Александр Шакилов - Ядерные ангелы
Надо найти людей. Я подул на окоченевшие ладони.
Где люди, там теплая еда, теплая одежда и теплое жилье. В Антарктиде ведь есть постоянные научные станции. Станция «Восток», к примеру. Я с детства с подозрением отношусь ко всякого рода ученым, – все они вивисекторы – но сейчас готов помочь им сделать все, чтобы я не сдох от гипотермии.
Я еще раз внимательно осмотрел местные достопримечательности – снег, лед и небо над головой. Ни одного ученого не заметил. Значит, нет тут таковых, они где-то в другом месте. Выходит, оставаться здесь бессмысленно.
Обнимая себя, точно девственницу, раздумывающую, совершить ли ей акт прелюбодеяния, я двинул прочь. Куда? В самом верном направлении, если не знаешь точного маршрута, – куда-нибудь подальше отсюда. Под ногами похрустывала замерзшая вода. Жаль, что пиджачок не на меху, а модные брюки клеш не на синтепоне. И галстук в горошек не шерстяной с начесом…
Говорят, пар костей не ломит. Даже с очень сильным морозом справиться проще, чем с жарой: можно бегать-прыгать, собирать хворост для костра, можно построить шалаш или небоскреб, кому что больше нравится. А вот с пышущим с небес и из-под ног жаром пустыни бороться невозможно – каждое твое движение вызывает дополнительную потерю влаги. Ты, существо, состоящее на восемьдесят процентов из воды, тупо усыхаешь с каждым выдохом. Единственный вариант – лечь под навес из парашютного нейлона и ждать «вертушку»… Примерно так я себя успокаивал, дрожа от лютого холода. Нечего тут было жечь. И не то что небоскреб, – сельский сортир не построишь по той же причине: нет досок, бревен, веточек и прочего строительного материала. Только лед вокруг со снегом – и ничего больше.
Мне бы сейчас ТЗК, он же теплозащитный костюм: комбез на синтетическом утеплителе с рукавицами, шапка, сапоги-бахилы, меховые унтята… И не помешал бы НАЗ, он же носимый аварийный запас, который выдается членам экипажей «вертушек». Только вот незадача – я не член. Но помечтать-то можно? Вода, сублимированная жратва, сухое горючее, проволочные пилы, иголки с нитками, рыболовные снасти, ветроустойчивые спички, аптечка… А еще – мачете, компас, фонарь и всякая сигнальная хрень для привлечения внимания… Нет, пожалуй, хрень мне не нужна, не хочу я наводить на себя ликвидатора, этого малолетнего убийцу-путника. А вот радиостанция пригодилась бы…
Чтобы хоть немного согреться, я принялся выплясывать, напевая:
Танцювала риба з раком, риба з раком,
А петрушка з пастернаком, з пастернаком,
А цибуля з часником, а дівчина з козаком![19]
Пожалуй, не стоило этого делать. И вовсе не потому, что с хореографией у меня давняя взаимная неприязнь – на школьных дискотеках я стеснялся веселить одноклассниц угловатым дрыганьем. Да, мне медведь на ухо наступил, ну и что? В переносном смысле наступил.
Но вот-вот наступит и в прямом.
Ведь мои вокальные данные заинтересовали одного косолапого. В холке он был примерно с меня ростом, только вот я на своих двоих стою, а он на четырех лапах, а если вертикально поднимется, то вдвое выше будет.
Медведь шумно втянул воздух, глядя на меня своими маленькими глазками. Не нравилось ему, что потенциальная еда пропахла дымом.
Я непроизвольно засмотрелся на его густой мех – мне бы такую шубку! Она ведь не только греет, но и маскирует зверя отлично. Несомненно, я нужен путникам, раз меня не уничтожили, но отправили в Тюрьму. Пацан-ликвидатор не оставит Максимку Краевого в покое. Я уже беспокоюсь за него, что-то он задерживается. При его-то особых талантах давно должен был меня отыскать. Эдак я до смерти раньше замерзну.
Ну, или накормлю собой медведя.
Из-за холода мысли стали ленивыми, сонными. При гипотермии потребность организма в кислороде сокращается, кровь едва циркулирует, мозг получает ее все меньше…
Недовольно фыркнув, косолапый альбинос двинул ко мне. Шел он неспешно, будто делал мне одолжение уже тем, что заинтересовался моей провонявшей дымом плотью.
И зачем я нужен этому величественному хищнику? Пусть лучше на тюленей охотится, они вкуснее.
– Вот тебе! – Я показал медведю покрасневший средний палец – вторая стадия обморожения – и, повернувшись спиной, сначала медленно пошел, а потом побежал от него.
Надеялся ли я оставить косолапого далеко позади? Нет. Но не мог же я, легендарный Макс Край, позволить огромному белому медведю просто так, не приложив усилий, обглодать мои замороженные окорочка?
