Ерофей Трофимов - Орден Черного солнца
– Эй, Васильев! Так кто из нас оказался прав?! Я же говорил, что вам не удастся далеко уйти!
– Зато мы не побежали по первому приказанию этих зверей, покорно склонив головы, – послышался возмущенный женский голос, и к решетке подошла Берта. – Мы хотя бы пытались сопротивляться, в отличие от вас.
– И к чему это привело? Чего вы добились своим сопротивлением? Только обрекли нас всех на заключение в тюрьму, – фыркнул в ответ Спенс.
– Политика непротивления злу порождает только чувство безнаказанности у творящих это зло, – откашлявшись, тихо ответил Васильев. – Вооруженный паритет – это не надуманное правило, а единственно возможный выход из подобной ситуации. Это подтверждает вся история человечества.
– И много вам дал этот вооруженный паритет? Вы оказались в той же вонючей яме, куда по вашей милости угодили и мы.
– Думаете, что отдав им мальчика и позволив убить моего помощника, мы смогли бы избежать этого? Я сомневаюсь. Мы стали бы свидетелями преступления, а свидетелей, как известно, устраняют.
– Вам виднее. Это в вашей стране есть поговорка про тюрьму и суму, – презрительно усмехнулся Спенс.
– Зато мы никогда не считали людей другой расы рабами, – не преминул уколоть его Васильев.
Возмущенно задохнувшись, Спенс отступил от решетки и, пройдясь по камере, увидел, что мнение русского профессора разделяют практически все. Это можно было понять по презрительным взглядам, которыми одаривали его сокамерники. Понимая, что в данной ситуации поддержки не добьется, Спенс присел на деревянные нары и принялся обдумывать новую стратегию поведения.
Внезапно сообразив, что в камерах находятся отнюдь не все, он снова вскочил на ноги и, подбежав к решетке, спросил:
– Васильев, а где этот ваш боевик? Сбежал?
– Алексей и доктор погибли, пытаясь спасти всех нас. Они вступили в бой с большим отрядом – и погибли, – тихо ответил Васильев, опуская голову.
– Зато погибли они, как настоящие мужчины – в бою. А не как бараны – блея и покорно подставляя глотки под нож, – гневно выкрикнула Берта, пряча полные слез глаза.
– Ах, вот оно что! – презрительно усмехнулся Спенс. – Очаровательная фройляйн не устояла перед первобытным магнетизмом славянского дикаря.
– По крайней мере, он был настоящим мужчиной, а не никчемным болтуном, – не осталась в долгу Берта.
Второй раз за несколько минут его оскорбили. Это было уже слишком. Фыркнув как запаленная лошадь, Спенс отступил от решетки и с видом победителя оглядел своих подчиненных.
– Ну, что я говорил? У них ничего не вышло.
– Зато теперь их считают героями, – задумчиво протянул кто-то в ответ.
– Дурак! В смерти нет ничего героического. Есть только смерть, и ничего больше, – возмущенно всплеснул руками Спенс.
– Выходит, нужно выживать любой ценой? Не считаясь с потерями и мнением находящихся рядом людей? – не унимался парень.
– Вы не можете не согласиться, что для науки и для человечества жизнь таких людей, как я, намного важнее всего остального, – с пафосом произнес Спенс.
– Даже жизни других людей? Хотите сказать, что готовы ради собственного выживания бросить умирать остальных?
В голосе парня звучал неподдельный интерес и скрытая агрессия. Но Спенс, увлекшись, не замечал этого. Встав в свою любимую позу: левая рука на поясе, а правая решительно размахивает, чтобы лучше донести до собеседника прописную истину, – он принялся вещать. Медленно поднявшись, парень одним резким ударом кулака оборвал его разглагольствования, отправив своего начальника в угол.
– Мерзкий подонок! Такие, как ты, не имеют права на жизнь только потому, что считают себя избранными, – прорычал парень, сжимая кулаки.
– Хорошо сказано, юноша. Но должен с вами не согласиться, – раздался громкий, насмешливый голос, и в помещение, разделенное на камеры решетками, вошел высокий седой мужчина.
Тихо переговаривавшиеся заключенные разом замолчали, настороженно рассматривая вошедшего. Пройдясь по длинному коридору, тот с интересом рассматривал членов экспедиции, словно диковинных зверей в зоопарке. Остановившись у клетки, где сидел Васильев, он с усмешкой покачал головой и, заложив руки за спину, сказал:
– В таком возрасте – и лезть в драку. Глупо, господин профессор. Ваш необдуманный поступок стоил мне двух отличных бойцов.
Неспешно достав из кармана очки, Васильев водрузил их на нос и, поднявшись, внимательно всмотрелся в лицо визитера. Потом, шагнув к решетке, он с силой сжал пальцами прутья и с ненавистью ответил:
– Такую мразь, как вы, я готов уничтожать до последней капли крови. Фашизм, в любом его проявлении, должен быть выжжен каленым железом.
– Интересно. А с чего вы решили, что мы имеем отношение к фашистам? – иронично усмехнулся мужчина.
– Не узнаете, лейтенант Штольц?
– Мы знакомы? – моментально насторожился мужчина.
– Шрам не болит? Помнишь того еврейского мальчишку, что осмелился швырнуть тебе в лицо камень, после того как ты его изнасиловал?
Вздрогнув, мужчина непроизвольным жестом коснулся щеки, но тут же отдернув руку, зло спросил:
– Откуда вы это знаете?
Васильев молча закатал левый рукав и, ткнув пальцем в выцветшую татуировку, ответил:
– Я был в Дахау. Я был там, где ты, сволочь, насиловал и убивал маленьких детей. Где, по твоему приказу, из них выкачивали всю кровь, чтобы спасти ваших выродков. Я видел и помню, как вы проводили над нами свои мерзкие эксперименты. Я все помню, мерзавец.
Голос Васильева звучал в огромной пещере как гром, впечатывая каждое слово в мозг заключенных. Когда профессор замолчал, воцарилась мертвая тишина. Удивленно глядя на старика, мужчина качнул головой и, бледно усмехнувшись, ответил:
– Меня всегда удивляла неимоверная живучесть низших рас. Вы удивили меня, профессор. Пережить концлагерь, годы советской власти… Удивительно. Вы как тараканы: сколько ни выводи, все равно снова расплодитесь. Что ж, думаю, эту встречу вы точно не переживете.
– Ничего. Зато моя мечта все-таки исполнилась. Двух фашистов я сумел прикончить, – усмехнулся в ответ Васильев и, развернувшись, не спеша вернулся на место.
– Мы еще поговорим, славянский ублюдок, – огрызнулся мужчина и, развернувшись, быстро направился к выходу из пещеры.
Стоявший у решетки парень, приложивший Спенса, вдруг принялся ритмично хлопать в ладоши. Через секунду этот жест подхватили все, и уходить мужчине пришлось под гром аплодисментов. Таким образом пленники выражали свое отношение к ответу русского профессора. Уже в дверях уходивший получил в спину презрительный женский возглас:
