Макс Острогин - БОГ КАЛИБРА 58
Блуждали долго. Некоторое время я пытался запомнить дорогу, считал повороты, но скоро сбился и старался следить лишь за солнцем, я даже не понял, что мы пришли.
Здание походило на… Да ни на что не походило. Все дома, и здесь и у нас, они все похожи, ну вот как гильзы. Одни потолще, другие повыше и подлиннее, стекла почти везде выбиты. Гомер говорил, что раньше все дома строились разными, и по форме, и по цвету, но время все подровняло. И теперь все дома одинаковые, ободранные, как кролики.
Мы пролезли в узкую щель в стене, поднялись на третий уровень. Коридор, жилища, ничего необычного. Откуда-то Алиса достала ключ, открыла железную дверь.
Жилище. Наверное, они так и должны были выглядеть. Раньше. Коврик, стульчик, кровать. Другая мебель сохранилась. Стулья и даже штука, в которой можно было сидеть развалясь и при этом покачиваться, – кресло с круглыми ножками. Алиса тут же уселась в это кресло и принялась покачиваться. Оружие и рюкзак с поясом сбросила в угол, взяла на руки игрушечную резиновую тварь, похожую на вставшую на дыбы ящерицу и на кенгу одновременно, стала ее жулькать, тварь верещала.
В другом углу я обнаружил такой же покачиватель.
– Садись, – разрешила Алиса. – Чего уж…
Я сел и оттолкнулся. Кресло принялось медленно двигаться, совсем как живое.
Алиса поглаживала резиновое чудовище, я продолжал разглядывать помещение. Больше всего в комнате было игрушек. Разных, по виду некоторых даже сказать было сложно, что это игрушки. Например, машинки. Маленькие, но совершенно как настоящие. Лучше. Блестящие, с колесами и со стеклами, настоящих сейчас таких и не встретишь, а эти сохранились. Или самолеты. Все белые, с широкими и длинными крыльями. Когда-то они по небу летали, а теперь вот к потолку подвешены, поворачиваются медленно в воздухе. Корабли. Танки. Другие машины на гусеницах, с ковшами, чтобы не ломать, чтобы строить.
Зверушки разные, их больше всего. Мишки, собачки, котеночки. Рыбы синие, было две большие рыбы, с острым клювом и плоским плавником. Редкие животные, слоны, я таких и не видал даже вживую. Волк один. Не волкер, а обычный вполне волк, серого цвета. Улыбается, и глаза такие веселые.
И погани никакой. Только настоящие живые животные. То есть неживые уже почти, они мало где сейчас сохранились, те же кошки, в дикой природе их уже почти и нет.
– Зачем так много игрушек? – спросил я.
– Не знаю, – зевнула Алиса. – В последнее время я их почему-то собираю… Тебе не нравятся игрушки?
Я пожал плечами. Я игрушками не играл, точно помню. Настоящими. У меня была гремелка, сделанная из просверленных гильз, и я ею гремел. У меня была свистелка, выточенная из стреляной гильзы, и я в нее свистел. Вот и все игрушки.
В голову мне вдруг пришла мысль интересная. Что вот это, наверное, правильно все. Надо сохранять и собирать. Сохранять – чтобы потом, когда все это закончится, люди посмотрели и поучились, как правильно надо жить. Спать в койке, есть за столом и при встрече не стрелять, а спрашивать: как живешь? Собирать тоже надо. Вот игрушки. Их же не осталось почти, никто внимания не обращал, жизнь спасали. А их, наверное, вот так собирать надо. Игрушки, посуду, инструменты.
– Я люблю игрушки, – Алиса прижалась к резиновой ящерице. – А ты чего любишь?
Я растерялся. Чего я люблю… Карабин, наверное. Но это не то, конечно. Надо что-то большее любить.
– А, забыла, – зевнула Алиса. – Ты же рыбец. Ты рыбу любишь. И кот твой рыбу любит, вы все там рыбу любите. Сидите, рыбу жуете и жуете, а потом зубы у вас у всех выпадают. А еще невесту ему подавай…
Я терпеливо промолчал.
– Я тебя научу, что надо любить, – Алиса вытряхнулась из раскачивалки, подошла к стене. – Смотри.
На стене висело что-то большое, два на два метра, занавешенное зеленой тряпкой. Алиса дернула за веревку, тряпка отъехала.
– Это что нарисовано? – спросил я.
У нас был один парень, Трофим…
Но это, конечно, выглядело в сто раз лучше.
Город. Нарисовано как бы сверху, с высоты. Дома. Высокие, блестящие, наполненные воздухом и высотой. Маленькие дома, старинные вроде как, с красными крышами и колоннами. Башни легкие и прекрасные, висячие сады. Мосты над реками, зелень, разливающаяся по берегам, облака – таких красивых я и не видел никогда. Толстые, надутые белизной. Простор, воздух, по улицам люди нарядные бродят, разноцветные, без оружия, без ком- безов. Звери какие-то, в рост человека, с косами длинными. Лошади, кажется. Свободно, легко, хорошо.
Жить хочется.
