Виктор Моключенко - Ретроспект: Пепел
- Патрули часто ездят?
- Постоянно. И с воздуха утюжат, вы уж поосторожнее, не шумите особо. Нам тут еще оставаться.
- Они терпят ваше присутствие в Зоне?
- Все привыкли таскать арты нашими руками, нам ведь тоже надо на что-то жить. Официально в Зоне никого нет, на деле, за любой мало-мальски завалящий арт пиндосы платят зеленью. Поневоле полезешь, если дети голодные. Но встретив на Периметре будут стрелять на поражение, руководствуясь поправками к Женевской конвенции.
- Ладно, постараемся не шуметь. За Зоной есть патрули?
- Ты что, не был на Украине? – удивился сталкер - Хотя кто теперь сюда едет, все в Европу бегут, в Россию. Патрулей мало, но при встрече могут проверить согласно паспортному режиму. Если есть деньги, то Бирюк в два счета состряпает разрешение на ношение огнестрельного оружия, у нас у всех есть. За Зоной бычье пасет, так что крутимся как можем.
Благодарно кивнув Самум вытянул пару бумажек:
- Не побрезгуй, возьми. Аптечек прикупите, патронов, ну и помяните с ребятами если не вернемся.
- Ты чего, Самум? – недоверчиво уставился сталкер – Вернешься, чего помирать вздумал? Хорошие люди на вес золота, их и так мало осталось в этом мире.
Самум усмехнулся словам «в этом мире» и направился выбивать разрешение на оружие. Увидев обычную «искру», которыми набит карман всякого сталкера в их мире, приемщик даже крякнул, побагровел, мигом достал два бланка и состряпал разрешения к которому не то что милиция, а натовский патруль не придерется.
- Бланки откуда? – поинтересовался особист, ловко пересчитывая остаток суммы в долларах.
- Коммерческая тайна, но для тебя скажу. Господа юсовцы они ведь тоже выпить недураки, быстро разобрали, что наш самогон куда лучше вискаря, ну и подсел один чин на мою настоечку, по рецептам покойной Прасковьи Павловны. Специальную, после которой никакое пойло больше в горло не лезет, и которая есть только у меня. Вот он и поставляет.
- Эта? – особист стрельнул глазами на бидон и на раскрытую бочку с квашеной капустой.
- Нет, это нормальная, а та только для нужных господ. Боремся с оккупантами народными средствами, они самые надежные!
* * *
Соболь проводил их до заграждения и порывался вывести за Периметр, но Брама настоял на своем. Сталкер ушел в сторону хуторка, а они смотрели на звезды, поджидая пока луна скроется за тучами. Бетонной ленты Периметра тут никогда не было. Кому ее возводить, не полунищей же Украине, с самой независимой независимостью, где легко и свободно жилось только членам правительства и их многочисленной родне? Проскользнув под колючей проволокой, они вползи на минное поле. Надвинутые дужки големов, принятые глазастыми сталкерами за навороченные наручные компьютеры-хейдеры, вырисовывали красноватые контуры взведенных в боевой режим мин. Големы за несколько минут подобрали код деактивации, а потом перенастроили на взрыв от старого кода отключения. Ребячество, но так хотелось насолить оккупантам, которые вольготно чувствовали себя на чужой земле, взяв победу без единого выстрела. Вот будет канонада! И все спишут на халатность, которая случается даже у армий, основанных на техническом превосходстве и чувстве собственной безнаказанности. Но на каждую хитрую гайку всегда найдется болт с левосторонней резьбой или голем, появившийся из параллельного витка истории. Големы разрабатывались как средство накопления информации и стоили вложенных средств, создав зону радиолокационной пустоты, отражая не только тепловые датчики, но и незримую лазерную паутину, и детекторы движения. Буро-пепельные маскхалаты, подаренные Соболем, сливались с полосой земли, пока над головами стрекотал хищный контур патрульного вертолета.
Труднее оказалось удержаться и не вырезать американский патруль, беспечно отливающий в десятке метров. Самум видел напряженное лицо Брамы и играющие при виде идеологического врага желваки. Но здесь враг был конкретным, гортанно гогочущим на дикой помеси языка, которым писал великий Шекспир. Путник дрожал, словно огромный зверь, вытянув вороненный клинок и изготовившись к прыжку. Самум показал кулак и указал глазами в сторону хуторка. Подставлять ребят не хотелось, и Брама стерпел, стиснув зубы и прожигая ненавидящим взглядом спины. Особист был спокоен. Многочисленные поездки за рубеж научили смотреть шире и одновременно проще, он осознавал, что это всего лишь пешки, исполнители чужой воли и такой же продукт идеологического воспитания, как и он сам.
