Игорь Поль - Несущий свободу
Его собеседник сделал долгий глубокий вдох. Медленно выпустил воздух, успокаиваясь.
– Послушай, Джон, – тихо сказал капитан. – Прекрати этот балаган. У меня голова и без тебя пухнет. Мы уходим, понимаешь? Не сходи с ума. Мы ведь понимаем друг друга. Ты отличный полицейский, я говорю это без лести, просто из дружеского расположения. Ни к чему переходить на язык протоколов и письменных приказов. Прошу тебя – приезжай в участок.
– Я постараюсь, сэр.
– Да уж, будь так любезен.
Джон кивком подозвал к себе Лермана.
– Мне запретили общаться с журналистами. Но нам нужны эти засранцы, – тихо сказал он, кивая на представителей прессы.
– Нет, лейтенант. Я на это не подписывался! – запротестовал Франциско. – Я и двух слов не свяжу.
– Остальные еще хуже, Франциско. Хочешь, чтобы Кубриа брякнул, как мечтает замочить боша? Посмотри на его физиономию – краше в гроб кладут. Скажешь, что мне запрещено общаться с прессой. Намекнешь, что начальство хочет спустить дело на тормозах – им ни к чему лишний шум. Никаких прямых заявлений – только намеки. Эти ребята скажут все сами – это у них называется комментариями. Чем больше народу будет знать про это дело, тем больше вероятность того, что его не прикроют.
Лерман все еще сомневался.
– Да ты о карьере подумай, – увещевал его Джон. – Известность еще никому не мешала. Засветишься – после окончания дела получишь повышение. Лишняя десятка к жалованью.
Он хлопнул Лермана по плечу.
– В нашем деле известность – верный путь в могилу. Слишком говорливых у нас просто отстреливают, – пробурчал детектив сдаваясь.
– Лейтенант Лонгсдейл, мы ждем! – напомнил о себе один из репортеров.
– Заявление сделает лейтенант Лерман.
– Послушайте, мы хотим взять интервью именно у вас! – Представители прессы в разномастных бронежилетах, касках и потертых армейских штанах были похожи на боевиков, только белые полустершиеся буквы «TV», грубо намалеванные на спинах, отличали их от бандитов.
Джон изобразил широкую улыбку. Улыбаться сквозь стиснутые зубы было неудобно.
– Лейтенант Лерман пояснит вам, почему я не могу этого сделать.
– Кхе-кхе…
Камеры набросились на Лермана стаей саранчи.
– Господа, я – детектив Лерман, восьмой участок, – начал он неуверенно. Джон встретился с ним взглядом, показал большой палец. Лерман улыбнулся, расправляя плечи. – К сожалению, руководство военной полиции относится к заявлениям своего представителя без должного энтузиазма…
Репортеры встретили его слова понимающим смехом.
– …думаю, не нужно объяснять, что не все сейчас заинтересованы в том, чтобы полиция Пуданга выполняла свой долг перед гражданами.
– Прямое включение! Давай прямое включение! – замахал руками один из корреспондентов. Из машины, увешанной тарелками антенн, ему отвечали знаками. Тарелки пришли в движение.
– …при проведении операции был убит один из приспешников преступника, попытавшийся оказать вооруженное сопротивление властям и дать возможность своему сообщнику скрыться…
Джон мысленно вернулся на час назад, в темный коридор обветшалого дома, где рядом с выбитой дверью лежал умирающий человек с простреленной грудью. Чертов маньяк Кубриа прошил его прямо через дверную панель, едва заслышав шевеление с той стороны. Одному богу известно, о чем он думал, паля через дверь и яростно вопя: «Сдохни, скотина!» Должно быть, у сержанта сдали нервы: не смог пересилить себя, памятуя о недавней меткости преследуемого. Дверь выбили, закованный в бронежилет Джон ворвался внутрь первым. Выставив перед собой пистолет и закрываясь рукой с массивным фонарем он перепрыгнул через дергающееся на полу тело и устремился к окну. В квартире больше никого не оказалось, умирающий хрипел, пуская кровавые пузыри, при свете фонаря было видно, что вместо шрама на искаженном худом лице багровела грубо намалеванная полоска несмываемой краски.
Опустошение и отчаяние – вот что ощутил Джон, глядя на дело рук своих. Жизнь была кончена. Лерман взял дело в свои руки. Выручил его, как выручает сейчас, стоя под прицелом камер.
– Не дрейфь, лейтенант. Бывает. Он тут не зря оказался – сообщник как пить дать. Кабот – как там, никого? Ты, придурок! Пальни ему в лицо. Целься прямо в шрам.
Кубриа машинально подчинился, поднимая руку. Пистолет в его руке дрожал.
– Не вздумай промахнуться, осел!
