Дмитрий Казаков - Идеальное отражение
— В чём дело? — спросил Синдбад.
— Так, ерунда, — просипел я, заставляя себя вспомнить, чем мы тут вообще занимаемся. — Не обращайте внимания. В общем — я уже сказал, я ухожу, один или с тобой, но не с ним.
И я указал на лежавшего Иеровоама.
— Бог всё видит, — многозначительно изрёк бывший Колючий, и на этот раз мне захотелось ударить мальчишку.
Они, значит, умники добродетельные, а я злобный грешник?
Возможно, так оно и есть, но только я со своими делами сам разберусь!
— Ну что же, ты решил, язви тебя джинн, — протянул Синдбад. — Иди своим путём, а мы отправимся своим.
И что самое странное — мне в этот момент стало неприятно, как-то мерзко на душе, словно предстояло расставание не со случайным знакомым, а с настоящим другом, с которым много пережито и пройдено. Хотя все мои друзья остались там, в январе пятьдесят второго, и если кто из них выжил, то сейчас, скорее всего, мотает срок где-нибудь в тюряге для особо опасных.
— Только не вооружай его, пока я не уйду, — попросил я.
— Боишься? — Синдбад вновь усмехнулся, но на этот раз — безо всякого веселья, скорее грустно.
— Аж по ногам течёт, — отозвался я и поднялся, чтобы глянуть в сторону тамбура и оценить обстановку.
С момента пульсации прошло достаточно времени, так что вихрь вращался как обычно — неспешно, без дёрганий из стороны в сторону, молний и вспышек. Выброшенные в новую для себя локацию чугунки вроде бы расползлись, по крайней мере, мои импланты ничего крупного и опасного не показали.
— Ладно, вы как хотите, а я пошёл. — Я вскинул на плечи рюкзак. — Может, свидимся. Удачи.
Синдбад кивнул, праведник Иеровоам пробормотал что-то, одинаково похожее как на проклятие, так и на благословение, и я зашагал на юго-восток, в сторону АЭС и входа в гипертоннель.
Развалины Припяти, обычно кишащие всякой механической дрянью, сейчас выглядели мёртвыми. Для всех порождений Пятизонья пульсация — мощный шок, и они от него несколько часов оправляются. Особенно достаётся тем тварям, что были затянуты в тамбур и, возможно, побывали в том самом мифическом Узле.
Я на всякий случай обошёл одиноко стоявшего бронезавра, неподвижного, словно мёртвого. От группы колёсных ботов предпочёл укрыться — эти твари любят собираться большой толпой.
Миновал одну за другой три свеженькие ловушки, «Магнит», «Дурман» и «Мухобойку», но о том, чтобы выдать их координаты в М-сеть, и не подумал. По сталкерской традиции о найденных после пульсации новых аномалиях следовало известить всех, но сейчас мне было не до того, чтобы раскрывать собственное местонахождение.
Пусть Циклоп и Антипа думают, что я прошёл тамбур давно или вовсе сгинул в катаклизме.
В окрестностях входа в гипертоннель оказалось вообще на редкость чисто — ни чугунков, ни «кукушки» где-нибудь в развалинах, ни признаков засады на неразумного Лиса. Я ещё раз «огляделся», используя все до единого следящие импланты, активировал маркер и шагнул в серое марево.
Глава 7
Бывшая столица
9 февраля
Кратер вокруг Курчатника за те сутки, что я тут не был, почти не изменился.
Да и вряд ли ему сможет повредить даже самая сильная пульсация — разве что добавит или прибавит ловушек, перетасует развалины, передвинет горы обломков или воздвигнет новые.
Самое главное, что в этот раз тут оказалось спокойно.
— Очень неплохо, — сказал я, оклемавшись и определив, что в той точке пространства, куда меня выкинуло, царит тишина, и никто не спешит ко мне с воплем: «Вот он, сволочь!».
Подобное развитие событий меня более чем устраивало.
Теперь надо выбраться с этого оживлённого, по меркам Пятизонья, места и двинуть на северо-запад, в сторону Тушинского лагеря сталкеров, где видели «меня», то есть дубля. Не исключено, что и там уже пускают слюну люди, обиженные моим нехорошим двойником, но другого пути, чтобы настигнуть его и ликвидировать, просто не существует.
Разве что засесть около тамбура и ждать, пока дубль не придёт сам.
Для начала можно забраться на крышу уцелевшего во всех передрягах института имени Курчатова, чтобы окинуть взглядом окрестности. Корпуса научного центра не только сохранились, а ещё и обрели неимоверную прочность, так что внутрь не удалось проникнуть никому. Ни с чем ушли даже военные, присылавшие с этой целью настоящую экспедицию.
