Илья СТАЛЬНОВ - УДАР ИГЛЫ
– Мне больно, – прошептал он.
Я нагнулся над ним. На груди, над самым сердцем моего противника, виднелось красное пятно. Жизнь уходила из него. Ему осталось недолго.
Пелена спала с его глаз. Взор прояснился и наполнился болью и страданием.
– Я не хотел, – прошептал он.
– Я знаю.
– Прости. Я не хочу больше жить. Хочу лишь, чтобы вы простили меня.
– Я прощаю.
– На моей душе черное пятно. Я… Я ненавижу его!
Бернандес всхлипнул и испустил дух…
А я снова очутился на дороге. Наши враги, те, кто был жив, лежали без сознания. Лошади разбежались, Оглушенный Адепт сидел на земле, из его пальцев, намертво вцепившихся в ключ, капала кровь.
– Вставай. – Я похлопал его по плечу.
Он посмотрел на меня и с трудом поднялся.
Мы нашли Генри. Он был жив, но тоже без сознания. Адепт поводил над его лицом руками, и Генри очнулся.
– Что стало с этими мерзавцами? – спросил он первым делом.
– Не беспокойся о них. Теперь они нам не угрожают. И проклятый Бернандес больше не будет нас донимать, – сказал Адепт.
На подкашивающихся ногах мы двинулись вперед по дороге. Нам нужно было залечить раны и достать лошадей. Это не так трудно. Главное, путь в Абраккар открыт…
***
Пустыня. Мерная поступь верблюдов. Обжигающая жара утром и холод по ночам, когда от него не спасают даже толстые одеяла. Вот прошуршала змея. Стрелой сиганул из норы по каким-то своим неотложным делам тушканчик. Караван неторопливо движется вперед – размеренно, не спеша, преодолевая милю за милей. Здесь никто не спешит. Здесь нет места суете. В пустыне два цвета – голубой и желтый. За исключением зелени оазисов, где природа берет реванш за бесплодие окружающего мира и взрывается невидимым обилием растительности.
Мерно плывут по безбрежному морю пустыни верблюды, тянут бесконечные унылые песни наши проводники. С каждым переходом мы приближаемся к цели…
Как и предполагал Адепт, дальнейшее наше путешествие прошло довольно гладко. Потерпев поражение, потеряв своего главного слугу, в которого он вложил столько сил, Хранитель теперь приходил в себя и не решался пока на новую атаку, понимая ее бесперспективность. Впервые перевес был на нашей стороне. Возникает вопрос: зачем же тогда нам стремиться в Абраккар и искать убежище в мертвом городе городов? Да потому, что, несмотря на временное затишье, однажды снова обрушится небо, и из тьмы появится Робгур, чтобы окончательно расправиться с нами. И тогда нам не поможет ни ключ, ни гризрак – ничего.
Преодолев после победы над доном Бернандесом горы и равнины, мы довольно быстро достигли Венеции – города, не знающего себе равных по красоте. Отсюда тянулись линии морских путей во все концы света и постоянно уходили в плавание груженные товарами купеческие корабли. На одном из них мы отбыли в Алжир – жемчужину Османской империи.
Алжир – это настоящий Вавилон. На улицах слышится арабская, турецкая, еврейская, французская речь. Славится город удивительными архитектурными памятниками. Чего стоят только мечеть с минаретом, поражающая совершенством пропорций, или древние стены крепости Касба! В бьющем в глаза бесцеремонной роскошью квартале Фахс, где для местных богачей возведены восточные дома с прелестными внутренними двориками, жил Анвар Хусейн, которому предстояло нам помочь в организации дальнейшего путешествия.
Это был невысокий сильный человек со смуглым лицом, обветренным горячими ветрами пустыни, просоленном брызгами многих морей. С большими черными добрыми глазами. У него перехватило дыхание, когда он увидел высших представителей Ордена Ахрона, которому он так давно служил верой и правдой.
– Я ждал много лет. Я сделаю все, что можно. И даже то, что невозможно. С величайшей радостью исполню свой долг. Скажите, куда лежит ваш путь?
– В Абраккар. Город городов. Город миража.
– Но ведь это легенда.
– Это не легенда. Скоро мы ступим на его мостовые.
– Я бы отдал все, чтобы быть с вами.
– Это только наш путь. И, уверяю тебя, он тернист и отнюдь не усыпан розами.
– И все равно жаль.
Анвар без труда организовал караван, который охраняли несколько десятков устрашающего вида воинов-туарегов, диких, немногословных и преданных ему, как верные псы.
В одно прекрасное утро мы отбыли из Алжира и начали наш путь по пустыне.
Дни текли за днями. Мы несколько раз меняли направление, повинуясь Адепту, который единственный знал, куда нужно идти и какой извилистый путь короче.
