Елена Сидоренко - (Не)люди (СИ)
Но сегодня Куд почему-то не позвонил, и девочка начала волноваться. Она пыталась дозвониться до Хельги сама, но телефон почему-то не работал, и Нина уже начала было плакать, как Саара, опомнившись, сказала ей, что именно сегодня они остались без средства связи. Даже показала взволнованное сообщение от Джонатана и пообещала, что завтра же обязательно сходит и заплатит за телефон. Чтобы Нина смогла поговорить с Кудом и Джонатаном. Чтобы отвлечь девочку от грустных и тревожных мыслей, Саара решила позаниматься с ней и вечером: женщина учила девочку музыке на старом-старом пианино, спрятанном в спальне.
Нина наткнулась на это пианино совсем недавно — просто бродила по небольшой квартире, как обычно, в поисках чего-нибудь интересного, пока ждала няню. Намаявшись со скуки и по сотому кругу перечитав азбуку слепых, Нина решила разнообразить будни и отправилась штурмовать спальню Саары — самое интересное место в доме. Здесь были разные запахи — так много, что девочка не могла разобрать их. Здесь лились разные звуки — у няни была привычка оставлять радио включенным. А приемник иногда давал перебои, подключаясь сразу к нескольким станциям, отчего барахлили все и разом. Здесь было много предметов: статуэтки, книги, журналы, какие-то листы, сложенные в стопку. Но больше всего Нине понравилась скатерть на узком столике, который почему-то был немного под наклоном. Когда девочка попыталась подойти поближе, она случайно пнула этот самый стол. И изнутри послышался приятный мягкий гул. Так Нина нашла пианино. Так и начались ее занятия с Саарой.
Девочка сразу «заболела» музыкой. Она, полностью отдавшись миру звуков, занималась бы сутками, позволяй ей это няня, но Саара, когда уходила на работу, запирала спальню на ключ, чтобы у Нины не было соблазна побренчать в ее отсутствие. Это расстраивало девочку, но она нашла другой способ: слушала. Надев наушники и усевшись с магнитофоном на коленках, включала одну мелодию за другой и слушала, запоминая и представляя перед глазами лестницу. Вот она прыгает через две ступеньки вверх, потом сбегает вниз и, добравшись почти до конца, делает большой шаг сразу через четыре. Это весело и так увлекательно! Нина стучала пальцами в такт и иногда «прыгала» вперед-назад, махая руками. Музыка все больше и больше становилась мечтой жизни.
Но в тот день Нина была равнодушна к ней. Она хмурилась и напрягала слух, когда Саара осторожно опускала пальцы на клавиши — как обычно, но отвечала абсолютно невпопад.
— Три! — выдала девочка и в очередной раз в ответ получила только вздох.
— На этот раз две. Две ноты, Нина. Послушай, три звучат примерно вот так, — и няня выдала субдоминанту. — Почему ты только тонику угадываешь?.. Что такое с тобой сегодня? — хоть она и знала, что именно, все же спросила, надеясь на то, что Нина, задав себе этот вопрос, сама поймет, что все в порядке. Но Нина только еще сильнее расстроилась и провела рукой по крышке пианино, показывая, что больше не хочет сегодня заниматься. Саара понимающе похлопала девочку по плечу, но инструмент не закрыла.
— Ладно, давай еще раз. Сколько? — спросила уставшая няня, выдавая аккорд, и Нина, помолчав, несмело предположила:
— Три?..
— Опять! У тебя совершенно нет слуха, Нина!
— Почему? Я же тебя слышу, — удивилась девочка. И Саара рассмеялась, вставая и пуская Нину, вдруг позабывшую про усталость, за инструмент. Девочка, затаив дыхание, провела пальцами по клавишам, забывая обо всем. Все еще путаясь в аккордах и не отличая квинту от октавы, Нина начала наигрывать услышанную днем мелодию, пока няня заваривала чай.
Найдя первую ноту мелодии детской песни, девочка на слух воспроизвела всю композицию, ошибившись только раз. Саара, застыв на пороге, едва не уронила поднос, когда увидела, что Нина играет хоть и одной рукой, но без нот. Без своей тетрадки с выдавленными точками на нотном стане — специальный учебник для слепой девочки, сделанный руками няни.
И в этот момент Саара поняла, что значит «музыкант-математик». Нина просто рассчитала расстояние от одной ноты до другой. На слух. С первого раза…
* * *Десятка работников, в числе которых была и Ивэй, оставалась в зале совещаний уже несколько часов после того, как ушли руководители. Они все пребывали в шоковом состоянии. Какая-то пожилая женщина плакала, молодой мужчина делал вид, что его не касается то, о чем они все узнали этим утром. Но это касалось их всех. Каждый, кто находился в этом месте, каждый из «заложников» Юсты имел детей. Не-людей, из-за которых они сюда и попали. А сегодня им объявили, что по итогам саммита, проведенного накануне, не-люди признаны опасными и подлежащими уничтожению. Все из-за инцидента в Виттеле[3] три месяца назад.