Зато крыша использовалась сталкерами как наблюдательный пункт, и сейчас там, похоже, никого не было.
— Как-то утром, на рассвете, заглянул в соседний сад, — загундосил я, шагая вниз по склону кратера. — Там смуглянка-молдаванка собирает виноград. Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг…
Чего мне захотелось, так и осталось невыясненным, поскольку вдруг обнаружилось, что я больше не один. Стремительная тень возникла на крыше Курчатника и сиганула по пожарной лестнице вниз — я только глаза выпучил!
— Вот лахудра! — гаркнул я, вскидывая «Шторм» и пытаясь поймать в прицел летящего к земле человека.
Это оказалось довольно сложно, и не в последнюю очередь потому, что импланты, помогающие обычно навести оружие на цель, в этот раз повели себя странно. Для них спускающийся с крыши человек представился не обычной «меткой», а каким-то странным смазанным пятном, и что самое чудное — датчик биологических объектов не смог определить, живое передо мной существо или нет.
Как говорят в народе — «опять глюки»!
Нажать спусковой сенсор я так и не успел, а человек приземлился, мягко, точно огромный кот, и развернулся в мою сторону. Вздрогнул от неожиданности, и в руке у него оказался громадный револьвер, такой древний, словно его упёрли из оружейного музея.
Так мы и замерли друг напротив друга, как герой и злодей в древнем и плоском, времён до интерактивов, фильме.
— Ну, и что? — спросил человек.
— А ничего! — ответил я, пытаясь определить, с кем меня свела судьба. — Ты кто такой?
Одет этот тип был странно — никакого боевого костюма, серый лётный комбинезон со вшитыми наколенниками и налокотниками, на голове не шлем, а бандана, на руках — перчатки, каких я до сих пор не видел, а на ногах вместо ботинок — лёгкие кроссовки скалолазного типа.
И ещё что-то было не так с одним из его глаз, как-то он странно поблескивал во мраке.
— Ну и утречко! — патетически возгласил человек, и не подумав опустить револьвер. — Судя по твоему вопросу, ты не один из тех придурков, что гоняются за моей скромной персоной?
— Нужен ты мне, — хмыкнул я. — Мне и без тебя есть за кем погоняться.
— Да? Тогда отведи ствол, а то я нервничаю, когда в меня целятся. Могу непроизвольно нажать на спуск, — сообщил щёголь в бандане. — И я тоже спрячу пушку. На раз-два-три…
Я не стал реагировать на эту дурацкую считалочку, просто повернул «Шторм» так, чтобы он глядел в стену Курчатника. Человек заухмылялся и спрятал раритетную громадину в кобуру, причём настолько быстро, что я едва разглядел движение.
Импланты по-прежнему продолжали сбоить, а датчик биологических объектов лежал в глубоком нокауте.
— Раз ты и вправду не жаждешь моего комиссарского тела, — сказал щёголь, — то позволь представиться. Хомяков Геннадий Валерьевич, куда чаще называемый Алмазным Мангустом.
Только в этот момент я сообразил, что именно не так с его обветренным, покрытым шрамами лицом — в одной из глазниц сидел настоящий алмаз размером примерно с глазное яблоко! Ничего себе, судьба и вправду свела меня с одной из легенд Пятизонья, причём легендой живой, действующей, мотающейся по локациям и порой даже появляющейся на Обочине.
Мерлина, Механика или профессора Сливко там застать куда сложнее.
— Ого, — сказал я. — У неё глаза — два брильянта в три карата…
— Какие три карата? — Алмазный Мангуст посмотрел на меня презрительно. — Пятьсот, и ни каратом меньше.
— Это слова из старой глупой песни, — объяснил я. — И чего ж ты, брат Мангуст, под ноги не смотришь? Свалился на меня с крыши, напугал до мокрых штанов, так что я едва не начал палить.
— Не думал, что так скоро после пульсации возле тамбура кто-то окажется. — Он развёл руками. — Мне самому нужно срочно покинуть эту локацию, поскольку некие придурки решили, что пора бы отделить мою собственно человеческую часть от инородной…
Об Алмазном Мангусте, бывшем лейтенанте-вертолётчике, ходили дикие слухи — что он якобы провёл в Узле полгода, что его на самом деле изготовили военные, и он от них сбежал, что он Избранный и только ждёт нужного времени, дабы уничтожить Пятизонье…
Достоверные факты укладывались в несколько строк: Геннадий Хомяков был не по-человечески быстр и ловок, мог жить только внутри одного из Барьеров, его прикосновение выводило из строя любую современную технику, на ярком солнце он становился невидимым, а ещё он таскал в собственном теле нанопаразита в виде семи огромных алмазов.