Впереди блеснуло голубым. Открытая вода. Широкая щель во льду, вправо-влево тянется так далеко, что конца ей не видно. Я остановился. Назад отступать – все равно что добровольно сунуть голову мишке в пасть. Тот, кстати, не особо напрягался, чтобы меня догнать. Знал, что деваться мне некуда.
Зарычав, он встал на задние лапы, продемонстрировав себя во всей своей красе.
– Отлично выглядишь, дружище. Но я тебе не по зубам.
Чуть присев, я оттолкнулся от кромки «берега». Чтобы добраться до воды, мне надо было пролететь метров десять – таким толстым был тут лед. Приводнение было шумным и, я бы сказал, ошеломляющим. Мое сердце едва не остановилось: вода была очень холодной, и я в нее окунулся с головой.
Сколько человек сможет прожить в такой среде? Минуту-две? И вроде на воздухе не припекает, а тут выше нуля, греться можно, а вот не получается…
Начался обратный отсчет моей жизни.
Но все, что мне осталось, – мое. Я сам решаю, когда и как умереть.
Мне никогда еще не доводилось нырять в столь экстремальных условиях. Все бывает в жизни впервые. Даже смерть. Я открыл глаза под водой.
Лучше бы я этого не делал.
Тогда не увидел бы, что ко мне сквозь океанскую толщу устремился чудовищный левиафан с приметным черным – полутораметровым – плавником на спине и овальными грудными ластами. Точно такой же плавник я как-то видел по ящику в передаче про косаток. Не хватало только кита-убийцы в последние мгновения моего скорбного бытия! Изо всех сил заработав руками и ногами, я метнулся к поверхности. Ну что это такое, а?! Уже утонуть спокойно нельзя!
Хлопая руками и ногами по воде, подымая фонтаны брызг, я поплыл к ледяной стене. Наверх мне не забраться, да и ждет меня там медведь, но я все же…
Большая белая туша взвилась в воздух, на миг заслонив собой бледное антарктическое солнце.
Прыгнув в воду с высоты, я надеялся, что гризли-блондин за мной не последует, что инстинкты запретят ему рисковать ради дурно пахнущего куска человечины. Увы, мои надежды не оправдались.
Раздался плеск. Меня накрыло волной. Чертов медведь не желал делиться своей добычей с килькой-переростком. Его оскаленная пасть – можно все клыки пересчитать – возникла в метре от меня.
Хватанув ртом воздух, я нырнул с открытыми глазами – и тут же увидел перед собой черно-белое тело длиной метров десять и весом в несколько тонн. Черные у косатки спина и бока, а белые – горло и брюхо, и еще над каждым глазом по белому пятну. Вообще-то спец из передачи, увиденной мной по «National Geographic», уверял, что косатки жрут дельфинов и акул, ластоногих всяких и китов-кашалотов. Ага, конечно. Уверен – конкретно мне повстречавшаяся тварь не побрезгует Максимкой Краевым, ведь ей в сутки надо слопать полтора центнера мяса, а я как раз на половину ее рациона затяну.
Жуткая пасть раскрылась.
Миг – и острые зубы перекусят меня пополам.
Если бы под водой можно было кричать от страха, я бы закричал.
К счастью мне не пришлось открывать рот, вода не хлынула мне в глотку. Потому что жидкий лед передо мной и меня окружавший превратился вдруг в подсоленный коктейль из крови и кусков мяса – косатку разорвало буквально в клочья, будто она накануне проглотила десяток кэгэ тротила, который наконец-то детонировал. Столько лет живу, в разных передрягах бывал, но такого еще не видел. Гибель косатки так впечатлила медведя, что он активно погреб прочь от меня, загрязняя воду продуктами своего испуга.
И впору было обрадоваться, – я все-таки утону, а не буду сожран заживо – но из «коктейля» ко мне что-то метнулось, что-то очень быстрое. Я дернулся в сторону и, закрыв глаза, отвернулся, впервые в жизни испугавшись встретить опасность лицом к лицу. Меня схватили, я заорал, забыв, что вокруг ледяная вода, что нельзя открывать рот, и внутрь меня хлынуло, заполнило меня, вмиг потяжелевшего, и тут я увидел перед собой…
Знакомое лицо.
Очень знакомое.
Такое знакомое, что я сразу понял, что душа моя отлетела-таки в мир иной. А «коктейль» – это не остатки левиафана, а то, что мною было только что. Косатка все-таки меня растерзала, и вот теперь моя ментальная суть – или попросту душа – видела случившееся как бы со стороны, если душа вообще способна видеть, глаз-то у нее нет.
Значит, загробная жизнь существует.
Я не знал, радоваться этому или нет. Уж больно много на мне тяжкого разного, что не даст воспарить к небесам. И все же меня потащило наверх, к свету…
