Михаил Шухраев - Охота на Голема
Судя по тому, что рассказал Эйно, жалеть убитую любительницу дармового счастья не хотелось. Но важно было понять другое — почему ее закололи?
Если убийца — вампирша, то она вполне могла бы и выпить кровь, разве не так? А если это как-то связано с тем самым богатым поклонником? Или же кто-то просто отслеживает таких «счастливцев» — и убивает их? Одного заставил повеситься, вторую — заколол. А причина? Зависть к ним? Это просто глупо.
Оля вдруг почувствовала, что подобралась к какому-то важному ответу — но понять его, оформить мысль во что-то ясное и членораздельное она пока не могла.
— Ну что, ты готова ехать на обыск? — спросил Эйно. — Тогда сейчас Кари дождемся — и вперед. Не беспокойся, я позабочусь насчет иллюзорки, а Запределье в том районе более чем безопасно.
Вообще-то, девушка все еще чувствовала слабость, обычную для любого мага, если тот работал на пределе. Но признаваться в этом Эйно, тем более, в тот момент, когда весь О.С.Б. Петербурга занято работой, ей очень не хотелось.
Да она бы в этом не призналась и самой себе!
Глава 14
На пороге ожидания
Санкт-Петербург, сентябрь 2010 г
Этой ночью Ксене приснилась цветущая черемуха. Легкий ветер шевелил белоснежные ветви, вниз падали сотни маленьких лепестков, а она ловила их ртом, как снежинки и чувствовала себя необыкновенно счастливой. Вообще-то, сон был совершенно не осенним, но оттого он не перестал быть радостным.
Проснувшись, она еще некоторое время лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь ощущением счастья и легкости, но потом вспомнила, что находится не дома, что скоро уже надо вставать (на часах было пять) — и настроение несколько испортилось. Она открыла глаза и приподнялась на локте, откинув со лба рыжеватую прядь волос.
Окна комнаты выходили во двор, типичный петербургский «колодец». Со своего места Поликсене была видна лишь коричнево-серая стена, и это зрелище вызвало у нее приступ уныния. Черное шерстяное одеяло, ужасно кололось. Правая щека зачесалась и, дотронувшись до нее, девушка нащупала волдырь от комариного укуса. Какая гадость — кажется, комары в этом доме не переведутся и зимой!
Шепотом выругавшись, Поликсена откинула одеяло и встала. Не надо было оставаться ночевать у Верки, но уж очень не хотелось возвращаться домой. Что-то совсем не нравится то, что происходит с матерью в последнее время. То, что молодится, что ходит в клубы — это ерунда, это ее личное дело. Но мать думает, что Поликсена сама такова — мода да парни на уме. И вот это было уже совсем плохо.
Мать разузнала про историю с Дехой и Светкой.
Ну, это тоже чушь. Конечно, можно бы и не влезать в личные дела, никто ее об этом не просил. Но знает — и ничего страшного.
Нет, тут есть что-то еще — очень неприятное. Значит, она решила, что должно составлять счастье для ее дочери?! Сама решила, не посоветовавшись…
А лучше бы называла не «Поликсеночкой», а Ксеной. Вот именно так. Она матери сколько раз говорила — и без толку. «Что это еще за имя такое — „Ксена“? Как собачья кличка!» Ну не станешь же объяснять, что это — из скандинавских мифов, мать этого просто не поймет. «Ведь знаешь — история с географией…»
Нет, было что-то очень неправильное в этом послании с пожеланиями. Конечно, это глупость несусветная и чушь собачья, но почему-то Поликсену это очень задело. Потом она сама внимательно посмотрела анкету с тщательно обведенными матерью вопросами. Добрые пожелания — но исполнить их можно очень по-разному.
Ну, например, никогда больше не нуждаться в деньгах. Можно получить много денег и никогда в них не нуждаться. А можно… Кто у нас в деньгах не нуждается? Правильно — покойники, им деньги совершенно не нужны, хоть бомжам, хоть «новым русским».
Или — отправиться в самое длительное путешествие? Это куда, простите — на кладбище?
Было много другого, что наводило на какие-то нехорошие мысли.
Да взять хоть портрет этой самой Стефани Фабиан. Вроде, ничего особенного — симпатичная женщина в возрасте с пронзительными глазами, этакая добрая волшебница из «Золушки».
И сразу видно — иностранка. А присмотреться повнимательнее — жуть берет. Глядит-то она как-то нехорошо. Поликсена не могла сформулировать, что именно ей не понравилось. Но вот не понравилось — и все тут.
Ксена прислушалась. В квартире было тихо. Значит, Верка еще спит. И правильно, завтра же рабочий день, а не выходной. А ее сестры нет, это понятно.
