Горъ Василий - Законник.
То, что богиня не спешила, действовало Дзагаю на нервы. И он, сходя с ума от обиды, продолжал лезть на рожон: то вместе с десятком воинов отправлялся в Селук, чтобы вырезать гарнизон этой приграничной крепости, то во главе отряда из пятисот мечников отправлялся в набег на королевство Дейдалию, то бился в поединках против двух-трех не самых последних бойцов своего народа…
…К моменту, когда в сознании Равсарского Тура сложился мой новый образ, я вымоталась так, что у меня разболелась голова. А еще перед моим внутренним взором вдруг начали появляться настолько фривольные картины, что для того, чтобы поддерживать достаточный уровень концентрации на работе, мне приходилось все сильнее углублять свой транс. За временем я не следила, поняла, что упустила время принятия очередной порции Ледяного Дыхания только тогда, когда закончила работу. И почувствовала, что дико вожделею сидящего передо мной мужчину!
Выпить вина с лошадиной дозой противоядия я еще успела. А вот вернуться в транс — нет! Поэтому последняя связная мысль, которую я помню, была о том, что я опоздала. И что мое тело уже начало жить своей жизнью и напрочь отказывается реагировать на команды насмерть перепуганного сознания.
Потом из моей памяти вдруг пропало несколько минут, и я поймала себя на мысли, что не сижу, откинувшись на спинку кресла, положив руки на подлокотники и глубоко дыша, а стою за спиной Равсарского Тура, с пальцами, запущенными в его шевелюру, и ласкаю его шею!
Следующий провал в памяти оказался длиннее: за время, пока я не соображала, едва заметный аромат милитриски, щекочущий нос, ни с того ни с сего сменился острым запахом вина и мужского пота. А перед моими глазами возникла заросшая черным волосом щека Дзагая!
Третий кусок безвременья чуть было не заставил меня умереть со стыда: к тому моменту, когда ко мне вернулась способность соображать, Равсарский Тур лежал на ковре, я сидела у него на животе и пыталась справиться с завязками его одежды!
'Мамочки…' — мысленно взвыла я, поняв, что попала в собственноручно расставленные силки. И вытаращила глаза, увидев, что ногти моей правой руки страстно впились в грудь Дзагая.
Когда левая рука потянулась к завязкам моего корсета, я сломалась. И панике прокусила себе губу.
Естественно, даже такая острая вспышка боли не смогла полностью вывести меня из состояния этого безумия. Но воспользоваться коротенькой передышкой я успела. И скользнула за самый краешек небытия. А еще смогла удержаться в сознании. Потом Беглар Дзагай открыл глаза и… дал мне еще один шанс:
— О-о-о, Великая Мать!!! Как ты прекрасна!!!
'Работай!!!' — взвыло мое второе 'я', как только я поняла, что он уже вышел из состояния небытия, и вот-вот придет в себя.
'Ага…' — ответила себе я, и, посмотрев в широко открытые глаза лежащего подо мной воина, и хрипло произнесла:
— Ты заслужил мою любовь, воин… Вот я и пришла…
Видимо, желание, все еще сотрясающее мое тело, никуда не делось, так как взгляд Равсарского Тура тут же подернулся поволокой. А его пальцы, судорожно сжавшись, чуть не вырвали из ковра здоровенный кусок:
— Я… ждал…
— И я ждала… — в унисон ему выдохнула я. — Ждала, когда ты станешь Воином, которого мне будет не стыдно показать отцу…
— Мой срок уже вышел? — расплывшись в счастливой улыбке, спросил Дзагай.
— Еще нет… — улыбнулась я. — У тебя осталось еще одно дело. Но я решила, что помогу тебе уйти достойно… Так, как полагается МОЕМУ мужчине…
В глазах Беглара загорелось пламя дикого, ни с чем не сравнимого восторга:
— Ты поможешь? Мне?!
— Да! Я знаю, что ты дал слово найти тропу через Ледяной Хребет…
— И?
— Мой воин не может нарушить обещания. Даже того, которое дал не-равсару. Поэтому, прежде чем тебя забрать, я покажу тебе эту дорогу. И разделю с тобой тяготы этого пути… А теперь закрой глаза и слушай меня внимательно…
Глава 16. Граф Томас Ромерс
— Э-э-э… за преступления, совершенные против короны и народа Элиреи… э-э-э… главарь шайки разбойников Фахрим Мелен, называющий себя Когтем, приговаривается к казни через колесование…
Закончив зачитывать приговор, королевский судья Атерна ударил по лежащей перед ним деревянной плашке небольшим молоточком и вопросительно посмотрел на стоящего рядом с ним Законника:
— Разрешите приступать, ваша светлость?
