Михаил Белозеров - Золотой шар
— А что это такое?
— Это самая нежизнеспособная страна в мире. Была.
— Так мы в Дыре или не в Дыре?
— В Дыре! А толку?! — отвечал Бараско, мимоходом заглядывая во все закутки. — Пусть меня Зона сожрет, если вру!
Костя понял, что Дыра — это не то место, которое приводит человека в восторг, и поумерил свой пыл. Но все равно ему хотелось выскочить наружу и все-все разглядеть собственными глазами.
— Что ж делать-то? — спросил он.
— Бежать, конечно!
Они бесшумно проникли в вагон-камбуз. Повара были заняты тем, что тоже следили в окна за славным командиром Березиным, который ходил и рассматривал землю под ногами. Все ждали, что его убьет какой-нибудь экзотический хабар или ловушка. Хотел Бараско сказать, что место здесь вполне безопасное, да передумал.
— Они сейчас этот хабар нагрузят и двинут в обратный путь, — прошептал он.
— А мы? — спросил Костя. — А он?
Ему вдруг захотелось вернуться домой на бронепоезде.
— А он вернется уже не в наше время, — усмехнулся Бараско.
— А куда?
— Да в свой коммунизм и вернется.
— Хм… — недоверчиво хмыкнул Костя. — Так не бывает.
— В Зоне все бывает.
— А мы?
— А мы? — переспросил Бараско загружаясь бутылками с «минералкой». — Мы пойдем другим путем. Помнишь, классик научного коммунизма говорил?
— Не помню, я научный коммунизм не изучал.
— Но цитировал. Ладно, горе мое, — вздохнул Бараско, заметив, что Костя злится. — Тогда делай вид, что собираешь хабар.
Никем не замеченные они выскочили из бронепоезда, и Костя аж подпрыгнул — под ногами ковром лежал хабар. Он тут же забыл все свои страхи и сомнения. Хабар здесь был самый разнообразный: хабар, который почти вечно давал воду, хабар, который был способен зажигать костер — хоть сто тысяч раз, съедобный хабар, который, правда, надо было молоть, хабар-попрыгунчик и даже — хабар-ветер. И еще множество всякого другого добра, свойства которого Костя попросту не знал.
— Это все примитивный хабар, — объяснил Бараско. — Так называемый, природный. А нам нужен современный, технологический. Так что ты можешь смело все выбросить.
Действительно, пока они шли до бархана, Костя успел забить карманы камнями и песком. Ему стало тяжело идти, ноги вязли в почве, по шее побежали струйки пота.
— Ничего, — кряхтел Костя, — пригодится…
Уж очень ему не хотелось расставаться с этими очень полезными вещами. Он даже прихватил какой-то полосатый камень. Хорошо, хоть Бараско не заметил — камень еле уместился за пазухой.
Они поднялись на бархан. Паровоз отчаянно свистнул, пушки и пулеметы бронепоезда угрожающе зашевелились и ощупывали все окрест. Из выгонов высыпали команды и торопливо стали сгребать в вагоны тонны хабара.
— Дома отсеют хабар и продадут, — сказал Бараско, с презрением наблюдая за солдатами. — Нам такие жертвы не нужны.
— Зато много и сразу, — вздохнул Костя.
Честно говоря, он не знал, плохой или хороший метод обогащения изобрел славный командир Березин. Но, похоже, голова у него варила. Нет ничего проще, чем заскочить в Дыру, нагрузиться под завязку и дернуть домой.
— Папа, я что-то нашел! — кричал младший лейтенант Нежный.
— Неси сюда, сынок! — отвечал командир Березин.
— Тьфу ты! — плюнул Бараско. — Пользуется служебным положением!
— Какое же это положение? — не согласился Костя. — Это бизнес. В Москве все так делают.
— Не знаю, как в Москве, а у нас это называется дуростью.
Они спустились по другую сторону бархана и возле куста саксаула решили перекусить. Не успели умять банку тушенки и каравай хлеба, как на гребне бархана, со стороны пустыни, мелькнула и пропала чья-то голова. Костя схватился за автомат.
— Эй! — крикнул кто-то, однако не показываясь. — Давай жетон! Давай!
— Кто это? — оторопело спросил Костя, держа гребень бархана под прицелом и ежесекундно ожидая, что оттуда прилетит граната.
— Аборигены, — спокойно ответил Бараско, вычищая банку коркой хлеба. — А может, партизаны. У тебя мелочь есть?
Костя нащупал в кармане три монеты по пять рублей.
— Только просто так не отдавай, — сказал Бараско, прикладываясь к бутылке с водой.
— А что взамен?
— Сейчас посмотрим? Эй чукча, вали сюда! — позвал Бараско, едва взглянув наверх.
Из-за гребня бархана, мелькнув, как ящерица, скатился волосатый человек, одетый пестро, как американский бомж, но в какой-то разорванной треуголке времен наполеоновских войн, и первым делом, схватив пустую консервную банку, сунул ее за пазуху.