Люди сошли с ума. Произошло то, чего предыдущие поколения боялись больше всего: настоящий конец света. Не-людей, и так заключенных в специальных приютах и сиротских домах, теперь просто-напросто начнут убивать, и никто не защитит их. Потому что никто не защищает убийц, пусть даже тем не больше шести лет.
— Надо что-то сделать. Мы должны предупредить хотя бы своих! — вскинулась Надя, которую Ивэй до этого никогда не слышала, хотя и работала с ней в паре. Голос у женщины оказался удивительно мелодичным даже в такой ситуации, а акцент стал более явным. — Мы должны сделать хоть что-то! Их найдут и убьют!
Выдернутые из оцепенения люди начали наперебой спорить друг с другом. Молчали только Ивэй и Эммет. Первая, потому что чувствовала: стоит ей открыть рот, как она сорвется. Второй — потому что молчал всегда. Красноречивый шрам на горле явно свидетельствовал о том, что мужчина вовсе не из тех, кто молчит лишь из-за нелюбви к разговорам. Он подозвал к себе Ивэй и, пока никто не обращает на них внимания, показал на собственное горло. Женщина с готовностью протянула руку, позволив «писать» на ней — махать руками с языком немых было опасно — увидят.
«У меня есть идея, — Эммет взволнованно огляделся и продолжил. — Но это рискованно».
Ивэй кивнула, показывая: она готова выслушать. Ей казалось, что Эммет уж точно предложит что-то действенное и логичное. В его уме она не сомневалась, ведь когда-то даже работала под его руководством.
«Мы можем уберечь детей, если отдадим их Юсте. По крайней мере, здесь мы будем рядом и сможем их защитить».
* * *После сообщения Сааре Джонатан не мог найти себе места от волнения. Он знал, что выдал себя и детей. Если полиции, которая усиленно ищет не-людей по всем городам, взбредет в голову проверять все звонки и сообщения личных телефонов, он попадется. Если уже не попался. Джонатану на каждом углу мерещилась слежка, а в каждом страже порядка он видел врага. Ему не раз приходилось наблюдать, как именно они забирают детей. Вытаскивают из дома упирающегося ревущего ребенка, оглушают его, скручивают мать и увозят обоих. Тем, кто не сдал не-человека властям добровольно, грозил немалый срок за укрывательство «чудовищ». Или огромный штраф, который вряд ли кто способен выплатить.
В один день, выйдя на работу, Джонатан застал в кабинете начальника полицейских. Он почувствовал, как холодеют руки, а когда его окликнули — и вовсе потерял способность шевелиться.
— Джонатан Феррет. Прошу пройти в участок, — спокойно попросил усталый мужчина, и Джонатан едва не потерял сознание. Его провожали удивленными взглядами, а он не видел ничего, кроме наручников, покачивающихся на поясе стража порядка.
Ему задавали много разных вопросов. Допрашивали и пытались вывести на признание, что он скрывает детей. Не в своем доме, но где-то. Им было известно, что Джонатан и Ивэй Феррет жили с двумя не-людьми, что в конце октября малышей похитили. Но полицейские были не дураками, чтобы поверить в эту слишком гладкую легенду. Никаких следов похитителей. Никаких подобных случаев в том районе. И пропажа Ивэй Феррет из общественности. Джонатан объяснил, что его жена вернулась в Юсту, но не сказал причин.
Он долго, очень долго боролся с полицейскими, которые будто нарочно тянули время. Мужчина настаивал на своем, говорил, что ничего не знает, что никого не скрывает, но его не отпускали. Вопросы пошли по второму кругу, нервы начали сдавать у обеих сторон. Это продолжалось, пока в комнату допросов не пришел хмурый полицейский и не объявил, что Джонатан свободен. Мужчина, сделав вид, что крайне возмущен ситуацией, поспешил покинуть участок, точно зная, что за ним следят. Что полиция перевернула весь его дом в поисках улик, но ничего не нашла. Джонатан надежно спрятал единственные улики: документы на детей.
Он несколько дней делал вид, что живет обычной жизнью: ходил на работу, пил пиво по вечерам и занимался своими делами под пристальным наблюдением спрятанных камер. Следили за всем: его разговоры, его покупки, история запросов в сети. Но за его мыслями никто не мог уследить. И Джонатан знал об этом.
