Евгений Прошкин - Палачи
Спорить со Столяровым было бесполезно. Гарин поправил «венец», пересчитал запасные рожки в подсумке и с автоматом наперевес двинулся к зданию.
На полу за разбитой секцией витрины стоял диван. Из-за его спинки виднелись край шкафа и большая тумбочка. Сверху на них громоздился плоский стеллаж. Рядом с диваном на боку лежал стол. Олег присел перед ним на корточки и толкнул рукой край столешницы. Дерево заскрежетало по полу, послышался дребезг стеклянных осколков. Гарин замер, прислушиваясь, потом неуверенно обернулся к автобусу. Михаил нетерпеливо махнул рукой: «Иди уже!», и Олег полез в образовавшуюся брешь.
Погода весь день стояла пасмурная, пару раз с неба начинал сыпаться то ли дождь, то ли снег, но света, проникающего сквозь забаррикадированное окно, было достаточно, чтобы Гарин смог оглядеться, не включая фонарик. Когда-то в этом помещении располагался торговый зал, потом сталкеры приспособили его под комнату отдыха, сейчас здесь не было ничего, кроме рухляди и пыли. Даже трупов. И это было не очень хорошо. По крайней мере один труп должен был лежать на диване в углу. В свое время Олег сам приказал закрыть ему глаза. Он до сих пор помнил имя покойника, как помнил зачем-то множество совершенно бесполезных вещей. Сталкера, попавшего под влияние контролера в самом конце боя, звали Шифт. Вытащить его из здания на себе было невозможно, оставить на съедение тварям — жалко. В надежде на чудо Шифту надели на голову «венец». И чудо произошло. Правда, совсем не такое, какого ждали окружающие. Малограмотный парень вдруг заговорил на латыни. «Война всех против всех», — сказал он, прежде чем умереть. Труп оставили лежать на диване. Сейчас его там не было. Это, конечно, ни о чем не говорило, учитывая, сколько времени прошло с того дня, но Гарину, который и так чувствовал себя не в своей тарелке, стало еще тревожней. Когда за спиной у него раздался громкий хлопок и какой-то цокот, Олег подпрыгнул как ошпаренный и лишь в последнюю секунду удержал палец на спусковом крючке. Бог знает, что он успел вообразить — от нашествия кровососов до явления покойного Шифта в виде зомби, которому захотелось еще раз примерить «венец», — но источником звуков оказались всего лишь пара тушканов и перевернутый стул. Два мелких хищника не представляли серьезной опасности для человека. В другое время Гарин расстрелял бы их, но сейчас он не хотел, чтобы Столяров принял выстрелы за просьбу о помощи, поэтому просто шикнул на зверьков:
— А ну пшли! — и сопроводил фразу короткой ментальной командой.
Тушканы наперегонки бросились к выходу из зала. Олег не спеша двинулся за ними. В плотном ковре из пыли, собравшейся за много месяцев, он не видел отпечатков человеческих ног, только следы широко расставленных когтистых пальцев. Это его немного успокаивало.
А вот из примыкающего к залу коридора трупы никуда не делись. Тяжелый приторный запах, который трудно спутать с каким-то другим, Гарин почувствовал за несколько метров. Он даже остановился, чтобы развязать бандану, надетую поверх «венца», и прикрыть ею нос и рот. Трупы, частично обглоданные падальщиками, частично мумифицированные, устилали пол коридора. Его стены до высоты человеческого роста были покрыты черными пятнами запекшейся крови. Олегу не хотелось смотреть вниз, но как иначе он мог проложить себе тропинку среди мертвых тел, не раздавив по пути ничей позвоночник, берцовую кость, а то и череп? Когда коридор закончился, Гарин испытал облегчение, которое, правда, продлилось недолго.
Он оказался во внутренней комнате без окон. Здесь было темно, поэтому Олег зажег фонарик и осветил голые стены, закопченный потолок и след от кострища на полу. Оказавшись в этом помещении в первый раз, Гарин в шутку предположил, что здесь жарили барана, но тогда на нем не было «венца». Сейчас он видел исходящее из самого центра кострища тусклое свечение и всеми мелкими волосками на коже чувствовал пронизывающие пространство потоки негативной энергии. Олег закрыл глаза и на несколько мгновений увидел в центре комнаты странную пирамиду из досок, труб и стальных уголков. Вокруг пирамиды стояли на коленях несколько человек в форме «Монолита», которые раскачивались вперед-назад, словно в трансе. Гарин услышал невнятный ритмичный звук, нечто среднее между песней и молитвой, слов которой было не разобрать. Это продолжалось всего несколько секунд, потом призраки замерцали и исчезли. Олег покачал головой. Нет, если здесь кого-то и приносили в жертву, то явно не баранов.
Он толкнул следующую дверь и снова испытал резкое, до слабости в коленях, облегчение. В кубрике не поменялось ровным счетом ничего. Армейские двухъярусные койки со скатанными матрасами, как прежде, ждали своих постояльцев. Даже пыли на полу почти не было, должно быть, оттого что комната все время простояла закрытой. Гарин без труда нашел свою старую кровать. На стене рядом с нею над тумбочкой висел плакат Анджелины Джоли. Он и два года назад казался устаревшим, а сейчас окончательно отстал от реальности, зато плакат придавал этому месту ощущение домашнего уюта.
