Девид Геммел - Сумерки героя
- Ты мне тоже нравишься, - сказал вслед Ю-ю.
Она помахала ему и ушла.
Он посидел еще немного, а потом понял, что проголодался, оделся, заткнул меч за пояс и зашагал вверх.
Жизнь в Кайдоре, пожалуй, тоже могла быть приятной.
Кисуму сидел на балконе их общей комнаты, рисуя скалы и город по ту сторону залива.
- Я превосходно провел время, - сказал ему Ю-ю. - Купался с красивой женщиной. Волосы у нее золотые, а груди как дыни. Очень красивые. Я великий пловец.
- Я видел, - сказал Кисуму. - Но если хочешь стать раджни, ты должен отречься от плотских желаний и сосредоточиться на духовных - лишь тогда душа твоя придет к истинному смирению.
Ю-ю подумал и решил, что Кисуму шутит. Он посмеялся из вежливости, хотя и не понял шутки, и объявил:
- Я голоден.
***
Элфонс, герцог Кайдорский, направил своего серого скакуна вниз по склону к зеленой Эйденской равнине. Позади ехали его адъютанты и личный эскорт из сорока улан. Герцогу минул пятьдесят один год, и долгое путешествие из столицы несколько утомило его. При всей своей силе и крепости он с недавнего времени страдал от болей в суставах - вот и теперь локти, лодыжки и колени опухли и причиняли большие неудобства. Он надеялся, что излечится, сменив сырость и холод столицы на более теплый карлисский климат, но пока что особого облегчения не испытывал. Да и с дыханием временами случались перебои.
Он оглянулся на вереницу из пяти груженых экипажей. В первом сидела его жена с тремя фрейлинами. Пятнадцатилетний сын Ниаллад ехал верхом рядом с "поездом", и его новые доспехи сверкали на солнце. Элфонс вздохнул и послал коня вперед.
Погода благоприятствовала им при переезде через горы, но по мере их спуска на равнину стало слишком жарко. Жара поначалу была приятна после холодного горного ветра, но теперь становилась невыносимой. Пот ручьями стекал по широкому лицу герцога. Он снял свой стальной позолоченный шлем и откинул назад серебряный кольчужный капюшон, обнажив буйную седеющую гриву.
- Необычайная духота, государь. - Высокий худощавый адъютант Ларес, поравнявшись с герцогом, смочил из кожаной фляги полотняный платок и подал Элфонсу. Тот вытер лицо и подернутую сединой бороду, немного освежившись, отстегнул свой тяжелый красный плащ и отдал Ларесу.
Далеко внизу повозки торгового каравана въезжали в лес у длинного озера Сефарис. Настроение герцога омрачилось. Впервые они увидели этот караван утром в виде облака пыли на горизонте, но постепенно нагнали его, и теперь их разделяло не более полумили. Герцог мечтал, подъехав к озеру, снять с себя доспехи и окунуться в холодную воду, но ему вовсе не улыбалось делать это на глазах у двадцати возниц и их семей. Молодой Ларес, как всегда, угадал мысли своего патрона.
- Я мог бы догнать их и приказать следовать дальше, государь, - предложил он.
Это было искушение, но Элфонс не поддался ему. Караванщикам жарко не меньше, чем ему, а озеро принадлежит всем. Герцог и его свита могут просто подождать своей очереди. Погонщики поймут намек и постараются не затягивать свое омовение. Впрочем, и в этом случае герцогскому "поезду" до вечера придется глотать поднятую ими пыль.
Элфонс потрепал своего скакуна по холке.
- Устал ты, Озин, - я ведь уже не так легок, как бывало.
Конь фыркнул и мотнул головой.
Герцог тронул его каблуками и снова двинулся вниз. Одинокое облако ненадолго закрыло солнце, принеся краткое облегчение.
Когда оно ушло, Элфонс ввиду близости озера допил остатки воды из фляги и опять оглянулся на экипажи, медленно и осторожно ползущие под гору. Склон был покрыт осыпью, и колымаги без должной предусмотрительности могли перевернуться и разбиться вдребезги.
Герцогиня, среброголовая Алдания, помахала мужу, и он улыбнулся ей в ответ. Она тоже улыбалась - это делало ее молодой и бесконечно желанной. Двадцать два года они прожили вместе, но он до сих пор удивлялся, что ему удалось ее завоевать. Единственная дочь Ориена, предпоследнего дренайского короля, она бежала из своей страны во время войны с Вагрией. Элфонс, в то время простой рыцарь, встретился с ней в готирской столице Гульготире. При других обстоятельствах любовь между принцессой и рыцарем продолжалась бы недолго, но когда ее брат, король Ниаллад, пал от руки наемного убийцы, а Дренайская империя превратилась в руины, число претендентов на руку Алдании сразу сократилось. А после войны, когда дренаи провозгласили у себя республику, поклонников и вовсе поубавилось. Новый правитель, толстый гигант Карнак, дал понять, что возвращение ее на родину нежелательно. Таким-то образом Элфонс завоевал руку и сердце принцессы, привез ее в Кайдор и был вознагражден двадцатью двумя годами счастья.
