Павел Дартс - Крысиная башня
Вот это — другое дело. Взял с стола трехлитровую стеклянную банку с мутной коричневатой жидкостью — смесью печного топлива и бензина, проверил, как держатся несколько примотанных скотчем больших «охотничьих» спичек. Не, не должны потухнуть. Тут и лететь-то… А они, говорят, и под водой горят… Ох ты, опять этот гул в башке… Достал зажигалку; синенький турбо-огонек лизнул крайнюю спичечную головку. Зафырчал, разгораясь. Отложил зажигалку и аккуратно «толкнул» банку от груди вперед-вниз, в БМП.
Ольга, высунувшись, проследила полет дымящей банки — полет закончился на крыше бронированной машины. Отшатнулась, когда там, внизу, с хлопком вспух огненно-дымный клуб, ударивший жаром, казалось, даже сюда, в окно пятого этажа. Взглянула на Сергея — он с поразительно спокойным лицом, примерившись, отправил вниз, туда же, вторую банку, и взялся за автомат.
БМП, охваченная огнем, содрогнулась, выпустив сквозь огонь струю черного выхлопа, дернулась вперед на метр и заглохла. «Ну, где же он?…» — Крыс выцеливал верхние люки, ожидая увидеть водителя, но вдруг крики раздались из непросматриваемой из окна зоны, от самых почти дверей магазина. «Ах ты черт, я ведь задние, десантные люки не вижу!.. Сбежит же!!» — он высунулся по пояс из окна, держа в руках автомат, и пытаясь рассмотреть, что делается между кормой БМП и решетчатыми дверями магазина.
Увидел. Там Петрович, Крот, изо всех сил бил клевцом визжащего человека в камуфляже. Тот катался по асфальту и пытался прикрыть голову, уворачивался, автомат валялся в стороне; Крот сильно, наотмашь бил его по рукам и плечам, по груди и спине блестящим от рытья земли острием клевца, теперь оно уже было черным от крови; и каждый удар исторгал у человека у камуфляже вопль. Он катался по уже залитому кровью заснеженному асфальту и дико кричал, а Крот преследовал его с занесенным оружием и бил, бил. Очередной удар пришелся в голову — и водитель затих, распластавшись на асфальте.
— Петрович… Крот! — позвал Крыс.
Тот, держа клевец в опущенной руке, поднял голову, отыскивая взглядом, кто его зовет. Очки он где-то потерял. Глаза его были полны слез, но он улыбался. Он отомстил за семью и был этим счастлив.
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ЭПИЛОГ
Олег сидел на краю кровати и держал сына за руку. Рука была сухая и горячая.
— Серый… Не холодно? Не, не вставай. Тебе нельзя. Света добавить? Съешь чего? Ты знаешь, что ты почти два дня был без сознания?… Оля сказала, что это от переутомления и сильного душевного волнения. Оно понятно. Ты сделал такое, что трудно себе представить…
— Как все?…
— Нормально. Пока нормально.
— Наши?… Как?
— Все живы.
— Кто это были?
— Совершенно левые. Пасли нас, судя по всему. Как, кто, откуда нас пас — Толян сейчас занимается. Твой пленный — наш «цыган», — раскололся по самую жопу. Нет, это с пропажей Белки не связано. Совпадение. Вернее — не совпадение, а просто пасли — и использовали момент. Мы не ожидали, что на нас так пристально того… со всех сторон всматриваются. Херово у нас контрразведка работает; одно ее извиняет, что ее и не было до этого времени совсем…
— Белка?
— Мы не доехали. Вернулись, получив твой сигнал. Сам понимаешь. Но ты не переживай. Главное мы ведь практически знаем где она, или узнаем — ниточка есть. Ну, не перехватили по дороге — накроем на месте. Тем более можно теперь ожидать, что они двинут свои требования. Это — еще ниточка.
— Думаешь, продавать станут?
— Обязательно. А зачем она им еще иначе? Они тут корячились столько времени, делали пролом… Это я дурак!
— Что ты?…
— Да, понимаешь… Я все об этом думаю. Все себе простить не могу. Понадеялся на то, что входы мы позытыкали, а про стены не подумал. Надо было ставить датчики на объем…
— Ты не виноват.
— Знаю, что не виноват. Все не предусмотришь. Но стараться надо. Хотя как предусмотреть то, что кто-то не полезет через дверь, — а это ведь очевидное решение! — а будет долбать стену? Ну вот как это можно было предположить??
Помолчали.
— Ты думаешь?…
— Серый. Я вообще тебя проведать пришел, а не о делах говорить.
— Ты думаешь… это… сдал кто-то?…
— Давай не будем про это?
— Будем. Будем, почему?… Я должен все знать. Теперь-то?
— Да…
— Кто-то… сдал?
— Сто процентов. — Олег отвел в сторону взгляд, — Ну, девяносто. Или сдал, или тупо проболтался. Никто не знал вне Башни про мины на дверях. Да вообще про бассейн никто не знал. Вернее, не должен был знать.
— Пап. Тут из Башни не выходит никто без нас. А в одиночку ходит вообще только Толян.
— Толян не мог. Ни сдать, сам понимаешь, ни проболтаться. Исключено.
— Тогда… кто?
— А ч-ч-черт его знает! Ты ж меня знаешь, я, пока не уверен, не могу на кого-то что-то навешивать… Тем более на своих… Вообще, может, случайность…
— Пап. Тут и «сдать»-то невозможно — никто ж с внешним миром не общается. Или…
— Не общается, говоришь… Ну. Я ж говорю — случайность. Ты поспи.
— Пап.
— А?
— За дурака меня не держи.
— Да че ты, че ты…
— Мама где?
— Тоже неважно себя чувствует. Заходила раньше, сидела тут, пока ты в отключке был. Сейчас отдыхает.
— Позови.
— Серый, отдыхает она.
Пауза затянулась. Отец сделал попытку встать, но Сергей удержал его, вцепившись в рукав.
— Значит…
— Ничего не значит. Отдыхай.
— Позовешь? Нет? Значит. — Он обессилено откинулся на подушку.
Отец тяжело, глубоко вздохнул.
— Да. Значит.
— Где она?
— Я не знаю. И никто не знает. После того как ты сжег эту железную коробку, а эти гаврики соответственно собой расчистили проход в Башню, ее никто больше не видел. И лучше бы если бы в ближайшее время она не появлялась, во-всяком случае, при Толяне. Он, знаешь ли, те же выводы сделал. И удержать я его не смогу… Да и не захочу теперь!
— Мама?…
Олег молчал.
— Нет. Не может быть.
Олег тяжело вздохнул.
— Ладно. Все равно — рано или поздно. Лучше раньше чем позже. Короче — тебе письмо есть.
— Письмо?
— Да. Вот. Дома на столе было.
Он достал из кармана и подал помятый вскрытый конверт, на котором Лениной рукой было написано «Сергею. Лично в руки».
— Я его вскрыл, да. И прочитал. Вот так вот. На.
Сергей чуть подрагивающими руками взял конверт, достал из него лист бумаги. Прочитал:
«Все, что я делала, я делала в первую очередь для тебя. Когда ты станешь взрослым, ты наверняка меня поймешь. Так, как вы живете сейчас, жить нельзя. Твоя мама.»
Уронил руку с листком на одеяло.
