Игорь Поль - Штампованное счастье. Год 2180
– Пять боеголовок в зоне досягаемости… цели ставят помехи… пуск противоракет… пятнадцать единиц отошли штатно… цель один – поражена… цели три, четыре – поражены… цель пять – ложная… цель два…
Мы замираем. Тик-тик-так…
– …поражена.
У Аполлинера остановившийся взгляд. Когда рядом новичок, я чувствую себя умудренным жизнью волком. Подмигиваю. Спохватываюсь – он может не разглядеть мое лицо в тени.
– Все в норме, Анри. Дойдет очередь и до нас. Пускай пока флотские разминаются,– стараясь, чтобы голос не хрипел, шепчу ему.
Он встряхивается, будто просыпается. С чего я взял, что ему страшно?
– Ага,– соглашается новичок.– Мы им покажем.
И неожиданно нервно и коротко хихикает. Чертов дурак.
– …внимание в отсеках – отключение гравитации… гравитация отключена… десять боеголовок в зоне досягаемости… пуск… пуск… цель три – поражена… цель один – ложная…
И пошло-поехало. У меня руки затекли – так я напрягся в ожидании удара. Но удара все нет. Мы продолжаем маневрировать, освещение все тусклее и тусклее, и ровный голос безостановочно диктует и диктует перечень отловленных смертей.
– …три боеголовки… помехи… пуск… помехи… цель один – перехват… цель два… ложная… опасное сближение… лазеры – есть перехват… две боеголовки… цель два – опасное сближение…
Опасное сближение – это невидимый противник постепенно продавливает нашу оборону. Это означает, что новые порции подарков перехватываются противоракетами все ближе и ближе, затем на предельно малой дистанции срабатывают лазерные батареи – наш последний рубеж. А потом:
– ВНИМАНИЕ В ОТСЕКАХ!!!
И сразу глухое и еле слышное «БУМ» – сильнейший электромагнитный импульс по всем диапазонам успевает ударить кувалдой по нашей электронной начинке до того, как срабатывает защита. И привязные ремни тянутся, будто резиновые, пытаясь не упустить рвущееся под бешеным усилием тело. В голове легкий звон, в глазах все смазывается – отсек кружится в диком темпе, и все, что можно, в ворохе мелких обломков сорвано с креплений. Смаргиваю. Сжимаю зубы. Солоно на языке. Диагностика. Все системы – норма. Задействованы резервные блоки связи. Состояние здоровья удовлетворительное. Зеленые пятна складываются в картину – освещение вырубилось окончательно – перегрузка электрических систем, работают оптические усилители скафандра. Звук. Связь восстанавливается – одна за другой подключаются дублирующие схемы. Красные пятна на консолях. «Осмотреться в отсеках!»
Одну из раздвижных створок заклинило в открытом положении. Незначительное повреждение, выполнять задачу не помешает. Рядом приходит в себя Анри. Торопливо показывает мне большой палец.
– Ролье, восьмой отсек, пост номер шесть – норма,– докладываю, наблюдая, как в паре метров от меня легионер выдвигает резервную консоль взамен вышед-шей из строя.
Пронесло – в нашем отсеке раненых нет. Вновь шевеление палубы – мы продолжаем маневрировать. Тяжелый удар, едва не стоивший нам жизни,– это щит силового поля принял на себя разрыв боеголовки. Снова знакомое ощущение, будто все происходит не со мной и тело действует само по себе. Второго такого попадания нам не выдержать.
– Внимание, перегрузка – щит отключен! …три бое-головки… пуск… пуск… опасность – шрапнель!!!
И тут же – ослепительная вспышка. Темнота. Через секунду фильтр снова светлеет. В паре метров от меня в переборке образовалась уродливая дыра, пространство, как гребенкой, разлиновано белыми дымными струйками, и сверху брызжет гидравлическая жидкость из перебитого трубопровода, оседая на лицевой пластине мутным туманом. Попадание крохотного шарика вызывает мгновенное испарение целого фрагмента брони. А чувства опасности нет как нет – слишком быстро все происходит. Я даже способен подивиться на то, какие разрушения может причинить простой четырехмиллиметровый кусочек металла. Но следом, вместе с докладами аварийных постов, меня настигает боль огромного корабля. Кажется, что электрические импульсы поступают прямо на мои нервные окончания. Я корчусь вместе с нашим домом – это разогнанная до сотен километров в секунду очередь, не сдерживаемая больше силовым щитом, настигает нас. Такблок раскрашивает консоль оранжевыми точками – раскаленные частички испаряющейся брони пронзают тела крохотными пулями. Часть точек тут же гаснет: скафандр не смог герметизировать пробоину или антишоковая инъекция не успела подействовать. Зубы мои выбивают дробь от нестерпимой злости – наше оборудование ни к черту не годится! – и я сжимаю их, чтобы не закричать в голос, видя, как исчезают отметки на такблоке. Они даже не успели занять место в десантном боте! Их смерть кажется мне нелепой. Красивые слова о гибели на боевом посту не имеют смысла. Мимо проносится темная фигура. Набрасывает на пробоину заплату и брызжет из раструба аварийной пеной на переборку. На соседнем посту дублер отстегивает безвольную куклу, готовясь занять ее место у сияющей красными огнями консоли. Кто-то отработанным движением вщелкивает резервные блоки в тело аппаратуры поста. Все как на тренировках. Жизнь продолжает идти своим чередом.