Мысли о своей удаче помогли герцогу забыть о палящем зное и боли в суставах. Некоторое время он ехал, погруженный в воспоминания об их совместной жизни. Алдания была всем, чего он мог желать: другом, любовницей и мудрой советчицей в трудные времена. Была лишь одна область, где он мог в чем-то ее упрекнуть: воспитание сына. Только по этому поводу у них случались споры. Она обожала Ниаллада и не желала слышать ни одного слова, направленного против него.
Элфонс тоже любил мальчика, но при этом беспокоился за него. Слишком уж он боязлив. Герцог повернулся в седле, и Ниаллад помахал ему. Элфонс, улыбнувшись, ответил тем же. Эх, вернуть бы прошедшие годы - он удушил бы этого проклятого сказочника. Ниалладу было шесть лет, когда он услышал историю о гибели своего дяди, дренайского короля. С тех пор ему стали сниться кошмары, в которых его преследовал злой Нездешний. Мальчик каждую ночь прибегал в спальню к родителям и забирался в их кровать.
В конце концов Элфонс пригласил дренайского посла, славного человека и отца многочисленного семейства. Тот объяснил Ниалладу, что злодея Нездешнего схватили и отрубили ему голову. Голову эту привезли в Дренай и выставили там в музее вместе с арбалетом страшного убийцы.
На время кошмары у мальчика прекратились, но потом в Кайдор пришло известие о краже арбалета и убийстве правителя Карнака.
Даже теперь, девять лет спустя, Ниалл никуда не выходил без охраны, боялся толпы и старался избегать многолюдных собраний. На государственных церемониях, когда Элфонс требовал его присутствия, он держался поближе к отцу с расширенными от страха глазами и потным лицом. Об этом не принято было говорить, но все это видели.
Элфонс почти уже спустился с холма. Заслонив глаза, он посмотрел на окруженное лесом озеро в четверти мили впереди. Купающихся не было видно. Должно быть, они поехали дальше. Стойкий народ эти торговцы.
А ведь с ними едут женщины и дети - казалось бы, они непременно должны остановиться, чтобы выкупаться. Может быть, смекнули, что за ними едет герцог, и решили не мешать ему? Элфонс надеялся, что причина не в этом.
Ларес снова подъехал к нему и движением руки послал вперед двадцать солдат. Они рысью проскакали мимо, чтобы провести разведку в лесу.
Подобные предосторожности, к сожалению, были необходимы. За последние два года на жизнь герцога покушались трижды. Так уж заведено в Ангостине: человек остается у власти, пока у него хватает на это силы и хитрости. И удачи, добавил про себя Элфонс. Четыре наиболее знатных Дома Кайдора находились в состоянии нестойкого перемирия, но оно то и дело нарушалось спорами и вооруженными стычками. Не далее как в прошлом году князь Панагин из Дома Ришелл вступил в короткую, но кровавую войну с князем Руаллом из Дома Лорас и князем Ариком из Дома Килрайт. Произошло три сражения, не имевших решающего значения, однако Панагин потерял в третьем глаз, а Руалл во втором - двух братьев. А теперь князь Шастар из более мелкого Дома Бакард нарушил свой договор с Панагином и заключил союз с Ариком и Руаллом, что предвещало новую войну. Именно поэтому, как полагал Элфонс, Панагин и подослал к нему убийц. Согласно ангостинскому закону, войска герцога не имели права вмешиваться в споры между Домами. Но если бы герцог вдруг скончался, три тысячи его солдат, возможно, перешли бы к Панагину. Этот человек, при всех своих зверских наклонностях, хороший боец, и люди его уважают. С ними он мог бы выиграть гражданскую войну и сам стать герцогом.
"Рано или поздно мне придется убить Панагина, - подумал Элфонс. - Если выйдет наоборот, мой сын погибнет в тот же самый день". Страх перед подобным исходом стал для Элфонса тяжким бременем. Ниаллад не готов править, а возможно, и никогда не будет готов. Герцог, содрогнувшись от этой мысли, взглянул на небо.
- Дай мне еще пять лет - только пять, - взмолился он вслух, обращаясь к Истоку. Быть может, за это время Ниаллад изменится.
Кавалеристы, раскинувшись веером, въехали в лес, и герцог придержал коня. Через несколько мгновений они развернули лошадей и галопом понеслись обратно. Капитан, молодой Корса, осадил коня перед герцогом.