Верка говорила, что она здесь бывает наездами, очень редко, а так — учится и одновременно работает. И какая-то у нее очень серьезная служба, чуть ли не казарменное положение. А вообще-то, интересная она личность, эта самая Ольга. Почти мифическая, во всяком случае, сколько Ксена здесь ни была, ни разу ее не видела.
Ксена вздохнула, добралась до своей сумки, висящей на стуле, достали сигареты и зажигалку. Пожалуй, Верка не обидится, если покурить на кухне около открытого окна. Сама Верка не курит, а ведь года два назад смолила как паровоз, прямо в школьном туалете. Помнится, когда Поликсена пришла в этот класс, они друг друга просто терпеть не могли.
А теперь — другое дело, лучшие подруги. Как все на свете меняется!
Она закурила, усевшись на низкий широкий подоконник. Ночное небо было покрыто тучами, казалось, вот-вот пойдет дождь. Прохладный ветер заставил Ксену поежиться. Оно и понятно, не май месяц. Тем более, не июль — время адской жары. А, может быть, гроза будет? Хотя — какая сейчас гроза?! Будет скучный занудливый дождик, только и всего. Хорошо, что зонтик догадалась захватить.
Она выдохнула ментоловый дым и подумала, что гроза пройдет мимо, когда она вернется домой — там тоже будет занудство. Мать, как всегда, когда Ксена остается у подруги, спрашивает, как дела — и ждет, что ей будет рассказана вся «правда», все самое-самое, безо всяких секретов. А что, собственно, рассказывать? Что уроки готовили? Что видик смотрели? Что в Интернете рылись, причем не на порносайтах?
Ну, вот в такое мать просто не поверит. Правда — она такая, всегда бывает невероятной. А потом начнутся беседы — ну, учеба учебой, но когда же, наконец… И друзей-знакомых у тебя мало, и с ребятами не очень ладишь, и вообще, в твои-то годы…
Все это будет подано как бы невзначай, но все равно вызовет раздражение.
Ксена бросила окурок вниз и почти со злостью посмотрела на дверь. Сон не шел, от нечего делать она вытащила из пачки сигарету и стала ее разглядывать.
Она любила именно такие сигареты — длинные, тонкие, изящные. И обязательно с ментолом.
Неожиданные шаги за дверью заставили Ксену вздрогнуть. Она быстро слезла с подоконника, закрыла окно и, схватив сумку, направилась к двери. На несколько секунд остановилась перед ней, нерешительно взявшись за ручку. Шагов больше не было, и Ксена почувствовала раздражение.
Чтобы хоть как-то успокоиться, она села на кровать, вытащила из сумки расческу и стала приводить в порядок длинные волосы, растрепавшиеся за ночь. Расческа то и дело застревала в спутанных прядях, и тогда девушка сильно дергала ее, не обращая внимания на боль и рвущиеся волосы.
«Ты должна быть женственной!.. Теперь так — современно. Это в наше время было по-другому — мол, нет мальчиков, нет девочек, а есть одни только пионеры…»
А может. Неплохое было время-то? — думала Поликсена. Может, поэтому и Гагарин в космос летал, и самыми сильными были — потому что не думали про всякую чушь? Про моды, про эту женственность, будь она трижды неладна, про то, как бы обзавестись кучей ненужных и бесполезных вещей.
Правда, бабушка (а ведь она была молодой как раз тогда) тоже непременно бы отругала Ксену за небрежение к своим волосам, да еще и добавила бы, что так можно за два года себе все волосы повыдергивать — и облысеть…
Ксена ощутила, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Бабушки вот уже полгода как нет. Через три дня ей исполнилось бы шестьдесят два года. В сущности, она Ксену и вырастила, во всяком случае, девочка в раннем детстве видела ее чаще, чем мать. Каникулы она всегда проводила у бабушки, а мать бывала только рада, убрав дочь с глаз долой. Это теперь она считает ее подружкой, а тогда Поликсенка была досадной помехой. Мать же все время ворчала, что бабушка совсем избаловала девчонку. Естественно, никакого взаимопонимания между ними не было и быть не могло. И Ксена это не забыла — и хотела бы, да не могла.
Поликсена провела рукой по щеке, вытирая слезы. Ей так не хватало беззлобного ворчания бабушки, ее поддержки. Вот ей действительно можно было рассказать абсолютно все, все фантазии и мечты. А теперь… А что теперь? Нет, мама есть мама, только они очень разные. Верка — и то гораздо ближе.
…Просто у бабушки было больное сердце. Просто лекарства не оказалось рядом. И ее, Ксены, тоже рядом не было. Она весело отплясывала на дискотеке, и мама была там же, а от беспричинной тревоги и страха она тогда просто отмахнулась. А потом был звонок — от соседей бабушки…