— Дай жетон! — протянул он руку. — Дай!
— Э-э-э! — замахнулся Бараско. — Положи на место!
— Дай, а? Дай! Будь другом! А я тебе такой хабар, такой!.. — человек с ловкостью фокусника извлек из своего тряпья глиняную трубочку. Флейту, что ли? Или свисток? Нет, она больше походила на палочку для ковыряния в носу.
— Не-не-не-не… — отказался Бараско. — Зачем нам твоя «фляжка»?
— Как зачем? — гримасничал человек. — Шалманить будешь.
— Нет! — твердо сказал Бараско. — Мы местное пиво не пьем. Плохое у вас пиво. — И пояснил специально для Кости: — Моча, а не пиво, они какую-то траву жуют, сплевывают в ведро, а потом заливают водой из реки, и все это бродит на солнце. Вот из этой трубочки она и течет хоть всю жизнь, но только исключительно в Дыре. А у нас — бесполезная трубка. Нет! Нет! Ты, чукча, дай нам что-нибудь полезное.
— Нема, — развел руками абориген.
— А вот у тебя «пометы».
— «Пометы» нема, есть только «фляжка».
— Ну тогда иди отсюда! — грубо сказал Бараско. — И банку нашу отдай. Из банок они украшения делают, — сказал он, обращаясь к Косте, — и продают туристам втридорога.
— На «пометы», на, — согласился абориген. — Но за нее банка и два жетона.
— Одним обойдешься, — сказал Бараско. — Отдай ему одну монету.
Обмен состоялся, и абориген исчез, оставив им, как показалось Косте, кусочек глины на веревке, чтобы носить на шее.
— Что это такое?
— Одноразовая шапка-невидимка. Пригодится за пять рублей-то, — произнес Бараско и полез по склону бархана.
— А почему они деньги называют жетонами? — Костя лез следом.
— Да потому что у них только устанавливается вычислительная система. А деньги им нужны для обозначения количества продуктов.
— Дикари, однако, — заметил Костя.
— Сейчас увидишь, какие это дикари… — пообещал Бараско и уверенно повел его на северо-восток, где, по его словам, находилось аборигенное поселение Красноводск.
— Конечно, это не наш Красноводск, просто мы его так называем, — объяснил он. — Мне там свидание назначено.
— Вот для чего я тебе был нужен, — догадался Костя. — Чтобы добраться сюда?
— Не совсем.
— А для чего? Ты же бывший полицейский.
— Я уже был им пять раз. Мне просто некуда деваться. Каждый раз, когда немцы появляются, они заставляют ходить меня с ними по Зоне. Потом меня как бы убивают. И все повторяется заново.
— Врешь ты все! — сказал Костя.
— Нет, — Бараско сел на землю и загреб жменю песка. — Ты изменил течение времени. Здесь раньше все было стабильно из года в год. Сталкеры занимались своим делом, немцы своим, военные думали, что все контролируют. Никто никому не мешал. Немцы искали свое, мы — свое, потому что не видели друг друга. А теперь все зашевелилось, и время стало течь, как этот песок. Разорван круг зависимостей потому, что тебя выбрал «анцитаур» — в общем-то, постороннего человека, даже не сталкера. Дыра должна открыться. В Дыре есть лекарство для моей дочери. Большего мне и не надо.
— Врешь, ну ведь врешь! — закричал Костя. — Наверное, ты думаешь, меня можно так просто облапошить?!
— Эх, парень, парень, ничего я не думаю. Я уже устал здесь бродить. Жизнь оказалась слишком сложной. Многое в ней запутано. Порой то, что кажется явным, на самом деле ничего не стоит. Так что не руби с плеча. Впрочем, ты свободен, можешь идти в бронепоезд и катиться в свой коммунизм.
— Не-е-е… — разочарованно выдавил из себя Костя. — Я с тобой.
— Ну смотри, — равнодушно заметил Бараско, — не пожалей.
* * *Между тем, они даже не подозревали, что их жизнь висит на волоске. За девяносто километров к востоку, в густых черниговских лесах генерал Лаптев расправлялся с капитаном Чепухалиным. Сам Чепухалин вряд ли понимал, что с ним происходит, потому что в него вселился дух неизвестного нам существа. Нельзя сказать, что Чепухалин не контролировал события, кое-что он соображал, конечно. Но соображал он как бы с точки зрения этого существа. Кстати, существо это принадлежало к первой группе «камбунов». Всего групп было девять. Стало быть, на встречу с Чепухалиным послали самого грозного и опытного «камбуна» по имени Гайсин. На время Гайсин стал Чепухалиным, а Чепухалин, в свою очередь, стал Гайсином. Это взаимопроникновение принесло страшные плоды, ибо окончательно надорвала и без того измученную фантазированием психику Чепухалина.
![Александра Лосева - Две недели и дальше. Берегите бороду. [Книга первая]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)