Лев Жаков - Во имя Зоны
— Ложись! — заорал кто-то.
Через дальнее окно, оставляя дымный след, влетела граната, за ней вторая. Взрыв потряс здание, перед глазами ослепительно вспыхнуло, ударило по ушам, ударной волной Рамира опрокинуло, и он боком выпал в окно. Успел сгруппироваться, приземлился на плечо, откатился, поднял G-36 к груди, встал и на подгибающихся ногах подошел к окну.
— Что там, псевдопес раздери? — закричали сверху, с вышки, Цыган не узнал голоса. Он мотнул головой, будто пытался вытряхнуть пробки из ушей. Череп гудел, как колокол.
Часть стены в дальнем конце барака обвалилась, дым заволакивал длинную комнату, полную криков и стонов. Кто-то поднимался, кто-то вопил: «Я ранен!», сталкеры копошились на полу, слепо шаря в поисках оружия или оторванной конечности, поскальзываясь в лужах крови. Брызги крови были даже на потолке, ошметки плоти сползали по стенам, оставляя черные следы.
Застучали выстрелы, из дыма вышли военсталы с автоматами, выкашивая оставшихся в живых сталкеров, пришпиливая раненых к полу, срубая уцелевших после взрыва длинными очередями. Вспышки мерцали в темноте, мешаясь с лунным светом, грохот наполнял помещение, стволы «скаров» бликовали, гильзы неслышно падали на пол.
Цыган заскрежетал зубами, вжимая спусковой крючок. Он плохо видел после взрыва, да еще в темноте, но продолжал стрелять. Пули впились в грудь первому военсталу, разрывая ткань, боец пошатнулся, но крови не было. «Бронежилет!» — сообразил Цыган и поднял ствол, очередью перерезая протасовцу горло. Кровь плеснула фонтаном, забрызгивая шедших следом. Трое других повалились в разные стороны, направляя оружие на Рамира.
Из двери у окна выпрыгнул Сазан, таща за собой ошалевшего, оглохшего Пупка. Уронил молодого на землю, пинком отбросил к стене и встал над стонущим долговцем, стреляя внутрь барака из «калаша». Пули свистели вокруг Цыгана, с низким гулом распарывая воздух, среда кипела и вибрировала, будоража. Сердце колотилось, гоня кровь, в жилах бурлил адреналин. Цыган вдавливал спусковой крючок, расстреливая магазин, красные брызги летели во все стороны.
— Стой, стой! — Украинец тряс его за плечо, но Рамир не сразу ощутил это. — Береги патроны!
Цыган сплюнул, опустил нагревшуюся G-36, поморгал. В комнате поднимались сталкеры, зазвучали стоны и ругательства.
— Слышь, у тебя бинт есть? И вколоть чё-нить? — спросил Сазан.
— Нет, ничего, — Цыган похлопал по сумке, по карманам, — все в рюкзаке осталось, не успел прихватить… Ты ранен?
— Он, — украинец мотнул головой в сторону Пупка. Рамир подошел, наклонился над конопатым долговцем. Тот хрипел, царапая пальцами горло, в котором торчал осколок. Грудь, живот — все было залито кровью, и она продолжала толчками выплескиваться из шеи.
— Дьявол! — Рамир опустился на одно колено, положил штурмовую винтовку на землю рядом. Сазан быстро поднялся, заглянул в барак.
— Обезболивающее, срочно! — крикнул он.
Пупок выгнулся, умоляюще глядя на Цыгана, скользя пальцами по осколку, словно пытался вытащить, и забулькал горлом. Изо рта плеснулась кровь, заливая подбородок. Сазан продолжал орать, требуя помощи. Цыган схватил Пупка за запястье, чтобы не достал хоть как-то перекрывающий рану осколок. Конопушки на белом в лунном свете лице словно отделились от щек и висели в воздухе.
Сазан подбежал к распростертому на траве долговцу, лихорадочно срывая полиэтилен с шприца.
— Поздно, — сказал Цыган одними губами. Украинец словно услышал, опустил шприц и посмотрел на лицо молодого, залитое кровью. Рамир выпустил руку парня, и та упала ему на грудь. Кровь еще выплескивалась из раны, но Пупок уже не дышал, остекленевшие глаза смотрели в черное небо.
* * *Цыган с Сазаном сидели в караульной будке по обе стороны двери с оружием наготове и пытались понять, опоздали они или нет. Отсюда было не видно и не слышно, что делается в тоннеле. Внутри горел неяркий свет, изредка по пятну света перед входом мелькали смутные тени. Железная дверь склада должна была задержать протасовцев на какое-то время, вопрос — на какое?
— Поступаем классически, по учебнику: кидаем гранату и следом сами, поливая очередями, — вполголоса предложил Цыган. Сазан свободной рукой степенно огладил усы, давая себе время на размышление.
— Можно, — сказал он. — Авось пронесет и рикошетом не зацепит…
Несмотря на совершенно хохляцкий вид — ему не хватало только бескрайних шаровар да вышитой белой сорочки, чтобы выглядеть казаком с картины Репина, — Сазан говорил по-русски чисто, без акцента, разве что слишком гладко, певуче. Даже ругался он как-то напевно.