Не то что у нас. Нет, хотя у нас тоже жить хочется, но лучше бы жить там, а не здесь.
– Ну как? – спросила Алиса.
Я кивнул.
– Ничего ты не понимаешь, Калич. Это конец. Жизнь была такой, а стала такой. Я вообще собирала… Собираю. Ну, как все раньше выглядело. Сейчас ведь не мир, даже не отражение… Пепел. Человек опустился на колени, он ждет последнего удара…
– Не будет такого, – сказал я.
– С чего это?
– С того. Четыре ангела вострубили, и после этого должно случиться…
– Жрать охота, – довольно нагло перебила Алиса. – Сиди тут, ангел чумазый…
Алиса сходила на кухню и притащила еду. Какие-то палочки, упакованные в красные целлофановые обертки. Воду в бутылках.
Палочки были очень сухие, Алиса показала, как их есть – ломать плоскогубцами, затем замачивать в чашках с водой. Я наломал почти полную чашку, палочки скоро разбухли, и их стало можно жевать.
Они оказались вкусными. Сладкими, чуть вязкими, резиновыми и очень сытными – наверное, оттого, что продолжали разбухать внутри. И вода после них оставалась вкусная, тоже сладкая.
– Раньше все так ели, – сказала Алиса. – Все. Это называлось ириска. А еще были бананы, их прямо из Африки присылали. Знаешь, раньше много чего…
– На мед похоже, – сказал я. – Его жарить можно, а потом сушить, получается похоже. Вкусно. Ты здесь живешь?
– Нет. Я же тебе говорила, я в убежище живу, под землей, туда мы идем. Это так, перевалочный пункт. У нас несколько таких, но это лично мой, я сама его завела, никто не знает. Нам отдохнуть надо. Выспаться нормально. Завтра с утра дальше пойдем. Сейчас принесу спальники.
Алиса вышла. Я открыл шкаф. Там тоже оказались игрушки. Мягкие. Уложены плотно, не уложены – забиты, впихивали их сюда, запинывали, наверное, если открыть дверь, то они тут по колено все заполнят. Странное качество – Алиса игрушки любит. Кто в наши дни любит игрушки? Да кто их хотя бы знает? А она вот любит…
Осторожно закрыл шкаф.
Явилась Алиса с двумя полосатыми тюфяками. Внутри сухие листья, ароматные и достаточно мягкие, я думал, Алиса на кровати уляжется, но на кровать Алиса не легла, стала устраиваться возле стены на матрасе.
Я расположился возле другой стены.
Не очень удобно мне было здесь. Спрятаться бы. Я залез в свой спальник, накрылся этим тюфяком. Спать не хотелось. Вернее, хотелось, но не спалось.
И Алиса не спала, дышала слишком тихо. Я решил спросить:
– Те, кого мы сегодня… Бомбисты…
– Бомберы, – негромко поправила Алиса.
– Бомберы. Ты говорила, что они всех убивают…
– Ты же сам видел. Бомберы. Это банда.
– Секта, – теперь уже я поправил. – Сатанисты. Бандиты – они просто грабят, а сектанты еще Поганому поклоняются. У них же головы припасены…
Алиса махнула рукой. На меня и вообще.
– Может, и секта, кто их знает. Их всегда сто три. Вот мы сегодня шестерых убили, теперь они шестерых захватят и произведут их в бомберы. Их всегда сто три, почему, никто не знает. Они считают, что спасутся только они, Истинно Верующие.
Точно секта, подумал я. Людей к стенам прибивают гвоздями.
– Они спасутся и наследуют мир, – рассказывала Алиса. – А остальные сгинут. И чтобы этот момент приблизить, они ищут бомбу.
– Какую бомбу?
– Сверхбомбу. Ходит слух, что здесь где-то есть база. Секретная, никто даже чуть-чуть не представляет, где эта база. А на ней бомба. Но не простая, а такая, что может все вообще уничтожить.
– Что все?
– Все, – показала руками Алиса. – Город, МКАД, то, что за МКАДом. До вашего Рыбинска долетит. Хотя, может, и не долетит.
Так вот, после взрыва этой бомбы останутся только бомберы. Поэтому они ее и ищут. Бродят туда-сюда, ищут.
– Они что, огнеупорные? Почему это они сами не взорвутся?
Алиса пожала плечами.
– Это они верят, что не взорвутся. А на самом деле взорвутся, конечно. Но они психи, ничего не понимают. Я видела, как в бомберы попадают. Берут они какого-нибудь дурачка, ну вот рыбца вроде тебя. И отваром начинают поить. А от этого самого отвара мозг выгорает. Видел того? С топором? Я ему все кишки вынесла, а он ничего, бежал вперед. Это от травы. А потом им начинает казаться, что они всю жизнь бомбу искали. Это Москва, Калич, Москва…
– Москва… Интересно, а другие такие города остались?
– Мы как-то поймали одного этого бомбера, хотели расспросить, так он язык себе откусил, так кровью и захлебнулся. У них нет ни мозгов, ни вообще… Они не люди почти. Вот сегодня мы убили шестерых, а между прочим…
