Елена Звездная - Академия Проклятий книга 4
— Из лесных, — дроу пристально разглядывал девочку, — хорошая работа, мастер Ойоко, даже ушки остренькие подметили, и коготочки на пальчиках.
Мастер нахмурился, я же стремительно нагнулась, и присмотрелась к статуэтке — ушки действительно были остренькими, вот только не наверху, как у большинства лесных принято, а к низу. Похоже, папочка этой девочки выходец из Миров Хаоса, а сама малышка…
— Поглощающая жизнь, — Юрао поднялся, вперил суровый взгляд в гнома: — Знали?
— Ннет, — мастер даже заикаться начал. — Оооткуда?! Ликаси с мамой жила, милая девочка очень, тяжело им было, помогал как мог. Ругида против была, уж орала да грозилась, а я ж не мог мимо беды пройти, деньгами помогал, сколько мог, а потом…
— Госпожа Ойоко все узнала! — не нравилось мне мрачное выражение лица дроу.
— Так, от нее скроешь! Узнала, сам не ведаю как, но узнала. Я после работы к Ликаси зашел как раз, знаете шел через кондитерскую Мелоуина и не удержался, набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их. И только пришел, Ликаси ко мне бабочкой припорхнула, обняла крепко так, знаете маленькая, а ручонки сильные такие, и тут дверь распахивается и на пороге Ругида с братцем…
Юрао вскинул руку и азартно так:
— А подождите-ка, подождите, у меня вопрос — а старший брат госпожи Ойоко в добром ли здравии?
— Помер он. В тот же год, как и Ругида к Бездне отправился, болезнь у них наследственная случилась…
И тут меня как громом поразило! Поглощающие жизнь — нечисть высшего уровня!
— Сообразила? — обернувшись ко мне в полоборота, спросил Юрао.
— Могу предположить: Если госпожа Ойоко портрету соответствует, то обнаружив господина Ойоко в чужом доме, могла поднять скандал из ревности.
— При чем тут ревность, Дэй, по мнению гномов разбазаривание имущества самое страшное преступление, которое только может совершить гном в отношении своей семьи. Ты вообще хоть раз видела гнома, подающего бедняку?
— Ннет.
— То-то и оно, — Юрао повернулся к Ойоко. — Вы, многоуважаемый мастер, вероятно и сами не осознали, что произошло. Малышка ваша, — он указал на статуэтку, — нечисть, причем нечисть крайне зубастая, скажу я вам. В свое время рассказывали нам, как один отряд этих клыкастеньких выпивал целые поселки за ночь. И жизни они поглощали сотнями. Не оставляя следов, не трогая тела жертв — просто выпивали. Жутко, да? Так станет еще более жутко — малышка вас явно любила, раз в руки давалась. Эти твари они в руки никому не даются, так что как вам это удалось, я даже предположить не берусь. Малышка вас явно за своего признавала. Но что дальше происходит — врывается разъяренная госпожа Ойоко, зрит следы вашего расточительства и вполне обоснованно приходит в ярость. Орала она на вас, полагаю, знатно, а может и пристукнула пару раз, со злости.
И почтенный гном побледнел, затем хрипло произнес:
— Она Ликаси ударить хотела, я не дал… Мне досталось кнутом по лицу.
Я переводила взгляд с гнома на дроу и все никак не могла понять, что мне в этой истории не нравится. Точнее очень напрягает, и когда взгляд остановился на статуэтке, я вдруг поняла, что именно меня тревожит — личико девочки имело сходство с той самой гномихой, что являлась домработницей у мастера-стекольщика! А еще мастер Ойоко сказал 'набрал пирожных с каррисой, маленькая так любит их'. Любит! В настоящем времени.
— Юрррао, — испуганно позвала я его, пытаясь привлечь внимание.
Но офицер Найтес встал на путь истины, и его было не остановить.
— Вас, многоуважаемый мастер Ойоко, ударили на глазах нечисти высшего порядка, на глазах той, что на кровном уровне воспринимала вас как своего. И знаете, что я скажу — на утро в спальне вашей жены было разбито окно, так?
Медленно сереющий гном потрясенно прошептал:
— Да… но ничего не было украдено и…
— Жизнь была украдена, мастер Ойоко, жизнь Ругиды. Ее попросту выпили, от ярости. А кто выпил, знаете? Ну, я полагаю, догадаетесь и сами. Более чем уверен, что спустя пару ночей стекло было разбито и в спальне старшего Ойоко, не так ли?! А вскоре он, как и госпожа Ойоко, начал болеть… Выпитые поглощающими жизнь сразу не умирают, знаете ли, уважаемый. Они начинают болеть, долго и беспросветно, потому как теряют всяческие жизненные силы.