– Ролье, восьмой отсек, пост номер шесть – зафиксированы повреждения, множественные нарушения герметизации, имеются раненые, приступаю к эвакуации!
Мы вырываем носилки из креплений и подхватываем Короля из второго отделения – это его только что отстегнули от кресла поста контроля повреждений. Негнущееся тело в невесомости легко поднимать, но неудобно фиксировать. Герметик на животе скафандра вспенен желтой розочкой вокруг точки попадания. Я приподнимаю тело, переворачиваю на бок и брызжу поверх фиксирующим пластырем. Красное поверх желтого. Аполлинер не теряется, делает то же самое поверх выходного отверстия на спине. Что бы ни произошло потом с легионером: спишут ли его, поставят ли в строй, или он умрет через несколько секунд,– Легион своих не бросает. Ни живых, ни мертвых. Нигде, даже на вражеской территории. Железное правило: мы – часть единого целого. Пускай даже предательская мыслишка: «Кого мы спасаем – тела или их оснащение?» – нет-нет да и мелькнет внутри. И мы сноровисто тащим носилки, лавируя между напряженно работающими легионерами, переступая через тела и обходя перебитые искрящие магистрали. У шлюза временного лазарета небольшая очередь – еще две эвакокоманды с ранеными. Мы крепим носилки на палубный захват, оставляем одну пару бойцов на разгрузке и спешно мчимся дальше – собирать свой урожай.
Когда просто стоишь в ожидании попадания, это тяжело – ощущать себя беспомощной мишенью. Но когда крейсер раз за разом прошивают все новые гостинцы и целые фрагменты бронированных переборок исчезают, превратившись в пар, а ты при деле – вроде бы уже бояться некогда. И пока мы собираем все новые тела, живые и мертвые, и переносим их к лазарету, механический голос в голове продолжает монотонно сообщать о приближающихся ракетах, и перечень повреждений кажется мне немыслимо длинным. Крейсер сейчас напоминает мне парусный фрегат, под градом неприятельских ядер упорно стремящийся приблизиться на дистанцию залпа, весь в клочьях парусов и обломках такелажа, с палубами, заваленными изувеченными телами. Наш отсек больше не задевает, но каждый раз, протискиваясь мимо поста контроля, я вижу из-за плеча оператора, как контурная схема судна пестрит все новыми голубыми крестиками, обозначающими пробоины. Это бесконечное движение под убийственным огнем все тянется и тянется, и уже давно горят на информационных табло над люками предупреждения «радиационная опасность», и часто щелкают в голове счетчики полученных рентген, и от уродливых потеков желтой аварийной пены переборки видятся стенами мрачных пещер, и начинает казаться, что мы уже целую вечность ползем под градом невидимых снарядов, а я все жду, когда разрушения достигнут своего пика и одна из противоракетных батарей пропустит боеголовку, и тогда, больше не защищенные щитом, все мы превратимся в скрюченных замороженных карликов, замурованных в обломках некогда сверхпрочного корпуса.
А потом наконец палуба тяжело вздрагивает: мы открыли огонь главным калибром, и все наши узаконенные противостояния с флотскими побоку, и мы шепчем про себя: «Дайте им, парни!» – и скрещиваем пальцы на удачу – кто может, даже раненые в реанимационных боксах, кто еще не отключился, и за самого занюханного трюмного машиниста любой из нас сейчас отдаст жизнь не раздумывая. И наша старушка «Темза» больше не воспринимается как беззащитное существо, мы и крейсер сейчас – единый, спаянный монолит, и этот монолит столь грозен и так опасен, что залпы, сотрясающие палубу крупной дрожью, уносят с собой не только тонны высокоточного железа – с ним из простреленных бортов истекает наша ненависть. Занимаясь каждый своим делом, мы чутко прислушиваемся к своим ощущениям; мы замечаем, что вздрагивание палубы от работы катапульт главного калибра сменяется мелкой вибрацией – это, захлебываясь от ярости, кинетические орудия разгоняют электромагнитами и выплевывают в пустоту тысячи вольфрамовых шариков, они уносятся прочь стремительным потоком, и мы киваем друг другу, отлавливая дрейфующие обломки, заделывая пробоины, активируя ремонтных роботов и сращивая кабели: «Дадим им жару!»
