Андрей Быстров - Рыцари Атлантиды
— Фил Эванс, и все?
Гость улыбнулся, но лучше бы он этого не делал. От его улыбки температура в комнате явно понизилась.
— Я работаю в администрации президента, — сказал он, не вдаваясь в подробности. — Я уполномочен официально предупредить вас, что все, о чем пойдет речь, является государственной тайной Соединенных Штатов Америки.
Шерон совсем растерялась.
— Вам понятно? — настаивал Эванс.
— Да, да…
Гость вытащил сигареты, а Шерон, изрядно озадаченная таким началом, и не подумала запретить ему курить.
— Вы включены в состав экипажа «Магеллана». Старт состоится через неделю. Мне поручено сообщить вам об изменениях в программе полета.
Шерон не знала, что и думать. Почему об изменениях в программе объявляет не командир экипажа и не научный руководитель проекта, а чиновник президентской администрации? Да и чиновник ли он? Он ведь не предъявил никаких документов.
Эванс стряхнул пепел на чистый лист бумаги.
— «Магеллан» произведет операцию по снятию с орбиты спутника. Это военный спутник, и это совершенно секретная операция. Вам понятно?
Девушку раздражала манера Эванса разговаривать с ней, как с младенцем, поминутно уточняя, понятно ли ей. Злость помогла ей прийти в себя.
— Понятно. Но от меня что требуется?
— В общем, ничего. Вы будете заниматься своими биологическими экспериментами и вести телевизионные репортажи, как и предполагалось. Это одна, открытая часть вашего полета. Но никогда, никому, ни при каких обстоятельствах вы не скажете ни слова о том, что связано со второй, секретной его частью. Вы будете хранить молчание пожизненно.
— Пожизненно? Но почему? Ну ладно, военный спутник… Но техника так быстро устаревает! Есть же какие-то сроки секретности…
— Не в этом случае. Там не только спутник, там еще один космический объект. Мы называем его «Черным Принцем»… Я не могу объяснить вам, что это такое.
— Не можете, потому что не знаете или не имеете права?
— Это не важно. Вы будете, вероятно, удивлены, когда увидите «Черного Принца». Но вам предстоит забыть о нем навсегда и о спутнике тоже. Вам…
— Да понятно, понятно! О господи! Я должна подписать какую-то бумагу?
Эванс повертел головой, как робот. Казалось, сейчас заскрипят металлические шарниры в его шее.
— Никаких бумаг. Только что вы дали гражданскую клятву. Нарушение ее будет приравнено к государственной измене.
Гость поднялся и покинул комнату, не прощаясь. Шерон в задумчивости смотрела через окно, как он идет к своему автомобилю, идет не медленно и не быстро, основательным шагом человека, получившего удовлетворение от хорошо сделанной работы. «Черный Принц»? Что это еще за чертовщина?!
Только когда серый «крайслер» исчез за деревьями, Шерон отошла от окна.
В кабинет поднялась миссис Джексон:
— Кто это был, дочка? Шерон стряхнула оцепенение:
— Это… человек из Центра управления. Надо было обсудить кое-что космическое, мам.
22
Тренировки в триплексном роторе — штуковине, вращающейся одновременно по трем осям — были одним из самых неприятных элементов комплекса подготовки космонавтов в Звездном городке. К счастью, они не являлись обязательными. Много лет назад, на заре космонавтики, кандидатов в звездопроходцы обрабатывали, как грешников в аду. Их раскручивали на центрифугах, лопингах и ренских колесах, выстреливали из катапульт, вытрясали им душу на вибростендах, неделями мариновали в сурдокамерах, вышвыривали с парашютом посреди штормового океана или в таежной глухомани, а там— выкручивайся как знаешь. И выкручивались — это называлось «испытанием на выживаемость». Однако с тех пор космическая техника настолько усовершенствовалась, что для орбитальных полетов уже не требовались супермены. Сейчас в космос в принципе мог полететь любой здоровый человек, особенно военный летчик.
Игорь Шевцов все же не игнорировал триплекс — ему самому хотелось проверить готовность к выполнению манипуляций, имитирующих управление кораблем, когда тебя крутят и вертят во все стороны. Из ротора он выбрался не без легкого головокружения и пошатывания, но с удовольствием отметил, что держит форму. Прямо из тренажерного зала он прошел в сауну.