Гном пошатнулся, и теперь смотрел на Юрао огромными, почти круглыми глазами, а я… я вдруг уловила движение в темном углу лестницы.
Ничего не замечающий офицер Найтес продолжил:
— Госпожа Ойоко жизненных сил имела много, упрямая и жадная до жизни женщина, и вероятно сопротивлялась до последнего. И у нее был бы шанс, если бы ее выпили не во сне, а так… Разбитое окно, мастер Ойоко, это приговор. Это значит что пили в непосредственной близости. После такого не выживают, если только не найти достаточно сильного мага. Но для этого надо знать, от чего повалились многочисленные болезни, а про поглощающих никто и не подумал, да?! Действительно, откуда ж им взяться, если стражи строго следят за всеми прибывающими на территорию империи.
Вновь пошатнувшись, мастер-стекольщик, осознавший, что в действительности произошло, медленно опустился на ступеньку, и обхватил голову руками.
И тут прозвучало полное сожаления:
— Папа, я не хотела…
Дальнейшие действия Юрао были неожиданными — стремительно выхватив меч, он прижал меня к стене, прикрыв собой, и приказал:
— На свет, живо!
Но то, что скрывалось в темном углу, словно не услышав его слов, вновь повторило:
— Папа, я… она обижала тебя, она…
Гном вскинул голову, полными слез глазами глядя на ту, что, наверное, тоже считал дочерью. Юрао момент ничуть не смущал и он повторно приказал:
— Выйдите на свет. Первое предупреждение.
Второго у Ночной Стражи нет, это все знают. У Дневной три предупреждения, у Ночной только одно, и я понимала, что следующим действием Юрао станет магический удар по темному углу. А против Ночного Стража у любой нечисти нет ни шанса. Заклинатели повоевать еще могут, маги, сильные, так же, а у нечисти шансов нет.
— Не надо! — мастер Ойоко поднялся, встал перед дроу, закрывая от него тот самый угол. — Не надо, прошу вас.
И обстоятельное от офицера Найтеса:
— Мастер Ойоко, видимо вы не осознаете случившееся. Так я вам объясню: Девочке сколько? Восемь? Вряд ли больше, на статуэтках ей около пяти-шести, потому как в этом возрасте они еще плохо скрывают свою личность. Хотя, учитывая, что вам она доверяла, вполне может быть, что и семь, а значит сейчас ей…
— Мне девять, — произнес хриплый, совсем не детский голос.
— Девять! — меч тут же был возвращен обратно в ножны и на ладони Юрао заискрился сгусток чего-то темного и сверкающего. — В девять, мастер Ойоко, поглощающие жизнь уже способны питаться на расстоянии, понимаете, о чем я?!
И тот же хриплый, полный ярости голос:
— Я не питаюсь!
— Бездоказательное заявление, — я чувствовала, как напряжен Юрао. — Госпожа, предупреждение уже было.
Мастер Ойоко, не выдержал:
— Я разрываю контракт, ваши услуги больше не требуются, и я требую, чтобы вы покинули мой дом немедленно!
На это офицер Найтес сухо ответил:
— Дело касается общественной безопасности, мастер Ойоко, естественно я не оставлю подрастающую пожирающую жизни в вашем доме, да и вообще в Ардаме. Пожирающие запрещены законом, мастер Ойоко. Они запрещены законом даже в нашей лояльной империи, где у вампиров и тех есть свои права, нечисть в основной массе является добропорядочными гражданами, а неживые не убиваются если не представляют угрозу для жизни и переселены за черту населенных территорий.
Бледный гном оглянулся на темный угол и уверенно произнес:
— Ликаси никому не причиняет вреда!
Обернувшись ко мне, Юрао тихо приказал:
— Мчишься на улицу, оттуда в контору, не останавливаешься и не оглядываешься, поняла?
Я поняла, я все поняла, но:
— Других вариантов нет?
Дроу смерил меня возмущенным взглядом.
— Юр, неужели все настолько… плохо?
— Как путь к Бездне, — заверил меня партнер.
А я все же не могла понять, потому что:
— У нее мама — гном, она к мастеру Ойоко как к отцу относится, и это 'Папа, я не хотела', столько сожаления, Юрао.
На это мне рыкнули:
— Дэй, испарись!
Иногда самые страшные страницы в жизни приходится открывать в самое, казалось бы, неподходящее время, я и открыла:
— К сожалению, я в чем-то ее понимаю, потому что… мне тоже сожалеть приходится, и сильно.
Золотые глаза незабываемо округлились, после чего у меня ненавязчиво поинтересовались:
— Ничего мне рассказать не хочешь, нет?
— Здесь? — изумилась я.
— Твоя правда, — дроу задумчиво посмотрел на темный угол, но решимости убивать во взгляде больше не было. Потом прозвучало недовольное: — Вы выходить собираетесь?