Когда полоса на востоке налилась багрянцем, они оставили Периметр далеко позади, просочившись сквозь кордоны бдительно-равнодушной техники тихо и незаметно. Маскхалаты спутали в клубок и засунули в глубокое дупло, прикрыв ими автоматы, напоследок побрызгав жидкостью отпугивающей самую изощренную ищейку. Брама сидел на пеньке возле раздолбанной колдобистой трассы, прикрепляя к берцам ранее снятые цепочки, с уважением посматривал на сухопарого спутника. С виду хиляк хиляком, а шел по полосе так, куда там спецназу. И правильно, спецназ не берут ни в космонавты, ни в шпионы-особисты. Он до последнего боялся, что Корма врал, что его скрутит на прямо полосе, на радость юсовским патрулям. Но пронесло, отпустила Зона, и полоса, разделившая его жизнь надвое, сомкнулась. Прикрепив бряцающие цепочки он встал и вдруг, разведя руки в стороны упал, рухнул как подкошенный в высокую, еще влажную траву. Особист молниеносно обернулся, а потом тихо отошел на десяток другой.
- Ну, здравствуй… - шептал Брама, гладя дрожащими пальцами траву – как же я долго шел к тебе, родина...
По щекам струились слезы, а губы продолжали шептать. Ничего что другой мир, ничего, что тут все по-другому, но все равно - родина. Заслышав далекий, приближающийся звук мотора, он встал, и смахивая слезы взглянул на особиста. Тот деликатно курил в стороне, а потом бросил:
- Спрячься. Люди здесь запуганы и вряд ли остановятся при виде твоей банданы и шпор.
Путник был благодарен за молчаливое понимание. Кто знает, что творилось на душе особиста, столько лет играющего роль холодного убийцы и шпика. Он оказался прав. При виде одинокого, голосующего человека машина не только не остановилась, а наоборот, прибавила ход. Так же случилось и со второй, а дальше повезло. Идущий по трассе фольксваген притормозил и остановился. Самум бросил взгляд на шашечки и открыл дверь:
- До Киева подбросишь, шеф?
Крепкий здоровый мужчина изучающе посмотрел на особиста и насторожено кивнул. Он уселся рядом с водителем, тогда из канавы поднялся Брама, не спеша открыл дверь и развалился на заднем сидении.
- Не бойся, нас самих грабанули – начал успокаивающе особист – представляешь, стоит, гад, аварийки включил, капот открыт. Мы остановились, слезли с чоппера, спрашиваем, помощь нужна? А нас сзади по голове как шандарахнут. Очнулись – ни машины, ни чоппера, даже карманы и те вывернули. Хорошо хоть заначка осталась.
Руки водителя на баранке немного расслабились:
- Да, слышал такое. Поймал бы гадов и придушил на месте. Сколько нашего брата-таксиста вот так убили. Сволочи.
Самум вытянул мятую зеленую бумажку и бросил на приборную панель:
- Только долларами осталось. Хватит до Киева?
Таксист поморщился, насторожено скосив глаза:
- Еще и останется, а сами как дальше? Ментов вызывать бесполезно, да и байк ваш вряд ли найдут.
- Главное живы, а чоппер где-нибудь да всплывет. К тому же он застрахован. Сейчас главное до города добраться.
Повисла тишина, хмурый Брама вовсю играл роль убитого горем. Что такое чоппер он точно не знал, но догадывался - безумно дорогой мотоцикл, без которого всякому порядочному панку жизнь не мила. Таксист закурил, чуть приоткрыв окно, и защелкал клавишами. Раздался треск радиостанций, и послышалось пение. С Брамы слетела напускная дремота, некоторое время он прислушивался, а потом бросил:
- Хрень полная. Поют вроде по-нашему, ну а смысла никакого.
- Попса – констатировал таксист – там голос не нужен. Там главное задницу и остальное оголить напоказ.
Защелкал клавишей, раздался звук новостей, но он переключил, и запел голос с едва заметным западноукраинским акцентом:
- «Лелеки», Океан Ельзи. И понятно и за душу берет или тебе Любэ и спезназ включить?
- Не надо – возразил Брама, вслушиваясь в песню – хорошо поет, душевно.
Потянулась череда сел. Аккуратные беленые хаты выглядывали из-под развесистых, краснеющих вишен, во дворах царила обыкновенная утренняя суета, знакомая каждому сельскому жителю. Таксист о чем-то разговаривал с Брамой, жестикулируя и размахивая руками, а утомленный переходом Самум лег на заднем сиденье и незаметно задремал. Очнулся от того что машина резко вильнула, под днищем что-то загрохотало и хлопнули дверцы. Послышался отборный мат и Самум скользнул наружу, надвинув на слезящиеся от недосыпа глаза дужку голема. Присевший перед машиной Петр поднял голову:
