошедшем с вашей матерью на раскопках в Антарктиде? Или никакой аварии там не было? Эта уловка понадобилась вам для того, чтобы создать себе надежное алиби? На самом же деле вы неотступно следовали за Дивией Рана, которая в половине первого ночи двадцать шестого августа взяла на ближайшей транспортной станции магнитор, и отправилась на нем к Монастырскому ущелью. Вас видели на этой же станции спустя полчаса. А двадцать седьмого днем вы сдали туда свой магнитор и вернулись в институт. Здесь уже поднялся переполох, — искали исчезнувшую девушку. Вы воспользовались общим замешательством и суматохой, и подсунули горноспасателям записку, в которой сообщалось о намерении девушки посетить Южные отроги. И спасатели искали ее там… А теперь Зениц я хочу услышать, что вы сделали с девушкой и где она сейчас!
Я умолк, глядя на него в упор. Но мои слова, казалось, не произвели на него, ни малейшего впечатления. Он, словно, находился в каком-то трансе. Вдруг я услышал его голос — тихий и невнятный. Мне даже пришлось наклониться к нему, чтобы разобрать слова.
— Под Канченджангой притаились пещеры, где хранимы сокровища… В каменных гробах молятся пещерники, истязая себя во имя будущего… Но будущее уже овеяно солнцем… — медленно, словно в каком-то бреду говорил он, низко опустив голову и слегка раскачиваясь из стороны в сторону. — Уже не в тайных пещерах, но в солнечном свете — почитание и ожидание Майтрейи-Будды. Уже три года, как таши-лама в своем потайном лабране торжественно и явно воздвиг изображение Грядущего…
Слушая его, я не мог отделаться от впечатления, что голосом Вула Зеница со мной говорит какой-то другой человек или запрограммированная машина. Во всем его поведении была какая-то подавленность и неосознанность своих действий, словно им в этот момент руководил кто-то другой, издалека, сжимая его волю железной рукой.
— Вул! О чем вы говорите? Я вас не понимаю. Что с вами происходит? Ответьте мне, где Дивия Рана! Где она?
Казалось, не слыша моих слов, он поднял ко мне пустые глаза, и снова забубнил:
— Они дали мне свой терафим, чтобы я был сильнее, и не терял своей веры…
— Терафим? Что это такое? Можете показать мне его?
Он понуро опустил голову и снова замолчал.
— Зениц! Что с вами? Вы слышите меня?
Я тряс его плечо, но он никак не реагировал на наше присутствие, впав в транс.
— Послушайте, Зениц! Где девушка? Она жива? Отвечайте мне! Она жива?
Он молчал. Я схватил его за отворот куртки на груди и рывком поставил на ноги. Встряхнул его так, что у него стукнули зубы и изо рта пошла кровь, — похоже, он прикусил себе язык. Стоявший рядом Антон одернул меня за руку.
— Максим! Ты что?
— Не вмешивайся! — огрызнулся я, продолжая трясти Зеница. Тот был бледен, как полотно. Казалось, он сейчас рухнет к моим ногам, как подкошенный. Я склонился к самому его уху и холодно процедил: — Послушайте меня внимательно, Зениц! Если этой девушки уже нет в живых, вы будите отвечать перед обществом за ее жизнь по всей строгости закона. Он вам известен? Высший Закон нашего общества? «Жизнь бесценна и охраняема силой Земли, если она преумножает добро и красоту во Вселенной»!