Граф Аурон кивнул.
— Гирен, начинай…
Услышав приказ судьи, городской палач Атерна, дюжий детина в красном колпаке и кожаном переднике, угрюмо кивнул, и, повернувшись к своим помощникам, щелкнул пальцами:
— Выводите…
Народ, собравшийся на площади, слитно качнулся вперед: и горожанам, и жителям окрестных деревень, съехавшимся в Атерн поглазеть на казнь самого удачливого разбойника юго-востока Элиреи, захотелось получше видеть происходящее.
Стражники, стоящие вокруг эшафота, уперлись плечами в щиты и слитно выдохнули, принимая на себя натиск любопытствующей толпы. А мгновением позже над Лобным местом разнесся дикий крик приговоренного:
— Не-е-ет!!! Я не хочу умирать!!!
— А моя дочь хотела? А, тварь?! — вцепившись в щит стоящего перед ним стражника и приподнявшись на носки, заорал седобородый мужик с рябым от оспинок лицом. — Теперь твоя очередь!!!
Над площадью тут же поднялся многоголосый ор: чуть ли не каждый из собравшихся на площади людей пытался что-то прокричать. И, по возможности, погромче. При этом абсолютное большинство продолжало переть вперед, и стражникам, охраняющим подступы к эшафоту, пришлось здорово поднапрячься.
Впрочем, стоило одному из помощников палача отомкнуть навесной замок клети и распахнуть дверцу, как толпа вдруг замерла, и… разразилась истерическим хохотом: гроза дорог баронства Квайст, неустрашимый Фахрим Коготь, цеплялся скованными руками за стальной прут и остервенело лягался, пытаясь не дать вытащить себя наружу!
— Кувалда, дай ему по голове! — приказал одному из помощников Гирен. А потом, спохватившись, опасливо посмотрел на Законника.
— Помочь? — усмехнулся граф. — Или сами справитесь?
— Справимся, ваша светлость! — затараторил палач, и, сорвавшись с места, в три прыжка оказался у клети.
Тяжеленный подзатыльник парня по прозвищу Кувалда вбил голову Фахрима между двух прутьев, а удар кулака Гирена, пришедшийся в область печени, заставил разбойника согнуться пополам. Потом из клети раздался короткий вскрик, хруст ломающихся пальцев и истошный вой…
…Помощники королевского палача старались не за страх, а за совесть — уже через минуту после того, как Фахрима вытащили из клети, его руки и ноги оказались привязаны к концам деревянного креста с выемками, а зажатое между деревянных плашек лицо — обращено к толпе. Несколько мгновений ожидания — и в мертвой тишине, воцарившейся над площадью, раздался звук шагов королевского палача.
Мэтр Гирен не торопился — сдвинув в сторону одного из помощников, он подошел к столику со своим инструментом, взял с него граненый стальной ломик и вопросительно посмотрел на графа Утерса.
— Делай свое дело, палач… — кивнул Законник.
— Как прикажете, ваша светлость…
Услышав последние слова, Фахрим забился в конвульсиях, и, не сумев вырваться из пут, истошно завыл.
В толпе, ожидающей начала экзекуции, раздались смешки.
Впрочем, стоило мэтру Гирену оказаться рядом с крестом и поднять ломик, как заткнулись даже самые завзятые шутники.
Примерившись, палач взмахнул рукой — и над площадью раздался хруст костей предплечья. А потом — дикий крик Когтя:
— Не-е-ет!!!
…Гирен ломал кости в точном соответствии с рекомендациями трактата 'О телесных наказаниях и способах умерщвления приговоренных', написанного мэтром Седдиком Весельчаком лет эдак пятьдесят тому назад. То есть так, как предписывалось всем мастерам пыточных дел Элиреи. Правое предплечье, правое плечо, левое предплечье, левое плечо. Несколько минут передышки, позволяющих приговоренному свыкнуться с испытанной болью и начать представлять себе дальнейшие мучения. Потом — удары по ногам: правая голень, правое бедро, левая голень, левое бедро. Пауза вдвое длиннее — и три удара, ломающие хребет. А еще он вел себя абсолютно равнодушно: в его глазах ни разу не промелькнула даже тень каких-либо эмоций. И даже перебивая Фахриму позвоночник, мэтр Гирен наносил удары так, как будто отрабатывал их на манекене.