Тридцатидвухлетний майор ВВС, выпускник военно-воздушной академии, кандидат физико-математических наук Игорь Шевцов готовился к американо-российской экспедиции на «Магеллане». Он впервые собирался в космос. Три дня назад он и второй русский член экипажа полковник Андрей Рассонов вернулись из Соединенных Штатов в компании троих астронавтов — Теда Карсона, Гордона Приста и Вирджила Кейда. Для американцев поездка в Россию была чем-то средним между командировкой и краткосрочным отпуском — в Звездном они шлифовали с русскими учеными тонкости запланированных экспериментов, но большую часть времени осматривали достопримечательности, отдыхали и развлекались. Командир экипажа Джералд Холт в Россию не приехал — ему помешали какие-то непредвиденные осложнения. Для двоих же российских космонавтов шла обычная повседневная работа. Опытный Рассонов, готовившийся уже к третьему полету, старался поддерживать молодого коллегу.
Из сауны возрожденный Шевцов прямым ходом двинулся в столовую, ибо ощущал поистине зверский голод, и никакие тренажеры и роторы не отшибли у него аппетита. Его любимая столовая размещалась в дальнем конце улицы. Путь домой был гораздо короче, однако в холодильнике холостяцкой берлоги майора уныло кис одинокий батон позавчерашней колбасы, не воодушевлявший Игоря Витальевича.
За столиком, куда Шевцов поставил перегруженный поднос, сидел с кружкой черного кофе полковник Рассонов. Они расстались всего три часа назад и поэтому не поздоровались.
— Шаттл тебя не поднимет, — сострил Рассонов, имея в виду громоздящиеся на подносе Шевцова горы еды, в основном мясо. — Опять болтался в триплексе?
— Угу, — промычал Шевцов с уже набитым ртом.
— Нормального человека после этой штуки тянет в туалет, а тебя — в столовую. Чудо природы для наших медиков.
Майор оторвал зубами изрядный кусок бифштекса.
— Ну и как тебе нравится весь этот дурдом с секретностью? — полюбопытствовал он. — Мы выступаем по телевидению, наш полет во всех газетах — и здравствуйте, я ваша тетя.
— Какой дурдом? — не понял Рассонов.
— Разве тебя не предупреждали?
— Да вроде нет… О чем, собственно?
— Значит, еще предупредят, — произнес Шевцов. Бифштекс не самым благоприятным образом влиял на его артикуляцию. — Тут шныряют какие-то два типа — то ли из правительства, то ли из разведки — я толком не понял.
— И о чем эти типы тебе поведали? Шевцов развел руками:
— Извини, старина, присяга есть присяга. Ты сам обо всем узнаешь, я думаю, еще до вечера, тогда и поговорим.
— Ладно. — Рассонов допил кофе, отставил кружку. — Увидимся в лаборатории?
Майор кивнул, не отрываясь от процесса поглощения мяса.
Рассонов вышел на улицу, свернул в тенистую аллею, где было не так жарко, и побрел не торопясь, погруженный в размышления о словах майора. Странным было то, что не к нему обратились в первую очередь, как к старшему по званию. Или хотя бы к обоим одновременно… И загадочная эта «секретность» не могла касаться одного Шевцова, тогда он вообще бы о ней не упомянул. Что они там наверху затеяли?
Впрочем, подумал Рассонов, скорее всего дело не стоит выеденного яйца. Просто те люди из правительства или разведки сначала наткнулись на Шевцова, вот и все. Очень скоро все выяснится, а пока можно выкинуть эту историю из головы.
Рассонов вошел в подъезд шестиэтажного дома, поднялся на лифте к двери своей квартиры на четвертом этаже. Никто не встретил его — жена и дети уехали на дачу. В лабораторию идти было еще рано, и Рассонов прилег на диван, закрыл глаза. С утра он чувствовал недомогание, начавшееся вскоре после завтрака. Сейчас ему казалось, что поползла температура. Не вставая, он нашарил в тумбочке градусник, сунул под мышку.
Ого! Тридцать семь и пять.
Полагалось немедленно вызвать врача, но полковник не спешил следовать инструкции. Пустяки, скоро пройдет, а медики, как всегда, поднимут панику и побегут по начальству. Отстранят еще от полета…
Он незаметно задремал и проснулся в половине пятого. Попытался принять вертикальное положение, охнул, опустился обратно на диван… Ему было плохо. Пот катился по лбу, к горлу подступала тошнота, упруго разматывалась спираль головной боли. Он взял градусник, еще раз измерил температуру. Тридцать восемь и пять.
Полковник протянул руку к телефону и вызвал врача.
Доктор Котельников, старый друг семьи Рассоновых, прибыл через десять минут в сопровождении медсестры с черным чемоданчиком. Первой его фразой была та, какую традиционно произносили все врачи со времен Антона Павловича Чехова.