— У меня одна. — Цыган порылся в сумке на боку и вытащил «фенюшу».
Сазан без долгих разговоров полез в карманы, и на свет божий появились одна за другой три «лимонки». Он скромно продемонстрировал свое «богатство» в льющемся из тоннеля свете, падающем в дверь будки.
— Запас не тянет, — резюмировал Цыган. Долговец улыбнулся, раздвигая губами свисающие усы, протянул одну гранату Рамиру.
— По счету «три», — кивнул Цыган, беря «лимонку».
Размахнувшись, швырнули в тоннель по гранате и залегли, прикрыв головы. Выждав, когда взрывная волна уляжется, вскочили и побежали вперед, поднимая оружие.
И тут что-то будто в грудь толкнуло, в голове зашумело, тело пробрала дрожь. Цыган остановился, выбросив руку, схватил Сазана за плечо, крича и не слыша себя:
— Стоять!
Но украинец уже и сам врос в землю, качнулся вперед, назад, вбок, компенсируя внезапную остановку, и замер, от напряжения приоткрыв рот.
— Чую, чую… — пробормотал он. — Сталкерское чутье не обманывает…
Словно какая-то невидимая линия пролегла перед ними. Сталкеры застыли в пятне света между рельсами первой ветки, не добежав двух метров до входа в тоннель. Дым рассеивался, они уже видели сквозь него фигуры в шлемах. Двое протасовцев были ранены взрывом, один упал, держась за развороченный живот, второй ковылял по канавке между путями, подволакивая ногу, за ним тянулся багровый след. Четверых раскидало, они упали кто где стоял и теперь вставали, поднимая белые «скары». Еще один сидел на корточках у ворот, спиной к выходу. Воздух будто загустел, время тянулось и тянулось, секунды превратились в минуты, Цыгану даже казалось, что он видят тягучие волны света, кругами расходящиеся от висящего на стене прожектора.
И затем из окошка в бронированных воротах вылетела белая звездочка, описала дугу и упала под ноги военсталам. Цыган хорошо запомнил эту сцену, она долго преследовала его в кошмарах.
Сборка сработала раньше, чем коснулась гравия между шпалами. Ослепительная вспышка разорвала тусклый электрический свет, как будто тот был темнотой, и заледенела. Лучи превратились в сосульки, пронзив пространство и тела всех, кто находился рядом. В тоннеле вырос огромный снежный цветок с лепестками-иглами. Одно ледяное жало выскочило наружу, остановившись в сантиметре от лица Рамира. Он натужно сглотнул, боясь пошевелиться.
Двоих протасовцев пронзило насквозь; одного пришпилило к стене, другой застыл в воздухе, разбросав руки, нанизанный на сверкающий шип; белый иней расползался от сосульки, быстро покрывая мертвые тела. Глаза у обоих были широко раскрыты и полны невообразимого удивления.
Еще двоих только задело: одному проткнуло ногу, пригвоздило к бетонному полу, другому сосулька вонзилась в плечо и приподняла. Военстал, крича, обеими руками обхватил ледяной шип, пытаясь сломать его. Наконец ему это удалось. С громким хрустом острие лопнуло, но кончик остался в теле солдата. Протасовец задергал обломок, стараясь извлечь его.
Первый молчал, и глаза его распахивались все шире. К нему подбежал уцелевший военстал, хотел взяться за ледяной шип, чтобы освободить пригвожденную ступню. Раненый оттолкнул приятеля, не отрывая взгляда от ноги, как завороженный наблюдая за тем, что с ней происходило. Лицо его побледнело, глаза лихорадочно блестели, но движения стали вялыми. От сосульки расползался иней, однако он не просто покрывал конечность — нога превращалась в такую же ослепительную ледышку.
Уцелевший военстал резко ударил прикладом по замерзающему колену пригвожденного. Тот заорал нечеловеческим голосом. Нога треснула — и отломилась. Протасовец запрыгал на другой ноге, не переставая вопить. На полу осталась стоять ледяная голень.
Рана не кровоточила — ее покрывал иней. И он продолжал ползти вверх, охватывая бедро. А сосулька и льдина в форме голени уже таяли, испарялись.
— «Ледяное сердце», — пробормотал ошарашенный Рамир, обнаружив, что крепко сжимает в руке крестик. Он разжал ладонь и увидел на ней кровь — с такой силой впились в кожу ногти.
Испарялся весь ледяной цветок, и что самое страшное и непонятное — с ним испарялись тела пронзенных военсталов. Оставшийся без ноги боец ревел, прыгая. Вот он споткнулся о рельс и повалился на спину, обрубок подкинуло вверх, и протасовец увидел его. Другой военстал хотел отстрелить ему замерзшее бедро и уже направил на напарника ствол, но тоже увидел, что происходит с обрубком, и согнулся пополам, его вырвало. Замерзшее бедро испарялось, исходящая белесым дымком кромка быстро исчезающей плоти приближалась к границе обледеневшей ноги, к живому мясу. Что случится, когда исчезнет все покрытое инеем — он будет испаряться заживо, подчиняясь неведомым аномальным законам, или мистический процесс остановится?