Гарин сел на заправленное одеяло, потом, подумав, лег и забросил ноги в ботинках на металлические прутья спинки. Здесь ему ничего не угрожало. В случае опасности «венец» предупредил бы о ней заблаговременно. Олегу было легко и спокойно. «Как дома», — сказал бы он еще полтора месяца назад. Но с тех пор много чего изменилось, и Гарину перестало быть легко и спокойно в собственной квартире после того, как не стало Марины. «Дом там, где сердце» — так, кажется, говорят? В таком случае домом Олега стало Востряковское кладбище, потому что именно там в цинковом гробу было похоронено его сердце.
Сталкер Дизель, судьба которого причудливым образом переплелась с судьбой Олега Гарина, тоже когда-то спал на этой койке. Даже плакат с Анджелиной Джоли Олег унаследовал от него как довесок к переданным через «венец» воспоминаниям. Дизель так же горевал о погибшей девушке, которую, по горькой иронии судьбы, тоже звали Мариной. Ее фотографию сталкер хранил в верхнем ящике тумбочки. Сейчас ее там не было. Гарин сам забрал фотографию, покидая книжный, а после сжег ее на огоньке спички, отпустив на свободу чужую память и боль. Тем не менее он выдвинул ящик тумбочки, заглянул внутрь — и рывком сел на кровати, сильно приложившись затылком об уголок верхнего яруса.
Искры брызнули из глаз Олега, но ему было не до них. Присев в проходе между двумя койками, он обвел помещение стволом автомата. Нагнулся еще ниже и заглянул под нижний ярус кроватей. Затем, наоборот, привстал на цыпочки и проверил, не прячется ли кто-нибудь наверху. Только после этого Гарин снова приблизился к тумбочке.
На дне выдвинутого ящика лежал конверт, сложенный из тетрадного листа. Вместо имени адресата в углу конверта красовался выполненный авторучкой рисунок, тем не менее Олег не сомневался, что письмо оставлено здесь именно для него. Не исключено, что в иной ситуации изображение маленького щеночка, гоняющегося за собственным хвостом, показалось бы Гарину забавным и даже трогательным, но сейчас не вызывало ничего, кроме сухости во рту и учащенного сердцебиения.
Еще раз окинув комнату взглядом, Олег взял конверт. Больше в ящике не было ничего. Гарин проверил на всякий случай и нижнее отделение тумбочки, но там тоже было пусто. Он попробовал развернуть конверт одной рукой, так как не хотел даже на мгновение откладывать в сторону автомат, и в этот момент услышал выстрелы. Стреляли где-то на улице. Определить направление точнее Олег не мог: шум выстрелов, приглушенный стенами и дверьми, в помещении без окон звучал не громче треска разрываемой ткани. Но стрельба велась из автомата, причем длинными очередями, что в случае Михаила говорило о высокой степени опасности. Ответных выстрелов слышно не было, но спокойней от этого не становилось.
Смяв и сунув конверт в карман, Гарин бросился к выходу. По коридору, заваленному трупами, он промчался, не глядя под ноги и стараясь не думать о том, что так громко хрустит под подошвами. На бегу Олег пытался сориентироваться в происходящем с помощью «венца». Яркий огонек сознания Столярова он мог бы узнать из тысячи. Гарин улавливал общий эмоциональный фон: испуг, ярость и боль, но не мог ухватить ни одной, даже отрывочной мысли. Впрочем, насколько Олег успел его изучить, подполковник практически не думал в те моменты, когда стрелял, взрывал или дрался. Его огонек почти не двигался, только странно колыхался из стороны в сторону. Еще более странным было то, что других огоньков поблизости от Михаила Гарин не наблюдал. Навряд ли Столяров стал бы тратить патроны на стайку тушканов или крыс. Неужели все-таки бюреры?
С этой мыслью Олег промчался через торговый зал, нырнул в лаз, проделанный в баррикаде, — да так и замер в нем, не зная, что делать дальше. Не бюреры — в десяти шагах от разбитой витрины бесновались два псевдогиганта. Стоя по разные стороны от автобуса, они по очереди ударяли о землю своими огромными нижними конечностями, порождая локальные ударные волны. Асфальтовое покрытие крошилось и изгибалось гармошкой под их ударами, автобус опасно кренился то в одну, то в другую сторону. Гиганты были похожи на разъяренных спортивных болельщиков, решивших раскачать и перевернуть автобус с командой противника, посмевшей победить в решающем матче. Вот только вместо спортивной команды в автобусе находился Михаил. Он то пропадал из виду, то снова появлялся в одном из окон и пытался стрелять. Понятно, что о прицельной стрельбе речи не шло, а случайные выстрелы для толстокожих мутантов были не страшнее щекотки. Похоже, Столяров был и сам не рад, что забрался в автобус и застрял в нем, как камешек в погремушке. Избери он другую тактику, и у него была бы возможность спастись бегством от довольно неповоротливых в общем-то тварей.