С каждым днем мы приближались к тому месту, с которого можно будет увидеть на горизонте возникающий из пустоты город миража, проклятый и священный, возведенный так давно, что никто уже не помнит когда, город, которому предстоит стать убежищем и защитой для нас. А может, и чем-то гораздо большим.
– Мы успеваем? – спросил я.
– Конечно, – произнес Адепт улыбнувшись. – Ни Абраккар неуйдет от нас, ни мы от него. Теперь этой встрече суждено произойти, и ничто не сможет помешать нам.
Скрип песка, вой ветра, бесконечные песни туарегов. Говорят, когда-то здесь был цветущий край. Не верилось. Казалось, здесь всегда простирались владения желтой песчаной смерти.
– Мало кто проникал так далеко в пустыню, – сказал Хусейн. – И никому не нужно было сюда забираться. Здесь даже нет оазисов. Здесь нет ничего, кроме песка, жары и жажды.
– Так ли? – спросил я, указывая на далекие развалины, полуприкрытые песком.
Это было как сон – город с разрушенными зданиями, обломанными колоннами, давно опустевшими сводчатыми храмами. Мы подъехали к развалинам, я спешился и неторопливо прошелся по древней площади, поглаживая пальцами стершиеся от времени и песка письмена на камнях. Я ощущал тысячелетия, которые разделяют нас и обитателей этого города. Зашуршала ящерица, зарываясь в землю. Прошелестела змея. Живность пустыни давным-давно обжила эти развалины.
– Вскоре песок опять занесет этот город, – сказал Адепт. – И неизвестно, когда он вновь откроется перед людскими взорами.
– Какие тайны скрывает этот город? – задумчиво произнес я. – Кто здесь жил? Каким богам поклонялся?
Я провел пальцем по плите, смахивая песок, и воскликнул:
– Вот она! Мы у цели!
На камне была изображена бабочка.
– В сокровищнице иглинов, куда мы попали в сельве, – кивнул Адепт, – тоже были подобные изображения, выполненные в таком же стиле. Да, мы у цели.
– Как же все-таки тесна Земля! Особенно для тех, кто посвящен в знания о закрытых тайнах.
– Нет, Эрлих. Земля огромна. Просто тесны наши пути, – не согласился Генри.
– Ты становишься философом.
– Я всегда им был. Тюрьма и голод настраивают на размышления о вечном и оттачивают ум.
– Ну да, охотно верится…
Через день на привале Адепт заявил:
– Завтра мы увидим Абраккар.
Ночь я почти не спал, прислушиваясь к оглушающей тишине пустыни. Точнее, тишина в пустыне не внешняя – здесь как раз можно услышать шорох змеи, шелест сухих травинок, свист ветра в причудливых скалах вдали. Это была какая-то внутренняя тишина. Тишина и спокойствие. Здесь легко стать созерцателем и философом.
В голову лезли разные глупые мысли и фантазии насчет завтрашнего дня. Когда я все же уснул, мне приснилось, будто меня сдавливают гигантские щупальца, а перед глазами раскинулась бездонная пустота, подобная той, которую я видел в логове Торка.
Утром – снова путь. Осталось совсем немного. Я чувствовал приближение к пределу. И не только я. Наши спутники начали взволнованно переговариваться на своем языке. Хусейн в чем-то долго их убеждал, и отряд успокоился, ропот затих. Воины были снова молчаливы и невозмутимы, готовы продолжать путь.
– Что они говорят? – поинтересовался Адепт.
– Они чувствуют дыхание шайтана.
– Они не взбунтуются?
– Нет, эти люди не боятся ничего и никого, в том числе и самого шайтана. Но это не значит, что им нравится подобное. Но бунта не будет. Они мне верят.
– А что произойдет, когда они увидят город миража?
– Они только обрадуются. По легенде, те, кто увидел город миража, будут отмечены милостью всемогущего Аллаха.
– Значит, им посчастливится. Мы на месте, – торжественно произнес Адепт. – Привал.
– Что делать дальше? – спросил я.
– Дальше? Ждать.
Прошло несколько часов. Ни Хусейн, ни его слуги не испытывали скуки. Они не привыкли рваться вперед, стремясь к достижению какой-то цели. Они привыкли вливаться в неторопливое течение времени, их эмоции и чувства были так же мягки и округлы, как барханы. Они могли часами ничего не делать, напевая песни или разглядывая пейзаж, и находили в этом удовольствие и отдохновение. Но нервозность и напряжение, которое овладели ими сегодня, не спешили рассеяться. Наоборот, они нарастали, и мне все меньше верилось в слова Хусейна о невозможности бунта его людей. Я и Адепт обладали потрясающей способностью подталкивать окружающих на бунты и самосуды.