Выстрел бухнул, ударив Джона прямо в сердце. И боль ушла. Охота продолжалась. Сообщник. Конечно же, это его сообщник. Он знал, что они сюда явятся; он оставил им приманку. Издевательски пририсованный шрам тому подтверждение. И они все еще идут по следу. Ты скоро устанешь, дружок. Мы тебя загоним. Никто не смеет убивать полицейских. Право стрелять первыми предоставлено только им – служителям закона.
– Гомес – одна нога здесь, другая там! Быстро сюда ствол! Любой, кроме табельного! Где хочешь рой! – продолжал Лерман свистящим шепотом. – А ты, осел, в коридор! Чтобы ни одна муха не пролетела!
Прячущий глаза Кубриа вложил револьвер в руку мертвеца, пальнул пару раз в двери. Все должно выглядеть достоверно, так сказал Лерман.
– А подробно копать никто и не будет. Беглая проверка – и всех дел, – пояснил Франциско. – На каждого мертвеца нынче сил не напасешься.
Он говорил так, словно речь шла о куске говядины.
– Соседи расскажут, что стреляли с большими промежутками, – произнес Джон, не сводя глаз с развороченного лица.
Лерман посмотрел на него, как на неразумное дитя.
– …будем продолжать преследование, даже если военные Альянса перестанут оказывать нам содействие… – продолжал разошедшийся детектив.
Джон присмотрелся к нему внимательнее. Определенно, в этой стране были люди, которым можно доверить спину. Жужжащая камера зависла перед его лицом. Он отмахнулся – нельзя!
Звонок Ханны застал его врасплох. За всей этой суетой он совсем забыл о ее существовании.
– Ты становишься известным, дорогой! – пьяно хихикнула она. – Тебя показывают по двум местным каналам. Вижу, как ты отмахиваешься от камер, неутомимый борец с преступностью.
– По какому поводу пьянствуешь, непослушная девчонка?
– А, – отмахнулась она. – Хесус наконец снял свой беспилотник. Сейчас хвастается. Собрал вокруг толпу местного сброда.
Он услышал возбужденные голоса.
– Ты в гостинице?
– Ага. Сижу в баре. Отмечаю день, когда осталась в живых. Любуюсь твоей физиономией по визору. Неплохо выглядишь, дорогой. Хотя не мешало бы побриться.
– Ты совсем пьяна, – с жалостью сказал он.
Неожиданно она всхлипнула.
– Что ты, Ханна? – встревожился он. – Что случилось?
– Так, ничего, – она продолжала хлюпать носом, – бабская истерика. Должно быть, водка слишком теплая. В этой дыре льда не сыскать.
– Не пей больше.
– Не буду, – отозвалась она тоном маленькой девочки. Если маленькие девочки способны так надраться. – Обещаю, – с трудом проговорила она. – Извини меня.
– Я приеду как только смогу, – заверил он. Желание прижать ее к себе стало нестерпимым.
– Джон, скажи этому выскочке из новостей Чанабали, чтобы убрал камеры. Не желаю, чтобы весь свет любовался на наше сюсюканье.
Он улыбнулся оглядываясь:
– А как же право граждан на информацию?
Она не поддержала его шутливый тон. Сказала серьезно:
– Приезжай скорее, ладно? Я соскучилась.
– Я тоже. – Он погрозил кулаком оператору, увлеченно снимающему их разговор.
– Ты такой уютный. Как старый плюшевый медвежонок. – Он ощутил улыбку в ее голосе и подумал, как необычно сочетается в нем трогательная нежность и холодный азарт. Любовь и готовность убивать.
27
Спрятав лицо за очками, он пересек Пласа де Вокам, влился в толпу на Белинью, прошел несколько кварталов по оживленной Ласан, потом вверх по Тандано, где свернул направо и углубился в тихие кривые улочки. Идти по оживленным улицам, где было полно полиции и желающих сдать его за деньги, было опасно, но еще опаснее было оставлять на виду свою главную примету. Он еще несколько раз поворачивал, петляя по заросшим полынью дворам; наконец оказался в узеньком переулке, где неопрятные женщины переругивались через дорогу, крича в раскрытые окна, пока их дети искали что-то в сточных канавах.
Хенрик остановился у двухэтажного дома с выцветшей табличкой «Доктор Альберто Лисиано. Косметология, удаление морщин и родинок, лечение сосудов. Второй этаж». На первом располагался офис какой-то мелкой компании с труднопроизносимым названием. Он поднялся наверх по темной лестнице, пропахшей кошками, и позвонил.
Далекий колокольчик долго тренькал впустую, пока сестра, молодая черноволосая женщина в белом халате, не выглянула и не произнесла недовольно:
– Мы договорились с доном Джаннео – плата по четвергам. Приходите завтра.
Из раскрытой двери резко пахнуло лекарствами и запахом дезинфекции.
– Мне нужен доктор Лисиано.
